Дмитрий Бадовский
Дискуссии и конфликты между членами правительства часто напоминают парадоксальную клиповую стилистику.
Фото Александра Шалгина (НГ-фото)
«Высокие риски политической неопределенности» – таков наиболее распространенный вердикт политических экспертов, бизнеса и СМИ при ответе на вопрос о том, что более всего ограничивает развитие сегодняшней России.
Иначе говоря, если есть причина, которая мешает стране максимально эффективно реализовать свой стратегический потенциал и благоприятные конъюнктурные возможности, то это непрозрачность, непоследовательность, а часто и непредсказуемость властных действий и решений в политике и экономике.
═
Под ковром
═
Объяснения подобной ситуации традиционно чаще всего сводятся к противостоянию различных башен Кремля и подъездов здания администрации президента на Старой площади по поводу вопроса о власти в России. Соответствующие объяснения дела ЮКОСа, стратегий развития «Газпрома» и «Роснефти», загадочных периодических появлений и исчезновений поста президента из текста союзной Конституции России и Белоруссии у всех на слуху.
Возвышение Сергея Иванова и выход из тени Дмитрия Медведева также во многом объясняются сложными предстартовыми маневрами операции «Преемник-2008». Даже появлению на кремлевском Олимпе фигуры Сергея Собянина приписывают некий глубокий смысл.
Все это вполне естественно. В конце концов никто не отменял справедливости стародавних слов Черчилля о том, что политическая борьба в России есть схватка бульдогов под ковром. И одним из проявлений такого способа организации политического процесса всегда являются периодически доносящиеся из-под этого самого ковра весьма противоречивые и искаженные сигналы, отражающие всю напряженность внутривидовой политической борьбы.
Однако было бы неверно и слишком поверхностно объяснять все сегодняшние примеры «раздвоения» логики властных действий и решений высокими материями борьбы за власть в стране вообще и за победу на выборах 2008 года в частности.
═
Мерцающие правительства
═
Есть целый ряд иных особенностей современной российской политической системы, объясняющих гораздо более многочисленный класс, скажем так, текущих, «не судьбоносных» противоречий и нестыковок в политическом и экономическом развитии. Впрочем, эти противоречия и нестыковки также вполне серьезны – будь то богатая история дискуссий вокруг снижения НДС, незавидная судьба среднесрочной правительственной программы социально-экономического развития, сложные интриги вокруг Стабфонда и создания Инвестиционного фонда, а также бюджетный процесс и политика управления инфляцией.
Объяснение многих из этих явлений, несомненно, кроется в давно сформировавшейся и достигшей в настоящее время в России высшей фазы своего развития системе «параллельных правительств». Ее основой до недавнего времени являлось наличие в стране двух премьер-министров – реального, политического премьера в лице президента Владимира Путина и технического главы кабинета министров Михаила Фрадкова. В полном соответствии с этой структурой существовало и два полноценных органа высшей исполнительной власти – собственно правительство России и администрация президента.
Однако сами эти органы также всегда были достаточно сложны по своей внутренней организации и являлись в полном смысле слова коалиционными. Более того, соответствующие правительственные альянсы пронизывают данные структуры насквозь, «по вертикали», создавая крайне сложную и подвижную структуру реальных центров власти и принятия решений.
Результатом этого было, например, сосуществование последние полтора года уже внутри Белого дома по меньшей мере двух кабинетов министров – «правительства Фрадкова» и не всегда единого, но все же политически реального «финансово-экономического блока» во главе с Алексеем Кудриным и Германом Грефом.
Потом картина была дополнена Советом по национальным проектам «без Фрадкова», но с ключевой направляющей ролью в нем помощника президента Игоря Шувалова. А новое назначение Дмитрия Медведева дает основания предполагать, что в России появился еще и «третий премьер-министр» с некой политической перспективой, что приведет к новой перестройке «правящих коалиций» в самом Белом доме, а также в отношениях правительства с администрацией президента.
Кроме того, нельзя забывать, что непостоянными, «мерцающими» правительственными центрами в зависимости от ситуации и по тем или иным отдельным вопросам у нас традиционно являются также Центральный банк, Госсовет, Совет безопасности и аппарат правительства России как самостоятельная политическая единица. Иногда в подобной же роли выступают «парламентское большинство» Госдумы в лице политического руководства администрации президента и самой партии «Единая Россия» или даже отдельные полпреды президента в федеральных округах.
═
Госкапитализм
═
Наконец, есть еще один фактор нестабильности и противоречивости государственной политики, который непосредственно связан с доминирующей ныне государственно-капиталистической тенденцией развития России. Достаточно посмотреть на политические маневры вокруг маршрутов прокладки нефтепроводов, загадочные отзывы и «перевнесения» в Думу проекта закона о недрах, мучительные и напряженные процессы создания Объединенной авиастроительной корпорации или подготовки приватизации «Связьинвеста».
Становится очевидным, что стремительное и нарастающее овладение государством командными высотами в экономике выражается не только в повседневной борьбе групп интересов за контроль над теми или иными ресурсами. Важнее другое – сами по себе и новые и старые государственные корпорации превращаются в таких же политических субъектов выработки (или по крайне мере корректировки) государственной политики, как собственно госорганы управления. Подчас в их отношениях с правительством уже достаточно трудно понять, кто кем руководит, в том числе в процессе принятия не только отраслевых, но и вполне макроэкономических решений.
Тем более если вспомнить, что системной практикой современного российского госкапитализма является председательство в советах директоров крупнейших корпораций разных правительственных и президентских чиновников, являющихся ключевыми участниками и системы «параллельных правительств», и стратегических властных противоборств на высшем уровне.
═
В стиле клипа
═
Вроде бы логика системы более или менее понятна. Однако закончить на этом изучение причин «высоких рисков политической неопределенности» все-таки нельзя. Ведь не меньшую роль здесь играет, скажем так, политико-культурная подоплека, а именно все нарастающее тяготение российской политики к совершенно определенному – клиповому – стилю.
Понятие клип-культуры вообще одно из базовых для теорий современного информационного общества, и у подобных тенденций в политике, несомненно, есть объективная логика. Причем это касается не только России. Помимо собственно растущей роли медиа в политической коммуникации нельзя забывать, например, и о постепенном приходе в политику новых поколений «next», поколений «X», воспитанных на соответствующей современной культуре.
В нашей стране немаловажное значение имеет и то, что сама устойчивость современного российского политического режима во многом опирается на рейтинг и популярность главы государства, а постоянное стимулирование общественной поддержки, соответственно, превращается в основной способ воспроизводства политической стабильности.
И, как уже давно и многократно говорили политологи, секрет «тефлонового Путина» и абсолютной устойчивости его рейтинга в том, что он в зависимости от ситуации сам играет то одну, то другую политическую роль, держит политическую инициативу и новизну. Становится то правым, то левым. То современным менеджером, то национальным лидером. То строгим руководителем, то «одним из нас». То поборником советских ценностей, то глашатаем новой современной России. Предельно богатый и разнообразный видеоряд только укрепляет эффективность такого политического стиля «фьюжн».
═
Проектное мышление
═
Но у клиповой политической стилистики есть и оборотная сторона. Прежде всего она сама по себе порождает множество примеров «удивительности» политического процесса. Ведь клипы крайне редко бывают связаны между собой, они предполагают мозаичность реальности и ее восприятия, короткометражность, быструю смену планов и картинки, интересный монтаж и экшн. Приветствуется парадоксальность, презентация того, что никто и никогда еще не делал, или того, что невозможно в «обычной реальности».
Подчас только используя такую логику и можно объяснить особенности, например, отдельных заседаний правительства с метафорическими дискуссиями между министрами или существование в современной России Андрея Илларионова в должности экономического советника президента.
Соответствующая политическая стилистика во многом диктует созревание и реализацию в окружающей нас политической действительности многих проектов – от смены государственных праздничных дат до движения «Наши». От «правых маршей» до идей выноса Ленина из Мавзолея. Здесь еще нужно всегда учитывать, что в клиповой логике заведомо много шансов на превращение в новый проект имеют те идеи, которые обладают статусом «тотальной новизны» – реализуются «впервые» и «прецедентно».
═
Короткая реальность
═
Но главное в клиповой политике то, что это сиюминутная политика «здесь и сейчас», политика сегодняшнего дня, его новостей и его задач. Клиповая система – это «короткая реальность», без прошлого и будущего, без взаимосвязей с окружающей действительностью во времени и пространстве. Без памяти и планирования.
Поэтому в клиповой политике вполне допустима слабая связанность отдельных политических действий между собой, множественность постоянно сменяющих друг друга взглядов на один и тот же предмет или проблему. Здесь остается крайне мало вещей, не подвергающихся сомнению, т.е. фундаментальных ценностей и принципов. Здесь практически нет места стратегическому планированию и постановке целей на 10, 15, 20 лет вперед – в лучшем случае взгляд в будущее простирается до очередных выборов.
Из-за всего этого мы часто оказываемся страной с «непредсказуемым прошлым». Или наблюдаем печальную судьбу различных структурных и социальных реформ, которые проваливаются в силу столкновения «клипа проекта реформы» с реальностью и необходимостью повседневной реализации.
