Как и многие творческие люди начала ХХ века, Маяковский искренне считал себя «революцией мобилизованным и призванным».
Кто только не обвинял интеллигенцию в том, что она сыграла важную, если не решающую, роль в подготовке Русской революции 1917 года! И кто только не высказывался о ней нелестно! И правые, и левые, и монархисты, и большевики, и меньшевики, и известные в стране и мире мыслители. Виталий Шульгин, бывший влиятельный депутат Государственной думы и вообще яркая личность, который вместе с другим таким же неординарным политиком с авантюрной жилкой, думцем Александром Гучковым, принимал отречение от престола Николая Второго, говорил: «Среди русской интеллигенции… очень много озлобленных. Эти люди ненавидят всех и вся. С огромной страстностью они втираются во всякое дело, но исключительно для того, чтобы его испортить. Они ненавидят всякое творчество и живут только разрушением». Возможно, такое впечатление у Шульгина сложилось от деятельности большевиков, верхушку которых составляла радикальная интеллигенция, призывавшая к поражению страны в мировой войне, исходя из принципа «чем хуже, тем лучше».
Не жаловал интеллигенцию и Ленин. В письме Горькому от 15 сентября 1919 года он говорил не о всей интеллигенции (что важно!), а о «лакеях капитала, мнящих себя мозгом нации. На деле это не мозг, а говно... «Интеллектуальным силам», желающим нести науку народу (а не прислуживать капиталу), мы платим жалование выше среднего. Это факт. Мы их бережем. Это факт».
Сталин тоже делил интеллигенцию на хорошую и плохую, которая не связана с производством. 8 января 1937 года, давая интервью посетившему СССР немецкому писателю Лиону Фейхтвангеру, он сказал: «Есть такая группа интеллигенции, которая не связана с производством, как литераторы, работники культуры. Они мнят себя «солью земли», командующей силой, стоящей над общественными классами. Но из этого ничего серьезного получиться не может».
Идейный штаб русской революции?
Особый интерес представляет точка зрения на интеллигенцию философов русского послеоктябрьского зарубежья, которые хорошо знали ситуацию в России и при этом были свободны в суждениях. Это те, которые были либо высланы из страны Лениным в 1922 году либо эмигрировали, опасаясь репрессий. В их числе был и Георгий Федотов, который в статье «Трагедия интеллигенции» ставил вопрос: что являет собой русская интеллигенция? Отмечая, что это не профессиональная категория, не люди умственного труда, не учителя, врачи и даже не профессора, это чисто русский феномен. Защитники самодержавия, говорит философ, называли интеллигенцию «идейным штабом русской революции», причем сама она «в массе своей готова смотреть на себя именно таким образом». Федотов делает вывод: «Русская интеллигенция есть группа, движение и традиция, объединяемые идейностью своих задач и беспочвенностью своих идей». Однако он отказывается дать точное определение русской интеллигенции, поскольку каждое ее поколение «определяло себя по-своему, отрекаясь от своих предков и начиная, на десять лет, новую эру. Можно сказать, что столетие самосознания русской интеллигенции является ее непрерывным саморазрушением». Далее Федотов указывает на беспочвенность интеллигенции. Но по этому вопросу я обращусь к Николаю Бердяеву, который раньше и более подробно описал этот феномен.
В частности, Бердяев говорил: «Для интеллигенции характерна беспочвенность, разрыв со всяким сословным бытом и традициями, но эта беспочвенность была характерно русской. Интеллигенция всегда была увлечена какими-либо идеями, преимущественно социальными, и отдавалась им беззаветно. Она обладала способностью жить исключительно идеями. По условиям русского политического строя интеллигенция оказалась оторванной от реального социального дела, и это очень способствовало развитию в ней социальной мечтательности. В России самодержавной и крепостнической вырабатывались самые радикальные социалистические и анархические идеи. Невозможность политической деятельности привела к тому, что политика была перенесена в мысль и в литературу. Литературные критики были властителями дум социальных и политических. Интеллигенция приняла раскольнический характер, что так свойственно русским. Она жила в расколе с окружающей действительностью, которую считала злой, и в ней вырабатывалась фантастическая раскольничья мораль. Крайняя идейная нетерпимость русской интеллигенции была самозащитой; только таким путем она могла сохраниться во враждебном мире, только благодаря своему идейному фанатизму она могла выдержать преследования и удержать свои черты. Для русской интеллигенции, в которой преобладали социальные мотивы и революционные настроения, которая породила тип человека, единственной социальностью которого была революция, характерен был крайний догматизм…»
Примером крайней нетерпимости, а в наших нынешних терминах – экстремизма, был отнесенный большевиками к революционным демократам литературный критик Виссарион Белинский. В борьбе за новую социальную организацию общества он был готов пролить море крови. Белинский признавался: «Я начинаю любить человечество по-маратовски: чтобы сделать счастливою малейшую часть его, я, кажется, огнем и мечом истребил бы остальную…»
Пожалуй, еще более полно о причинах отщепенства, беспочвенности и в целом враждебности русской интеллигенции по отношению к существующему строю высказался крупнейший русский мыслитель, историк, экономист, академик Российской академии наук (исключенный из нее большевиками, но восстановленный посмертно в 1990 году) Петр Струве. В отличие от Бердяева и большинства других философов он принимал активное участие в общественной и государственной жизни.
В августе 1918 года Струве писал: «Извращенное идейное воспитание интеллигенции восходит к тому, что близоруко-ревнивое отстаивание нераздельного обладания властью со стороны монархии и узкого круга близких с ней элементов отчуждило от государства широкий круг образованных людей, ослепило его ненавистью к исторической власти, в то же время сделав эту интеллигенцию бесчувственной и слепой по отношению к противокультурным и зверским силам, дремавших в народных массах. Старый режим самодержавия опирался в течение веков на социальную власть и политическую покорность того класса, который
Конец 1980-х – начало 1990-х многие обозначают как мирную революцию. Определение «мирная», конечно, радует. Фото РИА Новости |
творил русскую культуру и без творческой работы которого не существовало бы и самой нации, класса земельного дворянства. Систематически отказывая сперва этому классу, а потом и развившейся на его стволе интеллигенции во властном участии в деле устроения и управления государством, самодержавие создало в душе, помыслах и навыках русских образованных людей психологию и традицию государственного отщепенства. Это отщепенство и есть та разрушительная сила, которая, разлившись по всему народу… сокрушала великое и многосоставное государство».
В сущности, такой же точки зрения придерживался и Николай Бердяев. В вышедшей вскоре после его депортации из Советской России книге «Философия неравенства» (Берлин, март 1923 года) он писал: «Русская революция есть тяжелая расплата за грехи и болезни прошлого, за накопившуюся ложь, за неиспользование своего долга русской властью и господствующими классами, за столетний путь русской интеллигенции, вдохновлявшейся отрицательными идеалами и обманчивыми, лживыми призраками. Русская революция есть гибель многих, слишком многих русских иллюзий, иллюзий народнических, социалистических, анархических, толстовских, славянофильских, теократических, империалистических и др.».
Обращаясь к русской интеллигенции, Бердяев указывал на полный крах ее традиционного миросозерцания. «Большевики лишь сделали последний вывод из вашего долгого пути, показали наглядно, к чему ведут ваши идеи. Многие из вас испугались, когда давно желанная вами социалистическая революция, основанная на вами же заложенном материалистическом базисе, начала истреблять вас и выбросила за борт жизни».
От проповедей – к террору
Начнем с народнических иллюзий. Народническое движение зародилось в 1860-е годы, естественно, не на пустом месте. Оно стало актом протеста против существующих в России общественных и государственный порядков. При всей его разноликости – от умеренных, революционно настроенных и анархических элементов – оно возглавлялось интеллигенцией и прошло путь от «хождения в народ» с целью его просвещения и подготовки к борьбе против крепостничества и самодержавия к террору. Но объективно оно изначально, даже имея в виду умеренных народников, было явлением реакционным. Реакционным было и по теории, и по делу.
Народники считали, что у России особый путь развития, что ее движение к социализму пойдет мимо капитализма и будет покоиться на сельской общине. То, что такой сценарий не мог реализоваться по целому ряду причин, серьезным обществоведам было очевидно. Но лидеры народников забрасывали Маркса и Энгельса на сей счет вопросами, и те допускали подобную возможность при определенных обстоятельствах.
Спустя многие годы все это сыграло с нами злую шутку. После развала мировой системы колониализма многие молодые государства объявили о своей ориентации на социализм, минуя капитализм. Такая идея нам показалась заманчивой. Ведь чем больше стран пойдет по пути к социализму, тем сильнее будет мировой социализм. В результате мы потратили миллиарды долларов, помогая странам социалистической ориентации, чтобы в один прекрасный день обнаружить: деньги наши были выброшены на ветер.
А что касается террора, то от рук народников погибло много высокопоставленных особ, осуществлено семь покушений на царя Александра II, и одно из них 13 марта 1881 году имело летальный исход. Это притом что император отменил крепостное право, провел много нужных стране реформ и пользовался популярностью у подданных. «Мог ли царь сделать больше для крестьянства, не вызывая резкого противодействия со стороны правящего класса?» – таким вопросом народники себя не озадачивали.
Но еще более страшный террор и с более тяжелыми последствиями был развязан пришедшей на смену народникам Партией социалистов-революционеров (эсеров). Она возникла еще в конце ХIХ века прежде всего как защитница интересов крестьян, но объявила о своем создании в январе 1902 года. Партия тоже имела разные течения и возглавлялась революционной интеллигенцией, хотя в ее рядах были представители разных слоев общества.
С 1901 по 1911 год от рук эсеров погибло и было ранено 17 тысяч человек. В их числе были не только генерал-губернаторы, губернаторы, генералы, полицмейстеры, но и городовые, урядники, околоточные, стражники, офицеры и др. Большой потерей для страны стало убийство эсером Дмитрием Богровым 1 (14) сентября 1911 года премьер-министра реформатора Петра Столыпина. Кто знает, имей он возможность довести аграрную революцию до конца, возможно, наше сельское хозяйство не понесло бы трудно восполнимых потерь... А может, и страна пошла бы по другому пути.
А ранение Ленина эсеркой Фанни Каплан 30 августа 1918 года ускорило его раннюю смерть – всего в 53 года – и расчистило путь к власти деспота Сталина, создавшего лишенную саморазвития тоталитарную систему в духе казарменного социализма. Я не идеализирую Ленина, ведь это он призывал превратить Мировую войну в войну гражданскую и требовал беспощадной борьбы с врагами революции. Однако он был несравнимо талантливее и образованнее Сталина. За его спиной был университет, а не духовная семинария, и опыт общения с европейскими мыслителями. Можно предположить, что нэп продолжался бы еще многие годы, и уж точно Ленин не позволил бы истребить лучшую часть командного состава Красной армии в канун войны с гитлеровской Германией и не дал бы себя обмануть Гитлеру. В итоге мы не понесли бы страшных людских и материальных потерь...
Но в тот же день (30 августа 1918 года) молодой петербургский писатель Леонид Каннегисер застрелил председателя ЧК Северной столицы Моисея Урицкого. В ответ большевики объявили «красный террор», в результате которого погибло много невинных людей непролетарского происхождения.
Хочу оговориться. Любой террор – это зло. Но и народнический, и эсеровский террор ни в коей мере не равен террору исламистов. Он не был направлен не только против детей, женщин и стариков, но и против простых граждан. Исламистский террор – это отрыжка средневековой жестокости в духе Чингисхана или Тамерлана (Тимура).
И вот что интересно... Когда большевики ругали интеллигенцию, они почему-то забывали, во-первых, что на Октябрьскую революцию неплохо поработала та же интеллигенция, включая таких известных людей, как Максим Горький, Владимир Маяковский, Александр Блок, Валерий Брюсов, Александр Серафимович... Между прочим, в 1920 году была создана РАПП (Российская ассоциация пролетарских писателей), и к 1925 году в нее входило 4 тысячи «инженеров человеческих душ». И, во-вторых, если присмотреться к большевистским лидерам ленинского призыва, то они в своем большинстве пришли во власть не от сохи и станка, а из среды людей умственного труда. Причем многие из них долго жили в Европе и имели возможность вращаться в кругу творческих людей и сами там активно занимались творческой деятельностью.
Революция – зло?
Можно сказать и так, если вспомнить, чего стоили народу Октябрьский переворот и последовавшая за этим Гражданская война. Да и названная перестройкой мирная революция конца 1980-х – начала 1990-х годов обернулась для страны огромными потерями, которые до сих пор дают о себе знать. Притом что в ходе революции и после нее страдает не только народ. Оттесняются от власти, а то и репрессируются активные участники революции. Пришедшие к власти большевики сначала имели коалиционное правительство с левыми эсерами, потом ввиду разного отношения к Брестскому мирному договору от 3 марта 1918 года дело дошло до вооруженного столкновения между ними и привело к распаду коалиции. В конечном итоге все союзники и попутчики большевиков были репрессированы. А потом сначала были отстранены от власти, а в 1930-е годы и репрессированы деятели из ленинского окружения и те, кто когда-то в чем-то не соглашался со Сталиным. Их место заняли преданные ему лично не шибко образованные выдвиженцы. Что же касается готовившей страну к революции интеллигенции, то она если не эмигрировала, то была либо уничтожена, либо вытолкнута на обочину общественной жизни, либо превращена в служанку коммунистического режима.
В чем-то сходная ситуация сложилась и после демократической, антикоммунистической революции конца 1980-х – начала 1990-х годов. Да, не у дел оказалась научно-техническая интеллигенция, которая сыграла важную роль в борьбе с коммунистическим режимом. Но сильно проиграла и страна, поскольку за 25 лет постсоветского развития мы едва ли достигли уровня 1990 года, потеряв при этом машиностроение, станкостроение, понеся огромные потери в большой и прикладной науке и социальной сфере.
Свои ошибки и промахи большевики обычно адресовали наследию «проклятого капитализма». Провалившая реформы команда Гайдара–Чубайса, состоящая в основном из либерально-демократической интеллигенции, тоже пыталась объяснить свои неудачи тяжелым наследием «проклятого социализма». Реформаторы Дэн Сяопина получили куда более тяжелое наследие от казарменного социализма. Но им же удалось, имея к началу реформ экономику в три раза меньше нашей, к 2016 году, по подсчетам экономиста Андрея Илларионова, сделать ее почти в 13 раз больше российской. Более того, Китай обходит нас не только в промышленной, инновационной и научной сфере, но и по росту средней зарплаты.
Коллеги мне говорят: вся проблема в том, что ельцинских неудачных реформаторов сменили силовики, в основном чекисты. Они смогли предотвратить дальнейший распад страны, умеют закручивать гайки, но их учили бороться с врагами социализма, шпионами, диссидентами и т.д., но только не строить правовое государство и развивать экономику. При этом они огромные средства тратят на цели, не имеющие отношения к промышленному и инновационному развитию страны, и во имя величия России создают для нее больше противников, чем друзей, что затрудняет наше развитие. На это я отвечаю: силовики не с неба свались, они оказались у власти потому, что, провалив реформы и ввергнув в нищету большую часть народа, радикал-либералы дискредитировали в глазах общества идею демократии и либеральных ценностей. И если преобладающее большинство россиян поддерживает политическое руководство, значит они поддерживают и такую политику.
Согласно опросам общественного мнения, россияне готовы смириться с понижением жизненного уровня ради усиления военной мощи России и ее роли на международной арене. При этом, конечно, большие расходы на геополитические цели не должны вконец истощить страну и отбросить ее на обочину мирового прогресса. А такая опасность существует.
* * *
Революция и не зло, и не добро. Это стихия. Мало кто ожидал Февральскую революции (без которой не было бы Октябрьского переворота). Еще меньше людей ожидали распада СССР. И как говорили не сторонники, а противники революций, основным виновником их являются власти и правящий класс. При этом не снимается вина и с радикальной интеллигенции.
Революции надо научиться предотвращать, что умело делают британцы и скандинавы. Но беда наша в том, что, как только наш человек попадает на высший этаж власти, он стремится быть там как можно дольше, а то и пожизненно. А еще такой человек верит, что если как следует закрутить гайки, обуздать СМИ и свести до минимума независимую общественную активность, то для революций не останется места. Это ошибочное мнение. Практически любой уподобившийся задраенному котлу режим раньше или позже терпит крах.