Абу Насыр
Материнское горе не излечат ни время, ни доктора.
Фото Валерия Кутумова
Мы к вам заехали на час,
а ну скорей любите нас┘
Ну-ка все вместе, уши
развесьте,
лучше по-хорошему хлопайте
в ладоши нам┘
═
Песня из мультфильма «Бременские музыканты»
═
Сколько цветов у радуги?! Ответ на этот вопрос каждый из нас знает с детства. Семь. Да, ровно семь, семь цветов радости, надежды, любви и счастья. Семь цветов веры в самое светлое, чистое и непорочное. Семь цветов, по своей чистоте сравнимых разве лишь с кристальной слезой младенца, только что пришедшего на этот свет. Пришедшего в этот мир для того, чтобы исполнить свою миссию, именно ту миссию, которая каждому из нас, еще до рождения, предопределена свыше. И у каждого она своя, отличная от других.
Ни одна мать, качая под луной колыбель, не думает о том, что однажды утром, проводив своего сына из дома, она не встретит его вечером у порога. Ни одна мать не поверит в то, что, отдавая свой долг отчизне в мирное время, ее сын, рядовой солдат, вернется в отчий дом в цинковом гробу.
На Востоке издревле есть поверье, что несчастен тот, кто потеряет родителей, но безутешен тот, кому суждено проводить в последний путь своего ребенка.
Я сижу дома у Муборак Отабековой, в простой узбекской махалле, где все зеркала и окна занавешены черным цветом. Цветом скорби, печали и боли. Цветом, которому нет места в Радуге. Цветом материнской беды и безутешности по только что похороненному сыну.
Ее глаза уже давно высохли от слез, у нее их просто не осталось. В них навечно застыло материнское горе, которое не излечат ни время, ни доктора.
Еле слышно читая молитву, она нежно, с любовью, на которую может быть способна лишь мать, гладит портрет своего сына Анваржона, простого солдата узбекской армии Анваржона Отабекова, так же как и десятки других, отдавшего свою жизнь ради мирного неба над родной землей. Отдавшего свой долг Родине ценой собственной жизни, в которой он не успел отлюбить, не успел вырастить яблоневый сад, о котором мечтал со школьной скамьи, не успел подарить жизнь будущему поколению, которое будет жить в других измерениях и, надеюсь, всегда будет помнить о том, какую высокую цену заплатили их отцы за счастье своих детей.
Муборак-опа медленно встает со стула и молча уходит в другую комнату. Ей сейчас хочется побыть одной, и в этом повинен я, разбередивший ее душу вопросами об Анваржоне, о его детстве и жизни. О той трагической пятнице 13 мая, разделившей кровавой чертой ее жизнь на до и после. До – до было все самое светлое, чистое и непорочное, что может быть у каждой матери. Первый крик ее новорожденного сына, первый шаг, первое слово, бережно хранимый атласный платок, подаренный ей сыном с первой зарплаты. После – после останется лишь материнская скорбь и память, в которой до конца своих дней она сохранит светлый образ своего сына. Я смотрю на портрет Анваржона, простого узбекского парня, на первый взгляд ничем не отличающегося от сотен, тысяч других парней, и ловлю себя на мысли о том, а смог бы я, окажись на его месте, так же самоотверженно сражаться с вооруженной толпой религиозных фанатиков, решивших для захвата военного арсенала устроить кровавую бойню со своими братьями, так же, как и они, выросшими на этой благодатной земле под теплым узбекским солнцем? Увы, у меня нет точного ответа на этот вопрос. Так же, как и нет ответа на вопрос, смогу ли я вновь прийти на площадь перед памятником Бобура, который стоит у здания областной администрации Андижана, – не вспоминая о тех женщинах, которые сидели у его подножия, и бегающих вокруг них детях.
Я не знаю, смогу ли, вновь пройдя по этим местам, не думать о Мухаммаде, четырнадцатилетнем мальчишке, с которым говорил в тот день под звук автоматных очередей.
Я не знаю, будут ли мои глаза вновь полными слез, как в ту трагическую пятницу, когда, передавая по телефону репортажи с места событий, осознавал свое полное бессилие изменить идущий по умело написанному сценарию кровавый ход событий.
Я не знаю, смогу ли простить себе то, что не мог увести с площади женщин и детей, которым авторами этой драмы была уготована участь живого щита, надежно охраняющего исполнителей андижанского кошмара, спрятавшихся за ними в бронежилетах с автоматами в руках.
Все эти вопросы, увы, так и останутся надолго без ответов. Лишь время, из года в год врачующее душевные раны, возможно, сможет дать мне точный ответ. Да, я сам себя тешу пусть призрачной, но все же надеждой пусть спустя время, но все же получить ответы на мучающие меня вопросы.
Говорят, что ждать и догонять хуже всего, но даже в ожидании и в погоне у человека всегда остается надежда, надежда на то, что он достигнет своей цели. Возможно, древние просто забыли сказать будущим поколениям о том, что гораздо страшнее жить без надежды и веры. Веры в завтрашний день. День, который с утренним лучом принесет то светлое будущее, о котором мечтают все.
Еще совсем недавно, всего каких-то пятнадцать лет назад, все население одной шестой части планеты, а также дружественных нам стран своим светлым будущим видело коммунизм.
Мы верили и помнили об этом, прикалывая на груди октябрятскую звездочку, мы хором пели об этом песни под пионерский марш, становясь затем надежной опорой Коммунистической партии.
Древняя легенда гласит, что царь Соломон никогда не расставался с кольцом, на котором была надпись: «Все пройдет». Когда Соломона хоронили, кто-то из близких решил снять с царской руки украшение, на внутренней стороне которого была другая надпись: «Пройдет и это». Именно так и случилось с нашим первым светлым будущим, которое уже безвозвратно кануло в Лету. Но свято место пусто не бывает, и теперь мы все строим новое светлое демократическое будущее. Только вот, увы, те, кто несет в массы это «новое светлое», мне порой напоминают бывших работников идеологического сектора ЦК. Не важно, что одеты они не в инкубаторские костюмы от «Большевички» и вышли не из трудового народа. Даже не имеет значения, что, как правило, говорят они на чужеземных языках, увы и ах, но от перемены мест слагаемых сумма, кажется, также, как и прежде, не меняется.
Полуторачасовое ожидание в теплый воскресный день, вначале у стен посольства США в Узбекистане, а затем в небольшом подвальном помещении, как и обещали устроители пресс-конференции, все же увенчалось триумфом пишущей братии, на встречу с которой в сопровождении посла Джона Пурнелла пришли сразу три члена Конгресса США, озарив собравшихся своими белоснежными улыбками.
Time is money – время деньги – широко разрекламированный заокеанский слоган сработал и на этот раз. Прилетевшие на три часа в Ташкент сенаторы Мак Кейн, Грехэм и Сунуну коротко и ясно изложили всем собравшимся основную цель своего скоротечного визита в Узбекистан, лежащего на их пути с Кипра в Киргизию, где, по странному стечению обстоятельств, после их приезда «демократические силы» все же смогли штурмом взять здание опального Верховного суда республики.
Я внимательно слушал спич известного политика, коим, вне всяческих сомнений, и является сенатор Мак Кейн, и мое сознание поневоле перенесло меня в студенческие годы, когда, подрабатывая летом в колхозе, я вместе со своими товарищами слушал в душном зале местного клуба речь штатного лектора столичного обкома партии. Аппаратчика из прошлого тогда мало волновали чаянья и нужды собравшейся молодежи, которая наперебой стремилась задать ему вопросы.
В стране полным ходом шли перестройка, демократизация и гласность. Мы уже не вели холодную войну с Западом, а наш президент стал почетным гражданином Германии и при его зарубежных поездках толпы людей радостно скандировали: «ГОРБИ».
Но, увы, почтившему нас вниманием проводнику политики партии и правительства гораздо важнее было поставить еще один плюс в своем лекционном блокноте.
Это было последнее лето Великой Державы, к концу года развеявшей миф о несокрушимости самого передового государства на планете.
Не помню, кто из древних мыслителей изрек: «Убив одного человека, ты превратишься в преступника, но лишив жизни сотни людей, тебя ждет слава завоевателя». Гибель людей – это всегда трагедия, и при этом абсолютно не важно, погиб один человек или сотни. Каждая жизнь бесценна, поскольку дана Всевышним и забрать ее у человека вправе лишь он один.
Я искренне признателен сенатору Мак Кейну за то, что, отвечая на мой вопрос, он высказал слова сожаления и сочувствия по поводу происшедшей в Андижане трагедии. Так же как искренне благодарен всем тем, кто сегодня скорбит вместе с народом Узбекистана. Но мой вопрос к сенатору заключался в другом – являются ли, на его взгляд, андижанские события, в ходе которых были совершены нападения на воинскую часть и патрульно-постовую службу, сопряженные с многочисленными убийствами и захватом большого количества оружия и заложников, террористическим актом? ДА или НЕТ?!
Казалось бы, простой вопрос, тем паче для такого маститого политика, ранее выдвигавшегося в качестве одного из кандидатов на пост президента США от Республиканской партии как альтернатива Джорджу Бушу. Простой вопрос для ветерана Вьетнама, не один месяц проведшего в плену и не понаслышке знающего о всех ужасах, через которые приходится пройти заложникам.
Увы, но на этот вопрос, впрочем, как и на целый ряд других вопросов моих коллег по журналистскому цеху, сенатор Мак Кейн так и не дал внятного ответа. Думаю, не ошибусь, если скажу, что на все вопросы у сенаторов в принципе был один универсальный ответ, строившийся на их «обеспокоенности андижанскими событиями, которые противоречат правам человека и демократизации, из чего следует, что правительство Узбекистана должно незамедлительно зарегистрировать оппозиционные партии и разрешить проведение международного расследования, отказ от которого может привести к ухудшению взаимоотношений между Узбекистаном и США», а поддержка позиции Узбекистана в вопросе международного расследования Россией лично у сенатора Грехэма «вызывает большое беспокойство», усиленное тем, что он узрел «в этом пироге участие Китая» и эта «тройка» его сильно озадачивает.
Да, от перемены мест слагаемых сумма по-прежнему не меняется.
«┘движется к неоимпериализму во внешней политике и авторитарному контролю во внутренних делах┘ Заговор против сил демократии и рыночного капитализма в ┘ угрожает отношениям ┘ и США и несет угрозу холодного мира между Вашингтоном и... »
Нет, это не опечатка и не ошибка корректора, я намеренно удалил из речи сенатора Мак Кейна название страны и ее столицы, только вот страна эта не Узбекистан, а столица не Ташкент, речь идет о России и Москве. Делая это заявление несколько лет назад, американский сенатор призвал президента Буша не приглашать Россию на саммит «большой восьмерки» в июне 2004 года, заявив тогда о нарушениях свободы слова в России и гибели большого количества мирных жителей на территории Чечни.
Примерно год спустя, руководя делегацией сенаторов, Джон Мак Кейн заявил, что США обеспокоены многочисленными нарушениями в ходе предвыборной кампании, ситуацией с демократией и свободой слова, но на этот раз уже на Украине. Тогда американская делегация во главе с Мак Кейном особо подчеркнула, что запланированное внесение изменений в Конституцию самостийной Украины поставит кандидатов на пост президента страны в неравные условия и это будет означать, что Вашингтон может не признать результаты выборов.
Пусть с третьей попытки, но выборы главы незалежной страны все же состоялись и даже были признаны не только сенатором Мак Кейном. Только вот вопрос, не потому ли, что высший пост в государстве занял именно тот кандидат, чья победа, заметьте, задолго до начала предвыборной гонки была заранее признана США победой демократии и означала, что выборы были транспарентными. Да, именно так и звучала официальная позиция США: «Выборы на Украине будут признаны демократическими только в том случае, если победит Ющенко».
Я не имею права судить о том, является ли Виктор Ющенко лучшим выбором для своей страны или нет. Ответ на этот вопрос даст время, и мне бы очень хотелось, чтобы спустя годы миллионы украинцев были благодарны президенту Ющенко за развитие своей страны. В этой ситуации меня изумляет другое: принципами какой демократии руководствовались господа Мак Кейн и компания, так беззастенчиво вмешиваясь во внутренние дела, я подчеркиваю, независимого и суверенного украинского государства?!
Я не стану мучить читателя новыми цитатами из последующих высказываний сенатора Мак Кейна, когда в интервью телеканалу «Фокс» он в очередной раз предложил не пускать Россию на саммит «большой восьмерки», мотивируя это тем, что именно такой шаг со стороны США должен стать наказанием, да, я не ошибся, именно наказанием для России за поставки ядерного топлива в Иран. По мнению сенатора, подобные действия России должны негативно влиять на развитие взаимоотношений между двумя странами и вызвать жесткую реакцию с американской стороны.
У каждой страны и у каждого народа своя история, свои успехи и свои ошибки. Историю, конечно, можно попробовать переписать сызнова и трактовать на нужный лад. Всему свое время – каждому свое. Только делать это и оценивать наши действия должны последующие поколения, а не сенатор Мак Кейн, лорд Джадд или кто-либо из наших современников. И уж тем более не к лицу сенатору супердержавы пытаться печь из России, Китая и Узбекистана пироги в тот час, когда после кровавой драмы плачут женщины, дети и старики.
Стоя у руин нью-йоркских «близнецов», я всегда вспоминаю о том, как прежде любовался вместе со своей девушкой с их смотровой площадки видом Манхэттена. Я всегда вспоминаю о том, как весь мир содрогнулся от ужаса трагедии 11 сентября 2001 года. Сотни, тысячи, миллионы людей из разных стран, со всех континентов, переживали и искренне плакали тогда вместе со всеми американцами. Я никогда не забуду о том, как, находясь в Лондоне, узнал из телевизионных новостей о кошмаре «Норд-Оста» и как британцы выражали мне тогда свое неподдельное сочувствие трагически погибшим в Москве. Я уверен в том, что никто из нас, из простых людей, а не политиков, не думал в то время о том, какие мы можем получить преференции и как поднять собственный рейтинг на крови безвинно убиенных людей.
Мы просто скорбели, скорбели вместе с семьями тех, кто потерял своих родных и близких во время эти кошмаров. Мы просто плакали от счастья, когда видели спасенных заложников Буденновска, и просто кричали от боли за погибших в Беслане детей. Мы просто испытывали те чувства, которые должен испытать любой человек, увидевший и переживший кромешный ад при жизни.
Мне трудно судить о том, на какие факты опирался в своей статье Юрий Нашев, возлагая ответственность за трагедию семисот зрителей «Норд-Оста» и призывая пикетировать с плакатами: «Бжезинский, Мак Кейн и Либерман, уберите свои кровавые руки от Чечни». Нет, я ничего не перепутал, любой желающий может найти во всемирной паутине эту статью по адресу: www.forum.msk.ru/files/021025110325.html. Думаю, что, если у кого-то возникнет необходимость спросить об этом у Нашева, он сделает это лично. Мне лично трудно судить об этом, так же как и трудно судить о том, на какие факты опирался сенатор Мак Кейн, заявивший в ходе пресс-конференции в Ташкенте о том, что во время андижанских событий «погибло некоторое число невинных людей».
Мне трудно судить о том, почему незадолго до андижанской трагедии, буквально накануне, зарубежные СМИ попросту забросали МИД Узбекистана обращениями с просьбами в срочном порядке предоставить аккредитацию их корреспондентам.
Мне трудно судить о том, на какие достоверные источники опирались некоторые из моих собратьев по перу, говоря о сотнях и тысячах погибших в Андижане, при этом не смущаясь при оценке роли государства в этих событиях. Мне трудно судить о том, почему в пятницу, 13 мая, прилетев из Ташкента первым и единственным в тот день рейсом в Ферганскую долину, я никого из них не встретил непосредственно в эпицентре разыгравшейся в Андижане драмы.
Мне трудно судить о том, кто и каким образом считал всех погибших и пострадавших во время андижанских событий, затем щедро снабжая этой информацией всех желающих.
Мне трудно судить о том, почему посольства некоторых западных стран, согласно их собственным заявлениям, собирали информацию о происходящем в Андижане, получая ее по телефону от людей, непосредственно находящихся на месте событий. Мне трудно судить о том, кто эти люди и почему у них такие тесные связи с посольствами, поскольку не только в Андижане, но и во всей Ферганской долине нет ни одного консульства и ни одного дипломатического представительства.
Мне трудно судить о том, почему убивающие и захватывающие в заложники людей для некоторых политиков превращаются, словно по мановению волшебной палочки в их искусных руках, из обычных террористов в борцов за свободу.
И я никогда не смогу объяснить Муборак Отабековой, как и сотням других матерей, потерявших своих детей во время андижанской трагедии, что их дети были убиты «борцами за демократию», а не беспощадными варварами, заслужившими проклятия родного народа.
И я никогда не смогу понять того, почему организовывающие взрывы и убивающие людей на Западе религиозные фанатики и экстремисты являются террористами, а их братья по оружию, творящие эти бесчинства на просторах СНГ, считаются, как правило, «борцами с режимом».
Я никогда не пойму того, почему разноцветные, но, увы, далеко не радужные «демократические революции» должны экспортироваться из одной нашей страны в другую, как товар, за который, наверное, кто-то платит из своего, а может, даже из государственного кармана, и почему мы, как прежде, повинуясь выработанной годами социалистического строя привычке, сначала должны выстраиваться в очередь за этим импортным дефицитом, затем долго вертеть в руках иноземную диковинку, вспоминая «добрым словом» производителя, «запамятовавшего» приложить к ней руководство по эксплуатации, а в конечном итоге, осознав никчемность зарубежной безделушки, послать в сердцах ее создателей, занятых уже в это время поисками новых рынков сбыта для своей продукции.
Просто мне бы хотелось понять, почему так же, как в далеком советском прошлом, у нас по-прежнему срабатывает синдром «интуриста», при котором наш соотечественник, попавший в нестандартную ситуацию за рубежом, должен постоянно и перед всеми затем оправдываться, а набедокуривший у нас на родине западный турист всегда под защитой своего посольства и страны.
Просто мне бы хотелось знать, почему мы не требуем проведения международного расследования по фактам нарушений прав человека в тюрьмах Абу-Грейб или Баграм и почему эти факты не противоречат принципам демократии?!
Просто мне бы хотелось знать, почему и перед кем мы должны и, если хотите, обязаны оправдываться, когда нас пытаются обвинить за Чечню или Андижан?!
Десять лет назад в интервью Первому каналу российского телевидения я сказал, что, несмотря на наличие российского паспорта, я не чувствую себя иностранцем ни в одной из стран СНГ и моя родина везде, где пролегала территория СССР. Сегодня, когда я пишу об этом, знаю, что просто не могу поступить иначе, потому что, промолчав сегодня, завтра я не смогу смотреть в глаза подрастающему поколению. И никто и никогда не сможет упрекнуть меня в обратном, поскольку нигде и никогда я не был обласкан ни одной властью и ни при каких обстоятельствах не шел на компромисс со своей совестью.
Захват заложников в Буденновске, взрывы в Ташкенте, Москве и Нью-Йорке, «Норд-Ост», Беслан, Андижан. Этот список, возможно, не окончен, но каждому из нас хочется надеяться и верить, что этот кровавый список больше не будет продолжен. Даже если это кому-то необходимо. Даже если на это выделены многомиллиардные средства. Даже если за последнюю точку в этом ужасном списке нам придется платить собственной жизнью.
Много лет назад, в далеком детстве, приехав погостить к бабушке, мы с братьями подрались, не поделив между собой новые санки. Увидев это, она собрала нас всех вместе и, не коря за шалость, каждому из нас дала в руки хипчин (метла из мелких прутьев), наказав любой ценой переломить его надвое. Как мы ни тужились, но ни у одного из нас хипчин так и не сломался. Сжалившись над нами, бабушка объяснила, что сила хипчина в том, что все прутья крепко держатся друг за друга и сломать их можно только поодиночке. С той поры мы больше никогда не дрались ни из-за санок, ни по другим причинам, но всегда горой стояли один за другого, даже когда силы были не равны.
Сегодня и у России, и у Америки, и у Узбекистана, впрочем, как и у всего прогрессивного мира, есть только один коварный и беспощадный враг, порой скрывающий свое истинное лицо и кровавый оскал под маской псевдореволюционной борьбы, но даже под ней остающийся международным терроризмом. Международным терроризмом, у которого никогда не было, да и не может быть ни союзников, ни стратегических партнеров. Вот только бороться с ним нам предстоит либо всем вместе, либо поодиночке. И кто победит в этой борьбе, покажет лишь время.
