Олег Никифоров
Экоактивисты давно подталкивают Ангелу Меркель к отказу от использования угля. Фото Reuters
О роли российского газа в нынешней энергетической модели Евросоюза в беседе с ответственным редактором приложения «НГ-энергия» Олегом НИКИФОРОВЫМ рассказывает руководитель Фонда национальной энергетической безопасности Константин СИМОНОВ.
– 15 июля был опубликован пакет документов Комиссии ЕС относительно энергетического перехода. Согласно заявлению главы Комиссии ЕС, к 2050 году Европа должна стать климатически нейтральной. Можно предположить, что до этого времени европейцам (и особенно Германии, которая отказалась и от атомной, и от угольной генерации) будет необходим источник энергии, который позволит реализовать этот переход. На сегодня такой источник в Европе – природный газ. Сколько газа необходимо Европе и Германии для переходного периода? Какую роль в этом может играть Россия?
– Вопрос действительно актуальный и важный. Сейчас с прогнозами очень сложно, поскольку ситуация меняется буквально на глазах. Поэтому я отношусь к прогнозам по газопотреблению довольно скептически. Сейчас ни одна серьезная структура не решится взять на себя ответственность с цифрами отстаивать тот уровень потребления, который будет, скажем, в 2035 году, а тем более – в 2050-м. Поэтому мы должны пока говорить скорее о тенденциях и в Европе, и в Германии.
С одной стороны, довольно очевидны аргументы, которые свидетельствуют в пользу того, что Германии и в целом Европейскому союзу потребуются дополнительные объемы импортного газа.
Первый аргумент связан с агрессивным продвижением климатической повестки. Изначально в этой углеводородной триаде последовательность была такова: сначала должен «умереть» уголь, потом должны «умереть» нефть и природный газ. Более того, газ зачастую как раз и выступал в планах в качестве переходного топлива от углеводородной реальности к миру зеленой энергии. Вот в Германии мы наблюдаем одновременный отход от угля и атомной энергетики. В такой ситуации энергобаланс просто невозможен без роста потребления газа. Зеленая энергия уже не вытягивает, притом что ее доля в Германии и Дании сегодня самая высокая в ЕС. Кстати, и электроэнергия там самая дорогая. Это свидетельствует о том, что уходить дальше в зеленую энергетику будет все сложнее и сложнее. Поэтому без роста использования газа климатических целей, намеченных в Европе, просто не достичь.
Интересно отметить, что 2021 год оказался необычным с точки зрения климатического цинизма. Статистика показывает, что на протяжении года в Германии, да и в Европе в целом доля угля в энергобалансе в первом полугодии вернулась к уровню в 15%. По отчетам немецкой RWE по лингиту (бурому углю), в первом квартале видим рост на 20%. И это несмотря на то, что стоимость выбросов СО2 превысила 50 евро за тонну. Правда, и газ сильно подорожал. Но очевидно, что если ЕС реально собирается добиваться климатической нейтральности, спрос на газ придется наращивать. И климатические свойства газа, кстати, тоже придется оплачивать.
Второй аргумент в пользу импорта газа Европой связан с падением собственной добычи из-за закрытия Гронингена и в целом ситуации с Голландией. (В 2017 году Нидерланды впервые в истории стали нетто-импортером газа. Годовое потребление газа в этой стране превысило объем собственной добычи. К 2022 году правительство планирует сократить добычу на Гронингене – крупнейшем месторождении газа в Европе – до 12 млрд куб. м в год. А к 2030 году – полностью прекратить. – «НГ»).
Но если вы все же настаиваете на конкретной прогнозной цифре, то лучше воспользуюсь так называемым консенсус-прогнозом. В него входят прогнозы международных организаций, энергетических компаний, консалтинговых агентств. Он предполагает, что потребление газа в Европе все же будет сокращаться, но вот импорт будет расти. Дополнительный объем экспорта Европой в 2030 году составит около 50 млрд куб. м. Но я, кстати, не удивлюсь, если на самом деле и физический спрос на газ через 10 лет будет выше текущего уровня потребления.
Конечно, в газовом уравнении много неизвестных. Например, реализуются ли планы по водороду и признает ли Европа в конечном счете «голубой» водород, который производится с улавливанием и захоронением парниковых газов? Также важен уровень цен. Посмотрите на 2021 год. Ситуация на газовом рынке радикально развернулась по сравнению с 2020 годом. Если в 2020 году в Европе наслаждались ценами, конкуренцией и считали, что на десятилетия вперед установился рынок покупателя, то в 2021 году все поменялось. Достаточно было холодной зимы, жаркого лета, опустошенных газовых хранилищ и роста цен на газ в Азии, которые в январе пошли вверх. Оказалось, что построить СПГ-терминалы недостаточно. И возобновляемая энергетика пиковый сезонный спрос не закроет до тех пор, пока вы не научились хранить электроэнергию в промышленных масштабах (либо в больших аккумуляторах, либо в водороде). Отсюда, кстати, и поддержка «Северного потока – 2» Германией. Она связана с осознанием того, что без дополнительных объемов газа завершить переход к климатически нейтральной Европе невозможно.
Но сейчас происходит очень любопытная дискуссия в Европе на тему, а правильно ли мы делаем, что бросаемся в природный газ? Это относительно новый тезис, который продвигают радикальные сторонники зеленой энергетики, к которым относится и Международное энергетическое агентство. Они начинают утверждать, что увлечение газом может даже оказаться опасным с точки зрения климатической стабильности. Этот тезис относительно новый и нуждается в серьезном осмыслении. Создается странная картина. С одной стороны, Евросоюз понимает, что без газа достичь углеродной нейтральности нельзя, но с другой стороны, существуют страхи, в том числе боязнь оказаться в зависимости от России, которые теперь упаковываются в климатические сюжеты. Заговорили о метане как об опасном парниковом газе, начинают делаться оценки выбросов метана при добыче природного газа, оцениваются утечки метана на компрессорных станциях и в трубопроводах.
Понятно, что метан в принципе относится к парниковым газам. Чтобы понять, в чем суть парниковых газов, необходимо напомнить, что эти газы с высокой прозрачностью в видимом диапазоне и с высоким поглощением в инфракрасном диапазоне. Иначе говоря, они пропускают солнечный свет, но при этом задерживают исходящее от земной поверхности тепловое (инфракрасное) излучение. Но стоит напомнить, что самый главный парниковый газ представляет собой водяной пар (он ответственен за почти 70% парникового эффекта). На метан же приходится примерно 16% глобальных парниковых выбросов. Метан в основном выделяется в результате деятельности микробов в процессе минерализации органического углерода, протекающего в жестких анаэробных условиях, например в заболоченных почвах и в кишечнике травоядных животных. Кроме того, выбросы метана происходят и в результате человеческой деятельности, например при разведке месторождений природного газа, сжигании биомассы и добыче угля. Но пока без природного газа, а значит и метана, переход на полностью климатически нейтральное будущее, по оценкам многих экспертов, невозможен.
Напомним, что дискуссия о «метановом следе» российского газа началась после заявления министра энергетики США Дженнифер Грэнхолм о том, что российский газ является «самым грязным». На слушаниях в комитете Палаты представителей Конгресса США по науке, космосу и технологиям ее попросили прокомментировать строительство газопровода «Северный поток – 2». Она отметила, что по нему транспортируется «самая грязная форма природного газа на Земле». Конечно, метановый след от российского газа не сравнить с теми выбросами, которые производят США при добыче газа методом фрекинга.
Кстати, с точки зрения главы «Газпрома» Алексея Миллера, «углеродный след поставок газа по «Северному потоку – 2» будет в несколько раз ниже, чем у маршрута через Украину». Это связано как раз с изношенностью украинской ГТС.
ЕС и Германия не только взяли курс на достижение климатической нейтральности, но они и придумали новое будущее – зеленый водород. Мне кажется, что история с водородом напрямую стимулирует дискуссию о климатических свойствах газа. Германия активно отстаивает за зеленым водородом право быть единственным правильным и климатически нейтральным видом будущего топлива. Мы понимаем, в чем логика Германии, поскольку дискуссия о том, что признавать климатически нейтральным водородом, очень важна. Если ты, кроме зеленого водорода, не признаешь ничего, это означает, что ты заранее ограничиваешь пространство для атомной энергетики и для газовой энергетики тоже. Но если ты признаешь и голубой водород, который производится из метана с улавливанием двуокиси углерода, и бирюзовый водород, который получается пиролизом метана, и тоже без выбросов, и желтый водород, который производится из атомной энергии, то тогда это совсем другая линия технологического развития. Именно борьба между упертыми сторонниками зеленого водорода и более реалистичными сторонниками «цветового» равенства водорода при одинаковых климатических свойствах и будет определять будущее европейской энергетики и ситуацию со спросом на газ на европейском рынке.
Понятно, что немецкая промышленность планирует создавать оборудование для производства зеленого водорода, например электролизеры. Поэтому Берлин рассчитывает, что придание зеленому водороду статуса единственного избавителя человечества от климатической угрозы создаст дополнительный рынок сбыта. Но опять же мы прекрасно понимаем, что это связано и с объемами выпуска, и с ценой на зеленый водород. Я не понимаю, как Евросоюз намерен сводить свой энергобаланс, всерьез отказавшись от голубого и бирюзового водорода (на своей последней летней пресс-конференции 22 июля немецкий канцлер Ангела Меркель согласилась с необходимостью изучения вопроса о производстве голубого водорода. – «НГ»). Таким образом, вопрос будущего водородной энергетики тесно связан с вопросом, сколько газа понадобится европейской энергетике. Мой прогноз: без роста спроса на природный газ ЕС не сможет добиться ни климатической нейтральности, ни выполнения планов по производству водорода.
– Если мы говорим о сегодняшнем моменте, то, пока газ играет важную роль в энергобалансе Европы, многие страны пытаются на этом заработать и создать свои собственные опорные точки, так называемые хабы для торговли газом. Речь уже может идти о Польше, о Турции. Если говорить о нигерийском газе, который через пару лет может пойти в Европу по трубопроводу в Марокко и затем в Испанию, как вы видите проблему конкуренции различных производителей газа и где в ней место для российского газа?
– Все увлечены идеями хабов, все хотят на этом зарабатывать. Здесь возникает вопрос: по каким правилам должен торговаться природный газ на европейских рынках в ближайшей перспективе? Как технически будет выглядеть газовый рынок в Европе? Есть идея «рынка покупателя», которая является сейчас в Европе доминирующей.
Идея «хабовой торговли» – это, по сути дела, идея краткосрочных контрактов. Хабы нужны там, где совершаются спотовые биржевые сделки. Хаб – это не только логистически удобное место, куда сходятся производители. Идея хаба – это идея конкуренции разных поставщиков за покупателя, который берет на хабе газ, а дальше транспортирует его туда, куда ему нужно по независимым газопроводам, которые отделены от производителя газа. Что, собственно говоря, и предполагал «Третий энергетический пакет».
При этом идеологи хабов исходят из того, что предложение на них всегда будет избыточным. Это я считаю слабым местом данной концепции. Оно как раз и обозначилось весьма ярко в июне-июле 2021 года. А заключается проблема в том, что краткосрочный рынок, где нет долгосрочных отношений, не дает гарантий получения нужных объемов газа в пиковые периоды. В моменте может оказаться, что в какой-то точке мира цена на газ станет более выгодной, танкеры с СПГ могут легко развернуться в сторону более выгодного покупателя. Даже появился такой термин – «бездомный газ». Пока не стоит ожидать, что СПГ и хабы приведут к формированию единого мирового рынка газа. Цены, если мы возьмем основные спотовые индексы, все же существенно отличаются. Конечно, стратегически ЕС будет настаивать, что долгосрочные контракты должны уйти в прошлое. Но главное заключается в том, что долгосрочные контракты давали покупателю гарантии получения товара в нужных объемах. И что интересно, если посмотреть торговлю СПГ, то и там можно обнаружить по-прежнему достаточно большую долю долгосрочных контрактов. И в этом плане рынок СПГ не является рынком исключительно спотовым. Что касается ликвидности на хабах, эта модель работает при наличии конкуренции и профицита на рынке. При нынешних ценах в 450–500 долл. за 1000 куб. м газовый рынок будет привлекать инвестиции. Но насколько это будет долго? Газовый рынок достаточно волатильный, говорить о перспективах его потребления в Европе в будущем достаточно сложно.
– У газа имеется и серьезная политическая составляющая. Здесь вопрос крутится вокруг использования украинской ГТС. Как это все согласуется друг с другом? С одной стороны, борьба за продолжение использования украинской ГТС для транспортировки российского газа на предстоящие десятилетия. С другой – отказ от газа как энергоносителя.
– Если бы Европа верила в зеленый водород, то не требовала бы продления транзитного договора, а предлагала бы Украине перепрофилировать трубы под поставки этого самого зеленого водорода. Ведь Украина намерена его производить. Ну и пожалуйста. Мы с вами прекрасно понимаем, что все это очередные фантазии, которые разобьются об экономические реалии. Но ведь в Брюсселе и Киеве с пафосом говорят, что придумали гениальную идею. Тогда встает вопрос, почему же пристают к нам с требованием заключить с Украиной десятилетний договор на транспортировку нашего газа. На самом деле, все верно. Идея производства зеленого водорода в Украине с последующей его транспортировкой не выдерживает никакой критики. Дело в том, что даже транспортировка смеси метана и водорода связана с коррозией металла. Трубопроводы, построенные под метан, не могут транспортировать водород. Еще более губителен метан для компрессорных станций. При этом мы не знаем, в каком состоянии сейчас находится украинская ГТС. Аудита на этот счет давно не было, правда, не было и крупных аварий.
Увы, тема транзита через Украину чрезмерно политизирована. Наши аргументы об экономическом смысле «Северного потока – 2» никто не желает слышать. А ведь они очевидны. Добыча сместилась с Уренгоя на Ямал, на Бованенково. Это гораздо севернее. И расстояние от Ямала до потребителя на 1900 км короче, чем старый путь через Украину. Колоссальная разница! Производитель существенно экономит на затратах, транспортируя газ по гораздо более короткому маршруту. Значит, в конкуренции за потребителя у «Газпрома» будет дополнительный аргумент. Но выиграет-то в конечном счете и потребитель. Это и есть рынок.
Европейцы хотят видеть свой газовый рынок более конкурентным и за счет американского СПГ, и за счет Южного газового коридора, и за счет нового газа, который через считаные годы придет из Черной Африки. Ну так дайте и России сократить себестоимость! Россию же вместо честного рыночного выбора пытаются убедить в том, что она намерена политически задушить Украину, лишая ее доходов за транспортировку российского газа по маршруту, который устарел и стал невыгодным для России. Но ведь европейский потребитель должен быть заинтересован в том, чтобы получать дешевый газ без накруток, связанных с его транспортировкой по более длинному маршруту. Это не вопрос политического наказания Украины, а лишь повышение рентабельности, сокращение себестоимости. Как-то подзабыли, что «Северный поток – 1» мы вообще строили при президенте Януковиче, которого на Западе считали пророссийским.
Конечно, если в Европе возникнет дополнительный спрос, то украинская ГТС может рассматриваться как резервная мощность. И мы не против ее использования. Только возникает вопрос, почему мы должны брать на себя еще какие-то обязательства в дополнение к тому контракту, который был заключен на пять лет в 2019 году. За пределами 2024 года у России нет никаких обязующих соглашений с Украиной. Но украинцы, вместо того чтобы создать для России коммерчески привлекательные предложения, например за счет снижения тарифов на перекачку газа или использования украинских газовых хранилищ, просто требуют от Запада заставить Россию сохранить газовый транзит через территорию Украины. Спрашивается, кто же занимается политизацией энергетики? Кроме того, нас ждут непростые бои за условия использования «Северного потока – 2». Мы предлагаем подойти к этому вопросу экономически. Скажем, в европейском праве есть возможность создать независимого оператора – independent transmission operator (ITO). В этом варианте решения проблемы тарифы нужно будет согласовывать с германским регулятором, сотрудники «Газпрома» не смогут работать и входить в органы управления оператора. Все основные системы (IT, бухгалтерия и пр.) должны быть разделены, «Газпром» не должен оказывать никаких услуг оператору (только по согласованию с регулятором). «Газпром» готов на это. Но ведь ему не дают это сделать. На полном серьезе Брюссель говорит, что будет исходить не из своего права, а из загадочного принципа европейской энергетической солидарности. Именно так был решен судебный спор по заполнению газопровода OPAL. Увы, все это больше напоминает большевистские подходы, когда политическая целесообразность подменяет правовые нормы.
Интервью подготовлено при содействии Межотраслевого экспертно-аналитического центра Союза Нефтегазопромышленников России
комментарии(0)