Сто лет без царя

В 1996 году Борис Ельцин сделал шаг к неконституционной абсолютной власти. Фото Reuters

Сто лет назад, 17 июля 1918 года, большевиками был убит последний русский император Николай Александрович Романов. Некоторые полагают, что после того как 2 марта 1917 года Николай отрекся от престола, по закону о престолонаследии 1797 года императором всероссийским был его сын Алексей, не ведавший скорее всего об этом. Но 50-летний Николай и его 14-летний сын погибли одновременно. Законная монархическая власть в России завершилась если не мартовским отречением 1917 года, то июльским убийством 1918-го.

Монархическая власть и тираническое единовластие

Завершилась законная – основанная на праве, на Основных государственных законах 1906 года – монархическая власть, но отнюдь не завершилась монархия как таковая. Единовластие не в законных монархических формах, а в формах тирании (если мы вспомним политическую классификацию форм правления, предложенную Аристотелем) было восстановлено в России большевиками. Их власть практически сразу создала модель, которая в разных вариантах воспроизводится в России до сегодняшнего дня. Эта власть строится на полном несоответствии конституционной формы реальности.

По Конституции РСФСР 10 июля 1918 года высшей государственной властью объявлялся Всероссийский съезд Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (с 1936 года – народных депутатов), не являвшийся постоянным органом и созывавшийся Всероссийским центральным исполнительным комитетом Советов рабочих, крестьянских, красноармейских и казачьих депутатов (ВЦИК) не реже двух раз в год на сравнительно небольшой период. Все остальное время ВЦИК съезда Советов работал без контроля со стороны представительных органов, что создавало возможности для злоупотребления властью вплоть до превращения его в «коллективного монарха». Но в действительности и ВЦИК был марионеточным органом верхушки Коммунистической партии (Российская (позднее – Всесоюзная) коммунистическая партия большевиков – РКП(б), ВКП(б), с 1951 года – КПСС – Коммунистическая партия Советского Союза). Уже 14 июня 1918 года ВЦИК по прямому указанию руководства РКП(б) признал недействительными выборы в Советы рабочих и крестьянских депутатов, на которых побеждали кандидаты иных социалистических партий (социал-демократов меньшевиков, народных социалистов и социалистов-революционеров) и аннулировал мандаты всех членов и сторонников этих партий в действующих Советах рабочих и крестьянских депутатов. С 14 июня 1918 года власть на территории, контролируемой большевиками, окончательно перестала быть советской, хотя именовалась таковой до самого конца СССР в декабре 1991 года, а стала только и исключительно коммунистической (большевицкой) властью, для которой Советы всех уровней являлись только правовой декорацией.

Сама же Коммунистическая партия большевиков, тем более ее единственный властный орган – политическое бюро, где и принимались все значимые для страны решения, не были зафиксированы ни в одной из Конституций Советского государства, от Конституции 1918-го до последней Конституции СССР 1977 года. Ни в одном юридическом документе не указывалось и то, как формируется этот орган. Реальная власть Советского государства все время находилась вне права и потому вне какого-либо формального контроля.

Монархия в России завершилась не отречением 1917-го, а убийством 1918 года. Фото 1917 года

Этим большевицкая власть принципиально отличалась даже от самой неограниченной власти абсолютной монархии Романовых, существовавшей до октроирования Манифеста 17 октября 1905 года. Абсолютная власть императора была четко определена как таковая в Основных государственных законах, кодифицированных в 1832 году группой юристов под руководством Михаила Михайловича Сперанского и введенных в действие манифестом императора Николая Павловича в 1833-м. Четвертая и пятая статьи Основных государственных законов 1833 года определяли: «Императору всероссийскому принадлежит верховная, неограниченная, самодержавная власть. Повиноваться власти его не только за страх, но и за совесть Сам Бог повелевает. Особа Государя Императора священна и неприкосновенна». Из этого определения в 1906 году было убрано только слово «неограниченная» – теперь власть императора ограничивалась избранной народом Государственной думой и наполовину избранным, наполовину назначенным императором Государственным советом. Все это также было ясно обозначено в Основных законах.

Так что государственная власть императора была хотя и абсолютна до 1905 года и весьма велика в 1906–1917 годах, но она всегда была властью конституционной. Власть же большевиков-коммунистов с 1917 года до самого конца была властью неконституционной, внеправовой. Это важнейшее различие России дореволюционной и России революционной, коммунистической. Свергнув и убив царя, Россия стала псевдоправовой тиранией. То, что определяла Конституция, не имело никакого отношения к действительной власти, то, что было действительной властью, никак не было обозначено и определено Конституцией. Это главное know how большевицкой тирании.

Право на власть и сущность власти

Но если от права на власть мы переходим к сущности власти, то здесь между дореволюционной Россией и Россией коммунистической мы видим очень большое сходство. Высшая действительная государственная власть кроме коротких моментов перехода от одного правителя к другому всегда была сосредоточена в руках одного лица и зависела практически всецело от воли этого лица. Даже в те периоды, когда фактически народные и церковные представительства играли немалую роль в осуществлении власти (Соборная монархия 1613–1688 годов), народное сознание связывало высшую власть с лицом единовластного правителя. Бояре могли быть плохими и подлежали за это наказанию – царскому гневу, царь же плохим быть не мог. А если уж он был плохим, он должен быть сменен на нового, хорошего царя, которого для народа сыщет Бог.

Никто, даже составители учебников по государственному праву СССР, не считали этот СССР в действительности парламентской республикой. Все твердо знали, что это абсолютная монархия и всегда, кроме очень коротких периодов междуцарствия, любая баба из самой глухой деревни точно знала имя этого красного царя. Им был Ленин в 1918–1923, Сталин в 1924–1953, Хрущев в 1955–1964, Брежнев в 1964–1982, Горбачев в 1985–1991 годах. Троцкий, Маленков, Берия, Андропов, Черненко промелькнули слишком быстро, чтобы их имена накрепко связались с верховной властью. Но и их успели запомнить в народе как правителей на час.

Никто не мог объяснить с полной ясностью, как тот или иной человек становился тираническим правителем СССР. Известно было, что после смерти Ленина и после смерти Сталина в высшем властном кружке шла яростная борьба за власть, но опять же вне каких-либо правовых норм. Так борется за власть будущий предводитель преступного сообщества. В некоторых случаях борьба приводила к убийствам конкурентов, в других –  к сговору и сравнительно мягкому отстранению от власти, но не из жизни, как Хрущева в 1964 году. Но сама власть почти всегда была пожизненной и заканчивалась торжественным захоронением красного царя в Мавзолее или рядом с ним.

Так что уходящая в XV век традиция единовластного правления в Московском государстве по ордынскому – восточно-деспотическому  образцу практически не прерывалась и в просвещенном XIX, и в кровавом ХХ веке. Не прекратил эту традицию и крах коммунистического государства в 1990–1991 годах. Хотя Борис Ельцин стал первым во всей истории России правителем, избранным на верховный властный пост демократически, по правильной конституционной процедуре 12 июня 1991 года, все же фактически пост президента РСФСР тогда не был в СССР верховным. Верховной властью обладал глава КПСС и по совместительству президент СССР Михаил Горбачев, получивший власть весной 1985 года в результате обычного сговора в Политбюро КПСС после смерти генсека Черненко и управлявший страной столь же неконституционно, как и все его предшественники. Попытки перейти от незаконной верховной власти к законной и легитимной оказались для Горбачева совершенно неудачными и привели к утрате им какой-либо государственной власти в декабре 1991 года. Захват верховной власти в России Борисом Ельциным был совершен также вне рамок права, ценой упразднения того государства, главой которого являлся его соперник Горбачев.

История верховной власти в посткоммунистической России представляет собой быстрый процесс ее возвращения сначала к конституционному абсолютизму 1906–1917 годов, а затем и к внеправовой тирании советского времени.

От властного абсолютизма к абсолютной власти

Памятником конституционного абсолютизма является созданная после смутного времени 1991–1993 годов Конституция 12 декабря 1993 года. В ней властные права президента РФ весьма велики, но не безграничны. Их ограничивают и обязательные всенародные выборы, и ряд моментов в формировании властных институтов. Борис Ельцин в 1996 году, единственный раз решившись бороться за власть уже в качестве действующего правителя России, прибег к немалым фальсификациям, чтобы остаться у власти. Выборы оставили у граждан страны ощущение неравных и нечестных, то есть выходящих за пределы конституционного поля. Это был первый шаг от властного абсолютизма конституционного к абсолютной власти неконституционной.

1998–1999 годы прошли в поисках преемника. Назывались и отбрасывались Николай Аксененко, Сергей Степашин, Сергей Кириенко. Наконец по ряду причин, ничего общего с конституционной политикой не имеющих, Борис Ельцин остановился на кандидатуре Владимира Путина. Он его назначил премьер-министром, а сам после этого подал в отставку, открыв на этот раз конституционный процесс избрания нового президента. Но почти все в стране поняли эти действия как волю уходящего правителя передать власть именно Путину, и он был избран президентом РФ в марте 2000 года.

18-летнее властвование Путина – это все больший выход за пределы законного поля, за пределы Конституции, а затем и корректировки самой Конституции Законодательным собранием, избираемым со все большим количеством фальсификаций. Фактически с выборов 2007–2008 годов можно говорить о завершении периода конституционного абсолютизма старого российского образца и о переходе к советскому внеправовому абсолютизму, при котором все конституционные механизмы определения верховной власти и контроля за верховной властью превращены в полную правовую фикцию. Выборы, равно парламентские и президентские, деятельность Верховного и Конституционного судов, выборы глав регионов и мэров крупных городов превратились во всецело управляемый верховной властью Путина и администрацией президента процесс, как это и было во времена СССР.

В этих обстоятельствах реальная борьба за власть вновь стала внелегитимной, как это было в СССР всякий раз после смерти или отстранения очередного диктатора.

Следует подчеркнуть, что привычка к абсолютной, неконтролируемой и внеконституционной власти верховного правителя глубоко укоренена в России. Именно поэтому восстановление этого принципа и после падения монархии Романовых в 1917 году, и после краха тоталитарной коммунистической деспотии в 1990–1991 годах произошло практически безболезненно, естественно. Даже альтернатива большевикам, предложенная в 1918–1922 годах Белым движением, не была альтернативой «демократия vs диктатура», это была альтернатива «правильная конституционная национальная диктатура адмирала Колчака vs неправильная, внеправовая тирания Ленина». Характерно, что большинство народа и в том противоборстве поддержало большую и вполне неправовую диктатуру большевиков.

Как быть?

Что же делать в современной России тем политическим движениям, которые стремятся превратить страну в современное демократическое государство, сделать власть орудием общества, а не орудием управления обществом? Есть ли шанс на такое преобразование России с таким ее прошлым и таким настоящим?

Опыт перехода многих стран мира от конституционного абсолютизма и даже от внеконституционной тоталитарной деспотии к стабильной демократической государственности позволяет и для России дать утвердительный ответ на этот вопрос. Но, осуществляя практические шаги, мы должны ясно сознавать и вполне учитывать ту привычку к аномическому (внеправовому) абсолютизму, которая столь сильна в России.

Во-первых, в России власть исключительно персональна. Это не институт верховной власти, а верховный правитель из плоти и крови. Это личность со всеми ее особенностями, достоинствами и недостатками. И именно как личность она – несменяема. Практически ни один правитель России не ушел от власти по собственному желанию, тем более не обеспечив себе надежного преемника. Несменяемость верховной власти –  это привычная установка массового сознания. Для ее преобразования в обычную демократическую форму, считающую оптимальным вариантом персональную ротацию носителей верховной власти, требуется как минимум смена нескольких поколений в условиях демократического процесса. Но при абсолютизме демократический процесс невозможен, так что перспектива такого преобразования крайне маловероятна.

Что же остается? На наш взгляд, именно в целях установления демократически и конституционно ограниченной верховной власти следует пойти на восстановление института конституционной монархии в принятых сейчас европейских ее формах. Это должно быть не избрание монархом какого-либо сильного человека, которое ничего не добавит к современной модели противоправной тирании, кроме ее формального узаконивания, а восстановление законной династии, свергнутой в 1917 году и пресеченной убийством императора в июле 1918 года.

Такое восстановление монархии будет иметь несколько плюсов.

Во-первых, оно может завершить необходимый процесс выхода из внеправового поля, положенный большевиками в 1917 году и фактически не преодоленный законным образом по сей день. Россия считается в правовом плане продолжателем именно СССР, а не Российской империи. Сам же СССР никогда себя продолжателем Российской империи не считал, а своей законной правовой альтернативы также не создал, оставаясь все 72 года своего существования фактически преступным сообществом, незаконно удерживающим власть над Россией. Ужасные плоды такого незаконного удерживания власти хорошо известны. Следовательно, восстановление исторической династии Романовых положит конец этому внеправовому состоянию власти, особенно если оно будет соединено с такими принципами переходного права, как люстрация, реституция прав собственности, изменение парадигм исторической памяти и восстановление прав многомиллионой русской эмиграции как граждан России.

Во-вторых, современная конституционная монархия, где монарх властвует, но не правит, сохраняет персону верховного правителя как церемониального, а для верующих священного вождя, но лишает его какой-либо реальной политической власти. Реальная власть находится в руках народа, который через систему представительной демократии  передает ее национальному и региональным парламентам (речь идет о Российской Федерации). Парламент формирует исполнительную власть. Реальная власть, таким образом, находится в руках народа и действительно формируемых им институтов власти, а персональная – в персоне монарха. Это позволит отделить персонализм политических ориентаций народа от демократических форм осуществления власти.

В-третьих, династия Романовых ныне не существует. Существуют несколько десятков людей, которые признаны ее потомками. Все они живут в демократических странах, некоторые находятся в близких родственных отношениях с царствующими домами Европы. Это европейски образованные, привыкшие к современным принципам западной государственности люди. И при этом они всецело вне противоборствующих российских группировок. Если один из представителей династии Романовых будет призван на российский престол, он облегчит распространение несоветских принципов политической жизни в российском обществе и сможет стать неформальным медиатором новых и старых группировок, борющихся за верховную власть (здесь хорошим примером является испанская монархия).

Наконец, в-четвертых, переход к монархии может быть только демократическим, основанным на воле граждан России. Этот переход не разрушит основания демократии (их фактически нет ныне), а создаст необходимую крышу для их постепенного и, надеюсь, быстрого формирования.

Так, уничтоженная 100 лет назад большевиками историческая русская монархия может послужить России в строительстве демократической, европейской государственности.