Генри Резник
Генри Резник: «Сергей Юшенков никогда не одобрил бы осуждения подсудимого без достоверных доказательств его вины».
Фото Артема Житенева (НГ-фото)
Господа присяжные заседатели!
«Суд – не война», – любил повторять великий русский адвокат Федор Плевако.
Конечно, состязание сторон обвинения и защиты всегда в той или иной степени эмоционально окрашено. Нынешний процесс – не исключение. Но роль эмоций в процессе – оттенять доводы разума. И только.
Обвинение Коданева покоится, по существу, на единственном доказательстве – показаниях Винника. Остальное – группировка фактов, на самом деле являющихся предположениями. Есть, правда, показания еще одного сообвиняемого по делу – Киселева, но они производны от показаний Винника, даны с его слов, а слова эти были сказаны Винником Киселеву при обстоятельствах, которые лишают показания Киселева даже минимальной доказательственной ценности.
С рассмотрения показаний Винника я и начну.
Сторона обвинения считает эти показания правдивыми и предлагает вам вынести на их основе обвинительный вердикт, я же предлагаю вам, господа присяжные заседатели, задаться таким вопросом – каков первейший, самый главный враг правосудия? Для человека, мало-мальски сведущего в судейском деле, ответ очевиден – это оговор. Большая часть судебных ошибок – следствие злых наветов, подавляющее большинство безвинно осужденных – жертвы нераспознанной, неразоблаченной лжи. Случается, что напраслина возводится близкими, родными людьми, клевета льется из уст добрых знакомых и друзей. Но есть одна группа лиц, от которых оговоры исходят чаще всего, – это сообвиняемые по делу, причем настолько часто, что разъяснения верховных судов бывшего Советского Союза и России буквально переполнены напоминаниями о недопустимости основывать осуждение на одних только ничем не подтвержденных, тем более неисследованных, противоречивых показаниях соучастников.
Анализ показаний Винника на следствии и в суде отчетливо свидетельствует о том, что он оговаривает Коданева. Все элементы событий, о которых рассказывает Винник, изменяются от показания к показанию, причем неоднократно.
Город. Вначале Сыктывкар, затем Москва, потом опять Сыктывкар, дальше снова Москва.
Место самого разговора с Коданевым, в котором тот якобы предлагает Виннику подобрать людей для устранения Юшенкова. В показаниях на следствии дважды меняются улица в Сыктывкаре и улица в Москве, в судебном заседании неожиданно впервые местом разговора оказывается кафе. Этому противоречию Винник не смог дать хоть какое-то объяснение.
Деньги, полученные от Коданева в качестве оплаты убийства. Опять же показания дважды меняются: то Коданев вручает Виннику вначале 20 тысяч долларов, а 30 тысяч дает после убийства Юшенкова, то передает сразу 50 тысяч.
Время. Сначала Винник говорит о том, что разговор с Коданевым состоялся в конце февраля – начале марта, потом называет более определенную дату, привязывая ее к конкретному событию – прилету Коданева из Лондона, – получается март, 10-е или 11-е число. Затем, поскольку Киселев твердо говорит о феврале как о времени первого прихода к нему Винника с предложением организовать убийство Юшенкова, возвращается к первоначальным показаниям.
Объяснения Коданева Виннику, почему нужно устранить Юшенкова. На всех допросах на предварительном следствии Винник показывал: Коданев сказал ему, что Юшенкова нужно убрать до съезда «Либеральной России», который должен состояться в мае. При этом Винник добавлял, что со слов Коданева знал, что, цитирую, «тот плохо относился к Юшенкову, говорил при мне, что Юшенков разваливает партию». Больше ничего о мотивах, двигавших Коданевым, Винник ни на одном из пяти допросов на предварительном следствии не упоминал. Вот текстуальное воспроизведение показаний Винника на последнем допросе 5 сентября 2003 года, проведенном по ходатайству представителя потерпевших для устранения противоречий в показаниях обвиняемого: «Коданев прямо сказал мне, что до съезда партии, намечавшегося на май 2003 года, необходимо убрать Юшенкова. Почему именно Юшенкова и почему до съезда, Коданев мне не объяснил». Здесь мы слышали совсем другое: «Если будет Юшенков, то мне будет конец, не будет финансирования». Вот какие слова теперь приписывает Коданеву Винник, ничего общего не имеющие с ранее данными показаниями.
Следствие, понятно, интересуется, откуда у Коданева такая солидная сумма денег – 50 тысяч долларов, которой он ссудил Винника. Задает ему такой вопрос. Вот ответ, записанный в протоколе одного из допросов: «Откуда у Коданева такие деньги – я не знаю». А вот показания, зафиксированные в протоколе другого допроса: «По возвращении Коданева из Лондона он начал со мной примерно такой разговор. Юшенкова надо убрать, под «убрать» Коданев подразумевал убийство. Он также сказал, что деньги на это будут выделены Березовским и что ограничений в деньгах не будет». Вы слышали, как Винник отказался от этих показаний, уверяя, что это лишь его предположения. Но в обоих допросах участвовал адвокат. И Винник, и его защитник прочитали протокол и подписали его, не сделав никаких замечаний. Наконец, на следующем, пятом по счету допросе Винника появляются показания о сумке с полумиллионом долларов, будто бы привезенных им Коданеву из какого-то модельного агентства.
Продолжу. Получение вознаграждения от Коданева за участие в устранении Юшенкова. Опять нестыковка. Воспроизвожу показания Винника, данные на 4-м допросе 31 июля 2003 года, то есть спустя больше месяца со дня ареста: «Коданев сказал, чтобы я нашел надежного человека для того, чтобы убрать Юшенкова. Я понял, что речь идет об убийстве Юшенкова. В ходе разговора Коданев дал мне 10 тысяч долларов. Я понял, что эти деньги Коданев дал мне как вознаграждение за то, что я найду надежного человека». Какие же показания мы услышали в суде? А то, что Коданев отстегнул Виннику 10 тысяч долларов из привезенной ему Винником сумки с полумиллионом американской валюты. Ничего подобного Винником не заявлялось на всем протяжении предварительного следствия.
И эти показания вступают в полное противоречие с тратами Винника в период работы помощником Коданева. На предварительном следствии Винник показал, что из денег, полученных от Коданева, 6 тысяч долларов употребил на покупку автомашины «Шевроле». Справку о продаже Винником 6400 долларов приобщили к делу в качестве доказательства именно того, что деньги ему были действительно Коданевым переданы. Я специально несколько раз в судебном заседании задавал Виннику вопросы, приобретал ли он «Шевроле» на деньги, полученные от Коданева, и покупалась ли им машина одновременно с сыном Коданева. Каждый раз раздавался утвердительный ответ. И ответ этот оказался ложным. Автомобили Коданев-младший и Винник покупали в конце марта, а валюта была продана Винником аж в июне.
Подытожу. Показания Винника могут быть включены в любое криминалистическое пособие в качестве наглядного примера оговора. Когда я упоминал о жертвах злых наветов, то имел в виду прежде всего случаи последовательной, продуманной, устойчивой лжи, с трудом поддающейся распознаванию. Винника никак нельзя отнести к записным лгунам. Своими показаниями он подтвердил общее правило, что «хорошо солгать» обычно труднее, чем сказать правду. По той причине, что лгущему приходится изгонять из памяти то, что действительно произошло и потому хорошо запомнилось, но что нужно скрыть, и запоминать то, что лишь придумано и запоминается труднее. Лавирование между правдой, которую нельзя говорить, правдой, которую можно говорить, и ложью, которой надо заменить утаиваемую правду, Виннику явно не удалось.
Попытка стороны обвинения представить кричащие противоречия в показаниях Винника как несущественные опровергается элементарной житейской психологией. Известно, что хорошо запоминаются как раз необычные события. Согласитесь, что предложение организовать убийство, получение крупных сумм иностранной валюты, каких никогда не держал в руках, должно было врезаться в память Винника. Не запечатлелось, потому как было придумано взамен действительных событий.
Но оговор обычно все же дается нелегко, тем более когда оговариваешь человека, от которого видел и получал только добро. И ложь в показаниях Винника не выдерживает проверки очной ставкой. Он оказывается не в состоянии подтвердить свои показания, глядя в глаза Коданеву. Отказ подтвердить свои показания на очной ставке Винник объяснил в самом конце судебного заседания плохим самочувствием. Ссылка на плохое самочувствие содержится и в протоколе очной ставки, но она там не единственная и не основная. Винник заявляет, что отказывается давать показания, используя право, предоставленное ему статьей 51 Конституции России, то есть не свидетельствовать против себя самого. Плохое самочувствие не помешало его доставке в кабинет следователя, не препятствовало ответить на вопрос о том, знает ли он Коданева и в каких отношениях с ним находится, но, оказывается, мешает сказать две фразы о том, что Коданев заказал Юшенкова и оплатил заказ. Полагаю, несерьезность такого объяснения вам абсолютно очевидна.
Рассматривая показания Винника, я хочу обратить ваше внимание еще на одно обстоятельство. Следствие почему-то считает возможным не выполнять в отношении Винника требование закона об обязательной проверке показаний обвиняемых – вам предлагается верить ему на слово. Винник показывает, что спрятал сверток с 30 тысячами долларов под шкаф в гостиничном номере, где они благополучно пролежали свыше месяца. Показания, скажем так, весьма любопытные. Но они не проверялись – номер даже не был осмотрен. В результате нам неизвестно, что за шкаф был в номере, можно ли было подложить под него сверток такого размера, каков был зазор между шкафом и полом, был ли предмет такого размера заметен, почему так случилось, что он не был обнаружен уборщицей, а за месяц должно было быть минимум три генеральные уборки. Предлагается просто верить Виннику и никаких сомнений в правоте его слов не испытывать.
Показания Винника с кричащими противоречиями и производные от них показания Киселева – вот вся опора обвинения. Но и эта шаткая конструкция рушится, соприкоснувшись с объективными фактами.
Для устранения Юшенкова у Коданева должен был быть хоть какой-то более или менее понятный мотив. Преступление без мотива – все равно что статуя без головы.
Государственный обвинитель утверждает, что Коданев, будучи председателем одного из крыльев расколовшейся партии «Либеральная Россия», убоявшись ее предстоящего объединения, решил устранить своего конкурента, дабы сохраниться в качестве лидера партии и распоряжаться ее финансовыми средствами. Но доказательств тому не добыто. Напротив, налицо доказательства противоположного. Раскол в «Либеральной России» возник после того, как часть членов политсовета не поддержала решение об исключении Бориса Березовского из партии и поставила целью вернуть его на должность сопредседателя. Поскольку понимания эти лица не встретили и сами были исключены из партии, они стали активно расширять число сторонников, провели собственный съезд 7 декабря 2002 года в Санкт-Петербурге, на котором Коданев был выбран председателем партии. Не лидером. Лидером был избран сам Березовский. Так в «Либеральной России» образовались два крыла, пошли взаимные обвинения и отлучения.
Конфликт существовал, однако, на поверхности. А внутри, под покровом, шло тихое, но эффективное сотрудничество. Оба крыла на него были обречены. Их объединил общий интерес – зарегистрировать в апреле 2003 года 45 региональных отделений партии. В противном случае «Либеральная Россия» просто исчезла бы с политической сцены. Поэтому бурную полемику о возможности объединения в один предвыборный блок с коммунистами между представителями двух крыльев можно уподобить спорам родителей о том, как назвать находящегося в утробе ребенка. Они никак не могут договориться об имени, но оба заинтересованы в появлении ребенка на свет. По этой причине лидер официально признанного крыла партии Юшенков и председатель исполкома Дельмаев выдавали документы для регистрации мятежных местных отделений, закрывая глаза на их нелояльность. Попытка оспорить данный факт, предпринятая представителями обвинения, опровергается исследованными в судебном заседании доказательствами. О том, как сторонниками крыла Березовского создавались новые отделения в тех краях и областях, где их ранее вообще не было, подробно рассказал свидетель Парамонов. Факты выдачи документов для регистрации таких отделений подтвердил и сопредседатель официально признанной «Либеральной России» – Похмелкин. Последние сомнения на этот счет были развеяны допросами свидетелей Бахитова из Карачаево-Черкесии и Дубровских из Коми-Пермяцкого округа. Выяснилось, что опальные руководители местных отделений направляли в Москву других – своих, естественно – людей и тем преспокойно выдавались необходимые документы.
Апрель. Вновь привлекаю ваше внимание к этому сроку. В апреле предстоит официальное признание партии «Либеральная Россия», без которого все теряет смысл – партия исчезнет. И именно в апреле происходит убийство Юшенкова, потому что, согласно показаниям Киселева, в начале этого месяца к нему приходит Винник и передает слова Коданева: «Если Юшенков не будет убит в середине апреля, все теряет смысл». Выходит, цель Коданева – вовсе не захват власти в партии. Нет, он, оказывается, стремится к другому – сорвать регистрацию «Либеральной России», уничтожить ее. Вот почему, господа присяжные заседатели, согласие с обвинением будет означать одновременно признание Коданева либо умалишенным, либо внедренным в «Либеральную Россию» агентом враждебных ей сил.
Даты, сроки – они многое объясняют в данном деле. Слухи об объединении, якобы напугавшие Коданева и побудившие его «заказать» Юшенкова, привязаны к полету Юшенкова к Березовскому в Лондон 5–7 марта. Следствие также стремилось связать «заказ» с этим периодом – Винник, как уже упоминалось, изменял свои первоначальные показания о времени первого разговора Коданева с ним об устранении Юшенкова с конца февраля на 9–10 марта, то есть через день-два после прилета Коданева из Лондона. Но Киселев твердо называет месяц прихода к нему Винника с предложением организовать убийство Юшенкова – февраль. В феврале никаких признаков будущего политического объединения не наблюдалось – напротив, продолжались жесткое противостояние. Следовательно, оснований тревожиться о предстоящем объединении в феврале у Коданева не было. Вновь обвинение расходится с фактами.
От многих свидетелей нам приходилось слышать об объединительном съезде, ожидаемом где-то в мае–июне. Но надежды на объединение у Березовского и Коданева были связаны как раз с именем Юшенкова. С устранением Юшенкова всякие надежды на слияние вмиг утрачиваются. Власть в партии тогда переходит к другому сопредседателю – Похмелкину. А тот, в чем мы здесь все убедились, что было ясно всем членам «Либеральной России» еще в октябре 2002 года и что в итоге произошло, на объединение с Березовским не пойдет ни при каких вариантах. Опять выходит, что как для Коданева, так и для возглавляемого им крыла партии убийство Юшенкова оказывается политическим самоубийством.
Сколько-нибудь внятных мотивов для устранения Юшенкова у Коданева не удалось найти ни на предварительном, ни на судебном следствии. Мотивы, которые сейчас фигурируют в суде, были ему приписаны буквально в последние дни предварительного расследования. Арестован Коданев по иному обвинению – в том, что он участвовал в организации убийства Юшенкова по поручению неустановленных лиц из корыстных побуждений. На этих неустановленных лиц выделено уголовное дело, и в постановлении следователя, вам оглашенном, они названы подстрекателями преступления. Подстрекателями уголовный закон называет людей, склонявших других к совершению преступления путем угроз, подкупа или уговоров. Мотивы убийства Юшенкова, вмененные Коданеву прокуратурой, не сочетаются с наличием подстрекателей, практически их исключают. Невозможно представить себе лиц, которые подкупали или уговаривали Коданева, тем более угрожали ему для того, чтобы побудить его к единоличному захвату партии и контролю за финансовыми потоками.
Слова об угрозах звучали здесь в судебном заседании по другому поводу, и они вместе с некоторыми другими обстоятельствами позволяют пролить свет на приметы, разумеется, весьма обобщенные, этих не установленных прокуратурой, но признаваемых ею лиц. Винник побудил Киселева организовать убийство Юшенкова опасениями, что в случае отказа возникнет угроза им обоим и их семьям. По показаниям Киселева, данным здесь перед вами, Винник действительно был напуган, и этот страх передался ему тоже. Но Винник не мог испытывать страх расправы за невыполненный заказ перед Коданевым – одиночкой, неожиданно для себя оказавшимся в Москве и вызвавшим Винника из Сыктывкара к себе в помощники, чтобы иметь рядом хоть одного хорошего знакомого. Никаких оснований бояться Коданева не было и у Киселева. Напомню вам его сказанные здесь слова: «Я боялся не Коданева, а тех, кто стоял за ним». С Коданевым Киселев не контактировал, о его причастности к заказу на убийство, как и о лицах, стоящих якобы за ним, судит со слов Винника. Тот определенно поделился с ним какой-то информацией о них, но сообщить ее, как вы помните, Киселев категорически отказался.
По данному делу следствие поджидала редкостная удача – оставленные на месте преступления отпечатки пальцев стрелявшего. Преступление должно было быть раскрыто за несколько дней, максимум за неделю, ибо в каждом регионе давно существуют автоматизированные дактилоскопические системы. Если я сказал неправду, пусть прокурор меня опровергнет. Однако сведения из Коми о том, кому принадлежат выявленные отпечатки, в Генеральную прокуратуру не поступили. Почему – из материалов дела не видно. У защиты есть веские основания полагать, что своевременная передача информации была заблокирована кем-то, располагавшим такой возможностью, и если бы не случайность, о чем верно упомянул государственный обвинитель, раскрыть убийство Юшенкова не удалось бы.
И вновь привлеку ваше внимание к середине апреля – времени, о котором Винник сообщил Киселеву как об обязательном для исполнения заказа на убийство. Я обосновывал, что Коданев не мог назвать Виннику этот период, если только он не сумасшедший. Значит, апрель был назван теми неустановленными лицами, кто действительно хотел сорвать регистрацию «Либеральной России».
Вот почему я берусь утверждать, что самая драматическая фигура на скамье подсудимых – Александр Винник, скрывающий истинных заказчиков преступления и назвавший взамен их или, скорее всего, по их указанию – он ведь боится их мести и переживает за безопасность семьи – Михаила Коданева.
Прокурор, настаивая на вынесении Коданеву обвинительного вердикта, говорит вам: «Из того, что Винник не мог быть заказчиком убийства Юшенкова, таким заказчиком мог быть только Коданев». Почему? Да потому, как убеждает вас государственный обвинитель, невероятно, чтобы им был кто-то другой. И такое утверждается после просмотра видеокассеты с записью передачи «Независимое расследование», в которой прозвучало столько версий убийства Юшенкова?!
Политическое пространство России давно представляет собой минное поле. Убийство Юшенкова – не первое убийство известных политиков. Достаточно вспомнить Старовойтову, Рохлина, того же Головлева, сопредседателя «Либеральной России».
Представители стороны обвинения переворачивают ситуацию, извращают стоящую перед вами задачу. Вас убеждают: «Да, показания Винника путаные и противоречивые, да, мотивы преступления у Коданева не просматриваются, но его нужно признать виновным, поскольку никого другого в качестве заказчика назвать нельзя». С твердого фундамента фактов вас уводят на зыбкую почву гаданий и предположений. Перед вами стоит вопрос не «Кто заказчик убийства?», а «Доказано ли, что заказчик убийства Коданев?». И ответить на него надо только на основе исследованных в судебном заседании доказательств.
Речь моя близится к завершению.
Прокурор и представитель потерпевших страстно уверяли вас в своей абсолютной уверенности в виновности Коданева.
Я не буду, в отличие от стороны обвинения, пытаться гипнотизировать вас своим убеждением. Все участники процесса в одинаковом положении. Мы не являлись очевидцами преступления и судим о нем по имеющимся в деле доказательствам. Наша убежденность в доказанности или, напротив, недоказанности обвинения сама по себе аргументом не является. И когда я сейчас заявляю о недоказанности виновности Михаила Коданева, то одновременно говорю, что саму по себе мою убежденность, как и убежденность моих процессуальных противников, на весы правосудия не положишь. И я призываю вас не верить на слово ни представителям обвинения, ни мне. Высказанные нами доводы – для вас только наброски. Они должны помочь вам подвергнуть всю совокупность доказательств строгому, беспристрастному анализу. Такого не замутненного никакими пристрастиями анализа я и жду от вас.
Сергей Юшенков был настоящим либералом, человеком свободомыслящим, с высокой правовой культурой. Он никогда не одобрил бы осуждения подсудимого без достоверных доказательств его вины.
