Александр Лукин Недавние события в Тибете, где произошли самые массовые антикитайские беспорядки за последние два десятилетия, свидетельствуют о серьезном провале в национальной политике Пекина. Сам факт этих беспорядков, причем произошедших в столь неподходящее с точки зрения Пекина время – незадолго до долгожданной Олимпиады, которой в Китае придают гипертрофированно большое значение как свидетельству всемирного признания успехов КНР, и та волна протестных акций во многих странах, которая сопровождает подготовку Олимпиады, – все это напомнило миру и самим пекинским руководителям, что Тибет – это проблема, причем проблема, которая пока не решается или решается неверно. В чем же истоки и суть этой проблемы?
Данники Срединной империи
Китайская Народная Республика сегодня – многонациональное государство. Из более чем 1,3 млрд. его населения (оценка 2007 года) около 92% составляют ханьцы (китайцы), но оставшиеся 8% – это еще 55 национальностей, из которых тибетцев около 5,5 млн. Тибетцы – народ тибет-бирманской группы, по языку, культуре, религии, традициям и даже внешнему виду они значительно отличаются от ханьцев. Для наиболее многочисленных национальностей Китая созданы пять автономных районов: Тибетский, Синьцзян-Уйгурский, Гуанси-Чжуанский, Нинся-Хуэйский и Внутренняя Монголия. Но не все тибетцы, а лишь немногим более половины их живут в Тибетском автономном районе, остальные же – в более мелких национальных образованиях, входящих в ближайшие провинции КНР. Так произошло потому, что около половины исторического Тибета не входит в состав ТАР.
На протяжении многовековой истории статус Тибета менялся. С VII по IX век н.э. это было крупное независимое государство, управлявшееся местными правителями, затем наступил период раздробленности. В XIII–XIV веках Тибет вместе с Китаем вошел в состав Монгольской империи. Его культурное влияние было столь велико, что монголы приняли тибетской буддизм. (Между прочим, эту религию сегодня исповедуют кроме самих монголов еще и несколько народов России – буряты, тувинцы и калмыки.) В дальнейшем Тибет находился в различной степени зависимости от китайских династий.
Чаще всего он платил Китаю дань, то есть входил в уникальную систему китайского миропорядка как данническое образование. Дело в том, что, согласно традиционной китайской политической теории, Китай, то есть единственное государство, находящееся в центре мира и отличающееся высокой культурой, не стремилось к физическому присоединению соседних территорий и населявших их «варварских» народов. Он шел на это лишь тогда, когда оттуда исходила реальная угроза для его безопасности. В других же случаях Срединной империи было достаточно формального признания своего культурного и политического превосходства – признания, выражающегося в периодическом принесении дани ко двору китайского императора.
Дань эта имела не материальное, но символическое, ритуальное значение (за «правильное поведение» варвары часто одаривались подарками, которые были ценнее самой дани, но варварский посол должен был совершить унизительную церемонию «коутоу» – девять раз пасть в ноги китайскому императору). В самих «варварских» государствах приношение дани часто считалось формальностью, необходимой для того, чтобы избежать неприятностей в отношениях с мощным соседом, а иногда это был инструмент для развития торговли. Но все это не означало вхождения в состав Китая. Достаточно сказать, что данниками Китая на протяжении Средних веков были Япония, Корея, Вьетнам, Бирма, а порой китайские императоры записывали в данники и Россию с другими европейскими государствами. Поэтому вхождение в китайскую данническую систему вряд ли может считаться доказательством территориальной принадлежности Китаю.
В период династии Цин (1644–1911) зависимость Тибета от Китая усилилась, значительное влияние получили два цинских чиновника, постоянно находившихся в Лхасе. Впрочем, тогда сам Китай был захвачен маньчжурами. После китайской революции 1911 года в условиях смуты и раздробленности Тибет практически был самостоятельным, хотя находившееся у власти в Китае правительство партии Гоминьдан всегда считало его частью Китая.
К тому времени в Тибете сложилась уникальная система управления. Духовным и светским лидером в одном лице стал далай-лама, глава наиболее многочисленной буддистской школы «гелугпа» («желтых шапок»), один из «живых будд» (таких в Тибете несколько тысяч), постоянно перерождающийся бодхисатва Авалокитешвара, правивший из Лхасы. Вторым по значению лидером в тибетской иерархии стал панчен-лама, живший в городе Шигадзе, – перерождение самого Будды Амитабы. Два главных ламы Китая находятся в сложных религиозно-политических отношениях между собой – они подтверждают истинность перерождения друг друга, то есть играют ключевую роль в сложной системе передачи власти.
Под властью пекинских коммунистов
Придя к власти в 1949 году, лидеры КПК решили восстановить власть над Тибетом. Однако они предпочли сделать это без применения военной силы: в 1951 году представители тибетского правительства подписали в Пекине соглашение «О мерах по мирному освобождению Тибета». Согласно 17 пунктам этого документа, Тибету предоставлялась автономия во внутренних делах и сохранялась прежняя система управления во главе с далай-ламой, а центральное правительство получало право держать в Тибете войска, охранять внешнюю границу и вести внешнюю политику.
Первое время соглашение соблюдалось, однако вскоре коммунистические реформы докатились до населенных тибетцами соседних китайских провинций. Возмущенные нарушением векового уклада жизни, они начали бороться против нововведений. Постепенно волнения перекинулись на территории, находившиеся под властью Лхасы. Отношения между Пекином и Лхасой стали крайне напряженными. В 1959 году в день китайского Нового года Далай-лама XIV был приглашен на празднование в китайскую воинскую часть. Заподозрив неладное, жители Лхасы окружили его дворец, чтобы воспрепятствовать «похищению» своего лидера. Началось антикитайское восстание, которое было жестоко подавлено армией Пекина. Сам далай-лама и многие его сторонники бежали горными тропами в Индию, где образовали тибетское правительство в изгнании. В 1965 году был создан Тибетский автономный район, в котором тибетцы допускаются в основном лишь в исполнительные и представительные органы государственной власти. В обладающих реальной властью партийных органах тибетцев практически нет (по крайней мере, я их не встречал). Все секретари КПК в ТАР всегда были ханьцами.
В отличие от Далай-ламы XIV, Панчен-лама X не отправился в изгнание, но пытался сотрудничать с Пекином. Тем не менее в 1964 году он был отправлен в тюрьму, где провел 14 лет. Выйдя на свободу, он старался использовать свое влияние для сохранения тибетской культуры. Несмотря на занимаемую им должность заместителя председателя Постоянного комитета Всекитайского собрания народных представителей, панчен-лама смог лишь один раз, в 1989 году, посетить Тибет, где его встретили как героя. Вскоре он умер от сердечного приступа. Нового панчен-ламу, согласно традиции, как и любого другого «живого Будду», нужно было найти среди тибетских детей. Чтобы определить, что это именно он, специальная комиссия должна была установить, что кандидат удовлетворяет ряду условий: родился в положенном регионе, узнал вещи умершего панчен-ламы и т.п. В 1995 году далай-лама объявил в Индии о том, что кандидат найден. Это был шестилетний мальчик по имени Гедхуна Чокьи Ньима. Китайское правительство отреагировало немедленно и «выбрало» своего панчен-ламу, мальчика Гьяйлцэну Норбу, а Гедхун Чокьи Ньима был взят «под защиту» властями КНР, его местонахождение с тех пор неизвестно. Тибетская оппозиция называет его «самым молодым в мире политическим заключенным».
Свет и тени прогресса
Во время «культурной революции» культура Тибета была практически полностью уничтожена. Из примерно трех тысяч монастырей (в которых концентрировалась тибетская образованность) все, за исключением трех, были разрушены. Конечно, и другие районы Китая тоже пережили подобные разрушения, однако в национальных районах они, естественно, воспринимались как совершенные ханьцами. Первый раз я приехал в Тибет в 1985 году, еще студентом, сразу после того, как он был открыт для посещения иностранцами. Я думаю, только Хиросима после бомбардировки выглядела ужаснее. В то же время атмосфера была довольно свободной. Район был открыт для индивидуальных посещений, власти не препятствовали жителям выражать свои чувства по отношению к далай-ламе, портреты которого можно было встретить повсюду. В 1989 году в Тибете произошли серьезные беспорядки. Кстати, секретарем парткома ТАР тогда был нынешний китайский лидер Ху Цзиньтао, который принял решительные меры по их подавлению.
Уроки тех событий были восприняты пекинским руководством своеобразно. Было решено прекратить переговоры с далай-ламой, которые велись до этого, и запретить всякие упоминания о нем в Тибете. Были также запрещены индивидуальные посещения Тибета иностранцами, туристы могли поехать туда только в составе группы в сопровождении представителей китайских туркомпаний. В то же время лидеры КПК, по-марксистски уверенные, что все конфликты в конечном счете имеют экономическую основу, еще более решительно повели регион к современной цивилизации.
Побывав в Тибете в августе прошлого года, я увидел результаты этой политики. ТАР покрылся современными дорогами, мостами и тоннелями, проведена здесь и первая, самая высокогорная в мире железная дорога. Лхаса, где в 80-е годы было всего два-три современных здания, превратилась в стандартный провинциальный китайский городок с некоторыми тибетскими вкраплениями. Многие храмы (хотя и далеко не все) восстановили, но по ним ходят, посмеиваясь и громко разговаривая, толпы китайских туристов, которые считают далекую окраину отсталой и дикой. Даже в небольших городках появились китайские кварталы, которые, впрочем, отделены от тибетских (тибетские эмигранты обвиняют Пекин в намеренном заселении Тибета ханьцами). Тот ли это путь к прогрессу, по которому хотят идти сами тибетцы? Нынешние беспорядки – ответ на этот вопрос.
Гонконг как образец
Китайский план по развитию Тибета при одновременном насаждении там китайских ценностей и дискредитации «живых Будд», которых сами тибетцы считают истинными духовными лидерами, с самого начала таил в себе противоречия. Новая образованная элита оказалась еще более радикальной, чем возглавляемые далай-ламой умеренные эмигранты, которые не выступают за независимость, а лишь требуют реальной автономии, подобной той, что была гарантирована соглашением 1951 года. Недовольство тибетцев понятно – как можно убедить целый народ, что его боги и святые должны назначаться в Пекине? Еще труднее убедить в этом буддистов из других стран, которые к Пекину вообще не имеют никакого отношения. А именно это и пытаются сделать в китайской столице, где 1 сентября 2007 года Госуправление по делам религий ввело в действие положение, согласно которому все перерождения подлежат утверждению госорганами КНР.
Очевидно, что попытки вытравить из сознания тибетцев почитание далай-ламы обречены на провал. «Где же у вас портрет далай-ламы?» – спросил я монаха в одном монастыре. «Он здесь», – ответил он, достав медальон из-под рясы.
Сегодня китайские власти явно выжидают, пока нынешний Далай-лама XIV, которому уже за 70, отойдет в мир иной. Тогда можно будет «выбрать» своего, лояльного далая. Но навязать его тибетцам, так же как и фальшивого панчена, вряд ли удастся. Гораздо разумнее было бы вернуться к условиям соглашения 1951 года, которое давало Тибету примерно те же права, что сегодня предоставлены Гонконгу. Причем, как и в случае с Гонконгом, права Центра можно записать в соответствующем документе, который гарантировал бы права проживающих на сегодняшний день в Тибете ханьцев, оговорил бы состав представительного органа (обеспечив там большинство, дружественно настроенное по отношению к Пекину) и порядок назначения приемлемого для Пекина главы администрации. Можно сделать и так, что далай-лама, вернувшись в Лхасу, будет играть исключительно духовную, а не политическую роль, потребовать от него других уступок. Но для всего этого необходимо начать серьезные переговоры.
Подобное решение, основанное на взаимном компромиссе, успокоило бы ситуацию и сохранило бы для мира уникальную цивилизацию. В противном случае Тибет ожидают периодические беспорядки, приводящие ко все новым и новым жертвам и значительно подрывающие международный авторитет Китая.
