Каким будет мир после пандемии: сценарии и действующие лица

Один из немногих сценариев будущего – новая биполярность: во главе «демократов» США, «авторитаристов» представит Китай. Фото Reuters

Банальностью стало утверждение о том, что мир после коронавируса радикально изменится. При этом одни эксперты утверждают, что произойдут слом глобализации и чуть ли не возврат к Вестфальской системе, другие уверены в том, что глобализация 2.0 лишь ускорится под воздействием внешних угроз, выходящих далеко за рамки национальных границ.

Международная кооперация, институты межгосударственного сотрудничества, включая систему Организации Объединенных Наций, испытывают в этот период крайнее напряжение. Соединенные Штаты Америки — самая мощная держава и некогда лидер западного мира — в эпоху Дональда Трампа ускорили фактический демонтаж организаций системы ООН, выйдя из ЮНЕСКО, прекратив вносить взносы в ВОЗ, сократив бюджеты, направленные на цели помощи развивающимся странам.

Европейский союз испытывает экзистенциальные трудности выживания. Выход из него Великобритании, провал попыток наладить тандем Франция–Германия в вопросах как экономического, так и военно-стратегического лидерства, закрытие границ в связи с эпидемией коронавируса и невозможность реализовать сколько-нибудь действенные меры солидарной поддержки по оси север–юг – все это делает перспективы Евросоюза неочевидными. Страны Центральной и Восточной Европы (в очень яркой форме — Вышеградская группа) все больше переходят в категорию недовольных нахлебников: деньги из Брюсселя давай, а демократические правила и нормы — не ваше дело.

Все это происходит на фоне крушения однополярного мира: США не вынесли бремени глобального лидерства. Откат на изоляционные позиции начался при Обаме, но Трамп с его America first необратимо ускорил процесс. Не сложилось пока и мира двуполярного – КНР ни интеллектуально, ни материально не готова еще к роли, которую играл Советский Союз в годы противостояния двух систем. То, что мы наблюдаем сейчас, когда американцы включили программу «Китай – враг номер один» при более нюансированной, хотя и очень жесткой позиции в отношении России, будет подталкивать Пекин к принятию более масштабных обязательств, если декларациям КПК о превосходстве китайского образа управления и месте Поднебесной в мире суждено реализоваться. В целом надо сказать, что двойное сдерживание со стороны США двух «авторитарных гигантов», Китая и России, может привести к серьезному перенапряжению сил даже такой державы, как США.

США подходит к президентским выборам в ноябре 2020 года с тяжелым грузом проблем. COVID-19 обнажил слабости в военной, законодательной, промышленной, академической средах. На фоне самой высокой абсолютной смертности от коронавируса в мире разрыв между богатыми и бедными, белыми и афроамериканцами, а также другими этническими и религиозными меньшинствами стал кричащим.

Упомянутое двойное сдерживание КНР и России продолжится, даже если к власти придет демократ Джо Байден. Демократы интитуциализировали это противостояние, оформив его на законодательном уровне. Вряд ли европейцы слепо последуют за такой стратегией, их экономические и геополитические устремления скорее подталкивают к созданию третьего мощного самостоятельного игрока, чтобы не пасть жертвой американо-китайской конфронтации.

Тем не менее НАТО, львиную долю бюджета которого составляют американские деньги, все послевоенные годы было надежным защитником, на содержание которого европейцы тратились очень скудно. С приходом Трампа бесплатный проезд закончился, военные бюджеты велено довести до 2% ВВП, аппетита к коллективной защите интересов, особенно европейских, со стороны американцев не наблюдается. Пошел разговор о собственных вооруженных силах Евросоюза, при этом ни средств, ни «воли народов» нет. В такой обстановке обострение отношений с Россией и Китаем абсолютно не ко времени. Притом надо отметить, что за 2019 год Трамп увеличил военные ассигнования США до астрономических 732 млрд долл. (для сравнения: Россия – 65, Китай – 261, согласно апрельскому докладу SIPRI). Поэтому расчет на помощь американского брата тлеет, но не угасает.

Наиболее структурированно позицию «прогрессистов» Европы по этому поводу сформулировал в своем выступлении 7 февраля 2020 года французский президент Эмманюэль Макрон. В речи перед выпускниками парижской Военной академии он уделил основное внимание французским силам ядерного сдерживания, но значительная часть выступления была посвящена необходимости спасти европейский проект, а спасая его, укрепить трансатлантическую солидарность. Макрон подчеркнул: нарастают соперничество и конфронтация великих держав, что может привести к «неконтролируемой военной эскалации». С его точки зрения, обретенная региональными игроками (такими, например, как Иран и Северная Корея) возможность достигать своими ядерными ракетами территорий европейских стран меняет геостратегическое планирование. Дополнительные угрозы возникают в связи с тем, что долго существовавшие запреты на использование химического оружия уже многократно нарушались в Сирии, Малайзии, даже в Европе. Макрон указал на исчезновение или игнорирование международных норм, разрушение процедур, в том числе связанных с новыми научно-техническими возможностями.

Американская гегемония покоилась на самой мощной экономике, позволявшей поддерживать по всему миру громадное военное присутствие. Однако тревога за будущее этой экономики стала общим местом для серьезных политиков и экономистов. Замедление экономической активности в США, начавшееся в марте, ко второму кварталу выразилось 12-процентным падением, что составляет потенциально 40-процентное сокращение ВВП в годовом исчислении – самый худший показатель со времен Великой депрессии. Безработица может достичь показателя в 15% трудоспособного населения.

Беспрецедентные вливания в 3,7 трлн долл., возможно, повлекут некоторую стабилизацию американской экономики к концу года, но, по прогнозам МВФ, Соединенные Штаты все равно потеряют более 5% ВВП. Кроме того, гигантский национальный долг возрастет еще на 10%, что перекладывает проблемы на плечи будущего поколения.

Как это отразится на уровне американского военного присутствия в мире? Уже до пандемии и правые, и левые в Америке пытались доказать президенту и федеральному правительству, что надо сокращать военные расходы и выделять ресурсы для внутреннего развития, в первую очередь инфраструктурного (кто летает через аэропорт Кеннеди, хорошо представляет, о чем идет речь). Трамп в начале своего президентства вроде бы подхватил аргумент и усилил его: декларируемый выход из Афганистана и с Ближнего Востока, попытка заставить европейцев больше платить за НАТО и т. д., но «реальность» взяла верх. Сейчас можно с уверенностью сказать, что США израсходуют на пандемию от 11 трлн долл. (оптимисты из J.P.Morgan) до 19 трлн (пессимисты из McKinsey). Продолжать тратить более 700 млрд долл. в год на оборону становится проблематично. В момент, когда значительные силы должны быть брошены Пентагоном на «защиту жизненных интересов США» в Азии ввиду впечатляющего роста китайских военных возможностей, грядущие неизбежные сокращения ставят под вопрос американское первенство.

Кроме потенциального ослабления военного компонента лидерства США существует большая внутренняя проблема социального неравенства. В ходе пандемии она заметно обострилась. По подсчетам авторитетного исследовательского центра Pew, 80% американских домохозяйств располагают 48% национального дохода. Разница в доходах между бедными и богатыми в США сейчас является самой внушительной для стран «большой семерки». Это означает застой в спросе с соответствующим дестабилизирующим эффектом для предложения — то, что крупнейший американский экономист Лоуренс Саммерс называет «предтечей постоянной экономической стагнации». Ему вторит исследование Федерального резервного банка Сан-Франциско: отложенные макроэкономические последствия пандемии могут ощущаться в США на протяжении предстоящих 40 лет. Это не может не сказаться на возможностях внешнеполитического позиционирования Соединенных Штатов, международном авторитете и влиянии страны.

Велико значение и репутационной составляющей. Кроме военной и экономической мощи авторитет США среди союзников и попутчиков всегда покоился также на мягкой силе. Америка считается богатой и рационально управляемой страной, лидером демократического мира с устойчивыми саморегулируемыми институтами и четким разделением властей. Сейчас эта страна расколота пополам, политические и экономические перспективы неясны, а политика президента США никаким образом не ассоциируется с прогрессом. Потенциальный сменщик Трампа тоже не вызывает большого энтузиазма даже у многих членов Демократической партии. Впервые в американской истории возник вопрос о переносе срока выборов президента и массовом дистанционном голосовании, что неизбежно привело бы к взаимным обвинениям в манипулировании и подлоге. До этого вряд ли дойдет, но образу демократии наносится серьезный урон непосредственно из ее бастиона.

Мы подходим к одному из основных вопросов постковидного мироустройства – борьбе за лидерство или по крайней мере сферы стратегического влияния двух крупнейших экономик и военных машин – США и КНР. Слабеющие Соединенные Штаты и поднимающийся Китай неизбежно будут соревноваться, и вопрос в том, перерастет ли соревнование во враждебную конфронтацию. Можно предположить, что новые технологии укрепят на среднесрочном горизонте авторитарные режимы – в первую очередь Китай – и создадут дополнительные проблемы для западных демократий.

А пока небольшие позитивные сдвиги, наметившиеся в торговых переговорах между США и Китаем до пандемии, пошли прахом в результате взаимных обвинений, угроз санкций и контрсанкций. Для полной объективности надо сказать, что идеологизировали соперничество американцы. В феврале 2020 года на Мюнхенской конференции по безопасности госсекретарь и министр обороны США выступили дуэтом с антикитайской программой действий, в которой Коммунистическая партия Китая была названа угрозой номер один для США и свободного мира. Пожалуй, впервые США устами руководителей такого уровня сформулировали долгосрочную и безальтернативную стратегию не просто сдерживания, а прямого конфликта с Китаем по всем азимутам — военного, политического, коммуникационного, торгового и т.д.

Наиболее острое и опасное противостояние в военной сфере происходит в Азиатско-Тихоокеанском регионе. Здесь США обвиняет Китай в экспансионизме, а Пекин в ответ возмущается тем, что американцы пытаются запереть НОАК в рамках «цепочки первых островов» Желтого моря. Китай к этому не готов; его упорное сопротивление американскому морскому присутствию и давление на Тайвань привели к принятию Конгрессом США закона о Тайване, в котором закрепляется международная правосубъектность острова, не признаваемая китайцами. Опрос общественного мнения в США показал, что в апреле нынешнего года две трети американцев рассматривали КНР как враждебную страну, что на 20 п.п. выше аналогичного показателя двухлетней давности.

Пропагандисты с обеих сторон начали продвигать в отношении друг друга конспирологические теории. Мы услышали, что вирус – это бактериологическое оружие, над которым работали в закрытом центре в Ухане; прочли и китайский ответ – что вирус завезен в Китай американской армией.

Противоречия накапливались давно. После того как расчет на постепенное врастание КНР в международную систему правил и обязанностей (естественно, определяемую Соединенными Штатами) развеялся, американцы осознали две базовые истины:

– Китай собирается построить эту международную систему «под себя», исходя из своих интересов и по авторитарным, а не демократическим лекалам;

– Китай стал в мировом масштабе производителем готовой продукции и полуфабрикатов, без которых США не могут обойтись даже в военном производстве.

Очень характерным с этой точки зрения был отчет о первом официальном визите в КНР президента Трампа в ноябре 2017 года, написанный советником по национальной безопасности Гербертом Макмастером. Отдельные детали были опубликованы автором много позже, после ухода со своего поста, – 25 апреля 2020 года в журнале «Атлантик». Описывая встречу с председателем правительства КНР Ли Кэцяном, Макмастер пишет: «Ли дал понять, что Китай построил промышленную и технологическую базу и в этом смысле более не нуждается в США. Он отверг наши озабоченности в несправедливых торговых и экономических практиках со стороны КНР, давая понять, что роль США в будущей глобальной экономике сводится к поставке Китаю сырья, сельскохозяйственной продукции и энергии для производства передовых промышленных и потребительских товаров».

По убеждению той части американской элиты, которую представляет генерал Макмастер, партийное руководство КНР считает, что окно возможностей для изменения в нужном ему направлении международного правопорядка не будет открыто постоянно. Китай столкнется с трудностями централизованного управления экономикой, старением населения, недовольством молодых. Уязвимости китайской модели были продемонстрированы коронавирусной эпидемией, но сконцентрированная воля партии по мобилизации усилий правительства, отечественного бизнеса и государственной промышленности, науки и военных, безусловно, представляет для американцев существенную угрозу.

Нельзя отрицать, что китайцы сами дают обильную почву для озабоченности со стороны США и международной общественности. Поведение центральных властей в отношении буддистов в Тибете, жесткая реакция на рост влияния католиков и протестантов, вплоть до разрушения храмов, подавление протестов в Гонконге, концлагеря для более миллиона уйгуров, неприкрытое давление на Тайвань – факты не особо скрываемые.

Введенная в Китае персонализированная система социального кредита основана на отслеживании благонадежности граждан в режиме онлайн; лояльностью оказываются обусловлены получение ссуд и займов, повышение по работе, обеспечение жильем, скидки на транспорт и многое другое.

Аналогичное внешнеполитическое поведение «большого брата» в отношении вассалов проявляется в практике мегапроекта «Один пояс, один путь» вкупе с реализацией стратегии «Сделано в Китае – 2025» и запущенным два года назад «военно-гражданским слиянием».

«Пояс–путь» – это инфраструктурный проект с декларированными инвестициями в 1 трлн долл., охватывающий страны Индо-Тихоокеанского региона с выходом на Западную и Восточную Европу. Жесткие условия китайских вложений обуславливаются неанонсируемыми политическими «ковенантами». По данным на 2018 год, из 68 стран-реципиентов 23 находились в зоне высокого кредитного риска, а 8 (Пакистан, Монголия, Лаос, Джибути, Мальдивы, Таджикистан, Киргизия и Черногория) были фактически не в состоянии обслуживать свои долговые обязательства. В подобном положении Шри-Ланка в 2017 году была вынуждена передать Китаю свой морской порт в безвозмездную аренду на 99 лет.

Для людей с советским прошлым реализация великих целей построения социализма с китайской спецификой не выглядит выходящей за рамки понятной государственной стратегии. Однако в глобальной борьбе гигантов она воспринимается как экзистенциальная угроза, аналогичная советской в эпоху холодной войны.

А что привнесет и привнесла пандемия в российско-китайские отношения? На высшем уровне руководителей двух стран – несомненно, самое тесное взаимопонимание, стратегический союз, каскадируемый на нижестоящие уровни власти. Между элитами по-прежнему сохраняется довольно высокий уровень недоверия. Но в среднесрочном плане, похоже, у России для поиска глобального баланса нет другого выбора, кроме укрепления российско-китайской дружбы.

Товарооборот между Российской Федерацией и КНР в 2019 году превысил 110 млрд долл. в год. Почти втрое ниже, чем с Европейским союзом (278 млрд долл.), но в два раза выше, чем еще три года назад. Это 17% внешней торговли России, и показатель будет расти.

Вооруженные силы двух стран сотрудничают настолько тесно, что хочется применить термин «военный союз», хотя пока он не правомерен ни юридически, ни фактически. Однако были проведены крупнейшие в истории России совместные военные учения с Народно-освободительной армией Китая, а Москва оказала помощь КНР в создании системы предупреждения о ракетном нападении.

Пандемия и резкое падение цен на нефть заставят Россию искать новые связи с внешними партнерами и укреплять существующие. Наша экономика является экспортно ориентированной. По внутреннему спросу нанесен болезненный удар. Сжатие ВВП в 2020 году составит, по разным оценкам, от 5 до 8%, доходы домохозяйств сократились в первом квартале на 3–4%. Китай выглядит как безальтернативный рынок для российских производителей в условиях продолжающихся санкций со стороны Европы и США. Китайская экономика хотя и пострадала, но начинает восстанавливаться. Потребность в наших нефти и газе будет расти, и неспроста в разгар пандемии президент Путин широковещательно обсудил с главой «Газпрома» проект газопровода «Сила Сибири – 2».

Россия сильно зависит от внешнего мира в плане приобретения новых технологий. В условиях санкций Китай заменяет нам западных партнеров, но с технологиями второго-третьего передела и с качеством, которое порой вызывает нарекания. Однако по технологиям распознавания лиц и цифровому контролю за населением КНР продвинулась далеко вперед; российские власти этот опыт интересует, и они начинают его применять.

Сколько бы ни говорили на политическом верху о равном партнерстве, Россия в ее нынешнем состоянии может претендовать лишь на положение младшего брата. Такой статус не устраивает российские элиты, руководителей экономического, военно-силового и дипломатического блоков. Но пока придется жить с этим, отыскивая пути балансировки геостратегической позиции.

Так каким же будет мироустройство после окончания пандемии? Вариантов не так много, как кажется.

Первый

В мире возникнет новая двуполярность. Во главе «демократов» вновь укрепляется США, во главе «авторитаристов» – КНР, и глобальное развитие продолжается в соревновании двух систем, что вполне соответствует гегелевскому закону о единстве и борьбе противоположностей.

Второй

Столкнувшееся с обострением всех накопленных противоречий мировое сообщество найдет в себе силы и средства начать капитальный ремонт имеющегося строения с соответствующими реформами международных институтов.

Третий

Вступаем в опасный период отсутствия или провала базовых международных договоров и соглашений, по факту разваливается система объединенных наций, продолжается игра суверенитетов и локальных союзов. Ждем опять-таки гегелевского «отрицания отрицания» и более разумного мира после катастрофы.

Впрочем, упомянутое выше выступление французского президента указывает, что есть в мире силы, претендующие на реализацию четвертого варианта, с «трехполярным» миром Евросоюз–США–Китай. Можно рассматривать этот сценарий как подвариант первого.

Собственно, у каждого из этих сценариев есть подварианты, и каждый день – день бифуркации, когда люди будут принимать плохие или хорошие решения, а история – поворачивать в соответствующем направлении. При этом надо ясно осознавать, что черновики будущего уже много раз писались в нашем далеком и недалеком прошлом.