Александр Гущин
Флаги государств, возникших после распада СССР, легко выстроить в шеренгу. Реальное же взаимодействие стран-соседей – сложный, многовекторный процесс. Фото с сайта www.eaeunion.org
Рубеж 2016–2017 годов дал новый импульс обсуждению вопросов, связанных с развитием постсоветского пространства. Многочисленные дискуссии в российских экспертных центрах и на страницах прессы не случайны. Четвертьвековой юбилей распада СССР тот макрорегион, который условно принято называть постсоветским (что уже не вполне соответствует современным реалиям), встретил в довольно сложном состоянии. Интеграционные тренды сочетаются с продолжающимся распадом постсоветского пространства, двусторонние отношения государств далеко не всегда находятся на высоком уровне, что в еще большей степени усугубляется национально-территориальными конфликтами, в ряде случаев приведшими де-факто к созданию государств.
Сегодня, если даже бегло взглянуть на постсоветское пространство, то видно, что говорить о нем как о едином целом практически невозможно. Скорее можно выделить, и то довольно условно, принимая во внимание национальные различия, три региона: Центральную Азию, Южный Кавказ и западную часть без стран Балтии. При этом по-прежнему существуют и скрепляющие факторы, к которым относятся те, которые так или иначе связаны с Россией, будь то российские интеграционные инициативы или сохраняющаяся довольно высокая роль русского языка, хотя это применимо уже не ко всем регионам и странам.
Однако и в отношениях стран – участниц интеграционных проектов нередко возникают противоречия. На рубеже прошлого и нынешнего года актуализировался новый вызов в виде напряжения в отношениях России и Беларуси. Справедливости ради надо отметить, что это далеко не первое подобное напряжение, но сегодня в условиях общего кризиса отношений между Россией и Западом, в условиях экономического кризиса на всем евразийском пространстве оно привлекает большее внимание. Однако произошедшее – далеко не повод посыпать голову пеплом и говорить о том, что проекты интеграции недейственны. Напротив, противоречия должны послужить основанием для выработки обновленной парадигмы развития интеграции.
Конечно, объективные обстоятельства складываются таким образом, что сама по себе интеграция на евразийском пространстве встречает целый ряд серьезных проблем. За 25 лет национальная независимость стран региона стала ценностью, причем как для элиты новых государств, так и для значительной части их общества. Не принимать это во внимание при реализации любых интеграционных проектов просто невозможно, равно как и то, что многовекторная политика, которая реализуется целым рядом стран региона, будет продолжать ими проводиться. В этом контексте крайне неубедительно звучат аргументы некоторых экспертов о том, что национальная независимость – это ценность всего лишь для узкой группы постсоветской элиты. В конце концов вот уже 25 лет Россия выстраивает, и нередко довольно успешно, отношения с этими элитами, и именно эти элиты, как, например, в Казахстане, обеспечили пусть и относительную, но стабильность внутреннего развития. Примером такого рода является и недавний транзит власти в Узбекистане, который был бы просто невозможен без национального консенсуса. Причем даже наличие таких интеграционных проектов, как ЕАЭС или Союзное государство, не может предполагать сегодня отказа от многовекторной политики стран – партнеров России. Это во многом обусловлено не только политическим фактором или фактором укрепления национальной идентичности, но и объективной необходимостью поиска рынков сбыта и их диверсификации. В таких условиях обострение отношений между Россией и Западом и введение взаимных санкций вряд ли способствует развитию евразийской интеграции. Конечно, тактически это может принести выгоду (например, можно упомянуть в этом контексте о реэкспорте из Беларуси, вокруг которого также ведутся споры), но стратегически, в долгосрочной перспективе такое положение не сулит странам – соседям России ничего хорошего.
Не на пользу интеграции работает и целый набор таких факторов, которые условно можно определить как экономико-географические. Достаточно посмотреть на торговлю между странами постсоветского пространства, за исключением их торговли с Россией, чтобы понять, что ее показатели крайне низкие. Страны, находящиеся относительно недалеко друг от друга, а порой и по соседству, тесно не связаны между собой торговыми отношениями, не говоря уже о том, что не существует пока и общего гуманитарного евразийского пространства, а ведь без гуманитарного фактора при всей важности экономики не обойтись. Географически евразийское пространство также разобщено, и фактор географии пока работает не на развитие интеграции, тем более в условиях континентальности и ограниченности выхода к Мировому океану. Минимизировать это можно только посредством активизации внутреннего роста, в том числе развитием транспортной инфраструктуры, реального, а не только на уровне идеи воплощения проектов, связанных с реализацией евразийских транспортных коридоров. Существенной проблемой для интеграции является и разность экономических систем стран – участниц интеграционных проектов (что особенно видно на примере России и Беларуси), а также разной отраслевой специализации их экономики. Наконец, те тенденции, которые мы выделяем в глобальном масштабе, к примеру, ресуверенизацию и приоритет протекционизма, могут оказывать влияние и на евразийское пространство, тормозя интеграцию.
Однако наличие тормозящих факторов – вовсе не повод говорить о бесперспективности интеграции. Сегодня именно Россия при всех проблемах ее экономического развития является важнейшим фактором, обеспечивающим интеграционное развитие на постсоветском пространстве. Именно от того, насколько быстро Россия сумеет перейти от бесконечных экспертных разговоров о реиндустриализации и стимулировании промышленного роста, который у нас даже в лучшие годы заметно отставал от роста ВВП, к реальному воплощению всего этого, зависит и развитие кооперационных связей с соседями.
Ведь альтернативы выстраиванию этих связей сегодня нет: именно выработка общей промышленной политики на основе кооперации способна не только преодолеть те проблемы, которые связаны с разностью социально-экономических систем, но и направить эту разницу на пользу интеграции (к примеру, используя фактор сохранения Беларусью промышленной базы и соответствующего кадрового ресурса). Очень важны и более активное институциональное развитие ЕАЭС, и более активное расширение полномочий наднациональных структур, регулирующих экономическую политику в рамках союза, а также развитие отношений ЕАЭС на внешнем его контуре (к примеру, в виде зоны свободной торговли). Если все это будет сопутствовать нормализации международной обстановки в Евразии, прежде всего в контексте отношений России и ЕС (институциональная прочность которого порой недооценивается сегодня), то вполне может стать катализатором развития интеграции. Тогда парадигма сохранения, элементы которой сегодня присутствуют в политике России на постсоветском пространстве, сменится в полном смысле слова парадигмой развития, импульсы которого будут привлекательны для всей Евразии и создадут условия для реализации инфраструктурно-логистических, индустриальных и гуманитарных проектов континентального масштаба.
