В чем причины геополитического одиночества России?

Россия не будет младшим партнером США. Фото Depositphotos/PhotoXPress.ru

Недавно в «Независимой газете» (05.10.17) вышла статья одного из крупнейших отечественных экономистов Руслана Гринберга «Как России преодолеть геополитическое одиночество», вызвавшая дискуссию среди отечественных интеллектуалов. В чем причины нынешнего нестабильного положения нашей страны на мировой арене? Почему санкции против нас не снимают, в лучшем случае сохраняя, в худшем – ужесточая? Каков рецепт выхода из этого кризиса? Все эти вопросы волнуют каждого мыслящего россиянина.

Во многом посыл Гринберга действительно верен. Безусловно, то, к чему пришла сегодня Россия в отношениях с Западом, довольно печальный результат, да и мало кто может спорить с тем, что реализация внешней политики должна опираться на реальную оценку существующего потенциала. Однако природа этих проблем и механизмы их решения заключаются не только и не столько в том, на что указывает Гринберг. Хотя он отчасти и признает ответственность Запада, основную вину возлагает именно на Москву.

Выбор вектора

Первый тезис, которому хотелось бы оппонировать, – указание на важность, но относительную второстепенность по сравнению с западным вектором евразийских процессов с участием нашей страны. Именно Запад, и прежде всего США, всегда видел для себя экзистенциальную угрозу в создании сильной евразийской державы, а тем более союза государств. Можно сколь угодно долго рассуждать о том, что в настоящее время ни ШОС, ни БРИКС не являются полноценными экономическими, тем более политическими организациями, однако даже зыбкие перспективы формирования новых геополитических связок подталкивают Вашингтон к активным действиям, прямо или косвенно затрагивающим интересы нашей страны. Это отчетливо видно в том числе на примере американской политики в Центральной Азии и в отношении Индии. В конечном счете во многом именно возможность вступления Украины в Таможенный союз стала причиной активизации поддержки Западом внутриукраинской оппозиции, приведшей к евромайдану.

Возможное укрепление России на евразийском пространстве, тем более развитие партнерства, например, с Германией по созданию Большой Евразии является в атлантическом понимании тем, с чем нужно бороться, и борьба эта идет довольно эффективно. Берлин, находясь под американским ядерным зонтиком, пользуясь благостными плодами американских финансовых возможностей, серьезно ограничен во внешнеполитических действиях: Германия играет на мировой сцене ровно ту роль, которую США позволяют ей взять на себя. Обеспечивается этот контроль не только изнутри посредством контроля над значительной и принимающей решения частью элиты, но посредством игры на исторически сложившихся противоречиях в Европе. Так что любые проекты, подобные ЕАЭС, которые и без того подтачиваются изнутри довольно острыми противоречиями и болезнями роста, вызывали и будут вызывать неприятие.

Неоконсервативная повестка США с опорой в том числе на расширение силовых механизмов воздействия на оппонентов – избранный Вашингтоном и уже не раз испытанный ответ на угрозу сжимания Pax Americana, угрозу, исходящую, не только от России, но и от Китая и потенциально от части элит Евросоюза. Россия здесь только часть проблемы, которая проявилась, в частности, в отношении Украины, которая в результате стала настоящим полем битвы между Россией и Западом. Другое дело, что в украинском вопросе ярко проявились характерные слабости нашей внешней политики рубежа XX–XXI веков – непоследовательность, инерционность подходов, запоздалость в принятии важных решений, а главное – слабое изучение и понимание субъекта взаимодействия.

Сегодня Россия действительно не хочет быть младшим партнером Запада, но последний никогда и не хотел видеть нас ни в роли равноправного или младшего партнера, ни в роли союзника. Для роли младшего партнера наша страна слишком большая и сложная, союзничество же и равноправное партнерство предполагают взаимное понимание и уважение интересов. В России действительно любят крайности в отношении оценок внешней политики собственной страны. С одной стороны, самобичевание, с другой, ура-патриотизм, реализм же предполагает не просто компромисс, а четкое понимание того, что в истории и политике далеко не всегда побеждает правый, зато практически всегда правым становится победитель. С другой стороны, далеко не всегда побежденный не имеет шансов на реванш в будущем, зато тот, кто не сопротивляется, наверняка не имеет шансов на победу.

Реализм и прагматика

Второй тезис, который вызывает вопросы: Россия сама назначила себя осажденной крепостью. По сути, он остается бездоказательным. Видимо, речь идет о крымском вопросе, украинском кризисе, ранее об отношениях с Западом в контексте де-факто государств на постсоветском пространстве. Можно согласиться с тем, что антизападная риторика на центральных каналах зашкаливает, а порой вообще выглядит просто трагикомичной, и даже с тем, что Россия действительно сделала целый ряд шагов, не вполне осознавая, каковы будут возможные пути выхода из ситуации.

Но хотелось бы напомнить, что санкционный режим в отношении России по большому счету начался не в 2014 году. Целенаправленные действия США по оказанию экономического давления на нашу страну уходят корнями в ранний советский период: фактически со времен экономической блокады Советской России государствами Антанты различные варианты экономического нажима посредством санкций являлись на протяжении всего последующего времени традиционным механизмом давления со стороны Вашингтона. Применялся санкционный режим и в конце 1990-х, просто тогда он не носил тотального характера. Вспомним, как Запад реагировал на кризис в Чечне, на протесты в Москве, кстати, в период президентства Бориса Ельцина, в отношении продвижения НАТО на Восток и т.д. По большому счету практически всегда Россия находилась под нажимом, и нынешние проблемы ее начались и заключались в том, что она «не допроиграла» с точки зрения Запада холодную войну. Россия, кстати, даже сегодня, при всей напряженности в отношениях с США, затрагивает контрсанкциями лишь младших партнеров Америки, продолжая выполнять целый ряд невыгодных положений в рамках международных договоров вроде РСМД.

Отсюда третий тезис, с которым никак нельзя согласиться: конец 1980-х – начало 1990-х – благословенные годы. Именно в тот период заложены корни тех проблем, которые мы все видим сегодня. Именно тогда закладывались основы компрадорства, а под видом открытых дверей и общечеловеческих ценностей Россия превращалась в сырьевую колонию, тогда же были заложены основы нынешнего колоссального социального расслоения. В принципе можно согласиться с тем, что Михаил Горбачев и его окружение, в котором действительно было много интеллектуалов, мыслили общечеловеческими ценностями, проблема только в том, что западные контрагенты, как правило, оставались в парадигме Realpolitik. Мы же, хотя в 1970-е у нас еще были попытки реализации серьезных инфраструктурных инициатив, в 1980-е и в 1990-е после бесцельной политики уступок начали путь, пройдя который страна предстала в виде проедающей энергетические ресурсы, советское наследие и не выработавшей национального конкурентоспособного проекта развития. Очень ли помог Запад в 1990-е выработать такой проект?

Конечно, ни в коем случае нельзя складывать с самих себя ответственность за неудачи рыночных преобразований первых постсоветских лет, в конечном счете мы сами упустили время. Но что же нужно сделать России, чтобы стать хотя бы таким привилегированным партнером – уйти из сферы приоритетных интересов в ближнем зарубежье? В одностороннем порядке сокращать ядерное оружие, являющееся гарантом статуса великой державы?

Справедливо указывается на то, что страна должна сосредотачиваться, но это сосредотачивание не может быть основано на односторонних внешнеполитических уступках, а главное – на желании во что бы то ни стало заключить компромисс. Реализм и прагматика обеспечиваются в том числе и фактором силового потенциала. Диалог с Западом нужен, но не стоит уповать на то, что благодаря компромиссу мы вдруг обретем новые горизонты стратегического видения, к примеру, для более эффективной промышленной политики, а экономические связи, наличие которых, как оказалось, вовсе не страхует от конфликта, обеспечат стабильность отношений. Если скачок в России и произойдет, то вопреки давлению и в атмосфере жесткой конкуренции. США как были политическими оппонентами, так и останутся, они будут соответствующим образом воспринимать Россию вне зависимости от того, насколько либеральную политику будут проводить российские власти. С этим России придется жить долгие годы, принимая это как объективный процесс. Нужно строить свое развитие с учетом этого обстоятельства, учиться пока не поздно проводить реформы не после поражений и их признания, за которыми следуют контрреформы, а планомерно, с одновременным отстаиванием своих внешнеполитических позиций.