Максим Суходольский Монолит под названием КПРФ дал первую серьезную трещину. Самая крупная в России партия («Единая Россия» не в счет) на глазах раскалывается по меньшей мере на два лагеря: «зюгановцев» и «семигинцев». Однако не факт, что раскол пойдет только по этим направлениям. Ответом на первый вопрос – «Кто виноват»? – стала фраза второго человека в партии. На последнем съезде Валентин Купцов в своей речи сказал: «Никто нас не победит, если мы не навредим себе сами». Как в воду глядел.
КПРФ, возникшая, по словам ее организаторов, как подлинная демократическая альтернатива «буржуазному тоталитаризму», постепенно превратилась в партию одного человека. Особенно это стало заметным в последние годы, когда кроме Геннадия Зюганова говорить от имени Компартии публично по ТВ фактически мог только координатор думской фракции Сергей Решульский. Даже «Единая Россия» на фоне КПРФ выглядела образцом демократии.
Результаты не замедлили сказаться на парламентских выборах, где Компартия потеряла 10 миллионов голосов. Это 9% от числа всех избирателей страны и почти 16% – от голосовавших. После тяжелого поражения члены партии стали искать виноватых. Одни обвинили во всем Геннадия Зюганова, другие – председателя НПСР Геннадия Семигина.
«Геннадий Первый» – так за глаза называют своего лидера в партийной тусовке, – рассудив, вероятно, что лучший способ обороны – это наступление, сразу после декабрьского пленума ЦК обрушился на «семигинцев» с гневными газетными филиппиками, обвиняя их в стремлении к расколу партии, ее коммерциализации и попытках поставить во главе партии не самого благородного в этом мире бизнесмена. Те с ответом не задержались и припомнили вождю тоже немалые грехи: авторитаризм, сектантство, связи с олигархами и т.д.
С господином Семигиным, в общем, все довольно ясно. Он, что называется, чисто конкретный российский бизнесмен. Его логика проста: если я плачу деньги 1200 секретарям райкомов КПРФ, то я должен стать сначала первым лицом в НПСР, а затем и в партии. Доводы трезвомыслящих коммунистов о том, что его избрание оттолкнет от партии массу рядовых членов и, возможно, вообще приведет партию к краху, перекрываются вариациями типа «Кто девушку ужинает, тот ее и танцует».
С господином Зюгановым все сложнее. Как говорят некоторые его же сподвижники, по своим организационным качествам главный коммунист, доведись ему работать во времена так называемого застоя, вряд ли смог бы подняться выше поста первого секретаря провинциального райкома – это был бы его потолок. Но в начале девяностых он – надо отдать ему должное – рискнул, похоже, единственный раз в жизни и возглавил новую российскую Компартию в то время, когда от нее старались держаться подальше. Поэтому слова «Зюганов» и «КПРФ» являются, как сейчас модно говорить, аффилированными единицами. Но постепенно в партии появилась внутренняя оппозиция. И вождь стал, по выражению лидера башкирских коммунистов Валентина Никитина, «больше заботиться о своем троне». Один за другим из партии стали изгоняться люди, чье мнение шло вразрез с генеральной линией вождя: Горячева, Селезнев, Глазьев.
Коммунистический лидер стал окружать себя посредственностями, на фоне которых даже он казался гением мысли. Особенно тяжелым ударом стал для коммунистов отказ от сотрудничества с Сергеем Глазьевым. Вождь опять-таки испугался, что Глазьев оттеснит его на второй план и перехватит лидерство в НПСР и партии. Мы задавали региональным лидерам коммунистов один и тот же вопрос: почему же Геннадия Зюганова его соратники раньше не «отрихтовали». Ответы оказались почти одинаковыми, хотя и звучали не очень убедительно. Дескать, такая уж у нас партия, что большинство ее членов, как во времена КПСС, во всем доверяли вождю. А уж выносить внутренние противоречия на публику вообще считалось чуть ли не смертным грехом. В общем, ленинская «партия нового типа» из КПРФ не получилась, хотя как раз в этом и заключался бы секрет ее успеха.
Второй момент, который можно вменить Зюганову в вину, – это компромиссность, на коммунистическом языке именуемая соглашательством. За всю историю борьбы с антинародным режимом фракция КПРФ ни разу (!) первой сама не инициировала вопрос об отставке правительства, которое политику этого самого режима воплощало в жизнь. Даже президенту пытались объявить импичмент, но тронуть правительство – ни-ни.
Наконец, третья причина, о которой до сих пор в партии стараются особо не говорить, – деньги. Первое грехопадение коммунистического вождя случилось еще на рубеже 1993–1994 годов. По упорно циркулирующим слухам, в этот период Геннадий Зюганов по рекомендации Владимира Гусинского взял в руководство партии и НПС трех человек, в том числе и печально известного «идеолога» Подберезкина. Как говорят, эта рекомендация обошлась олигарху в 3 миллиона долларов, присутствия которых никто в партии не заметил.
Далее было долгое и взаимовыгодное сотрудничество с корпорацией «Агропромстрой» господина Видьманова. Последний так долго «гонял деньги» между своей конторой и «Пензоагрожилстроем», что в итоге около тридцати миллионов деноминированных рублей просто исчезли, а против Видьманова было возбуждено уголовное дело.
Вообще, по мнению аналитиков, все обвинения Зюганова в адрес Семигина внешне похожи на банальную разборку двух деловых партнеров. Ибо, как поговаривают в партийных кулуарах, Семигин – не что иное, как кошелек Зюганова. По некоторым данным, в один из бизнес-проектов своего протеже «партайгеноссе Зю» даже командировал своего сына.
В новейшей истории уже был один партийный лидер, действовавший почти как руководитель отечественных коммунистов сегодня. Тот тоже окружал себя соратниками, на фоне которых сам казался выдающейся личностью. Да и денег от гонораров за книги, написанные не им самим, не гнушался... С точки зрения марксизма-ленинизма это называется правым оппортунизмом. Чем это кончилось для партии, хорошо известно. Поэтому вряд ли Зюганов переживет десятый съезд своей партии в качестве ее лидера. Нет шансов и у «семигинцев». Но это вовсе не означает конец КПРФ: Россия все же левая страна, и идеи социал-демократии и коммунизма здесь будут востребованы еще очень долго.
