Борис Романов
|
|
Тарле начинал с легального марксизма, доказывавшего неизбежность капиталистического развития России и критиковавшего теории ее особого пути. Фото 1903 года из архива музея СПб ГУФК |
Мятущаяся юность
Детство и юность Тарле прошли в Херсоне, где он окончил классическую мужскую гимназию. В 1882 году Тарле поступил в Новороссийский университет в Одессе, по окончании первого курса перевелся на историко-филологический факультет Киевского императорского университета. Большое влияние на студента Тарле оказал один из видных представителей русской школы историков и социологов, крупный специалист по истории Франции ХVI века профессор Иван Васильевич Лучицкий. В 1896 году на выпускном курсе Евгений Тарле опубликовал свою первую научную работу и по рекомендации Лучицкого был оставлен при кафедре. История Франции – страны, к которой он относился с большой любовью и уважением, навсегда окажется в центре научных интересов Тарле.
Вместе с Тарле на факультете учились будущие выдающиеся мыслители Николай Бердяев и Сергей Булгаков. Тарле, как Бердяев и Булгаков, стал приверженцем марксистских идей, в основном в духе так называемого легального марксизма, доказывавшего неизбежность капиталистического развития России и критиковавшего народнические теории особого пути развития нашей страны.
В 1897–1890 годах Тарле принял участие в деятельности нелегальных социал-демократических марксистских кружков, был арестован и сослан под гласный надзор полиции в Херсонскую губернию. Николая Бердяева сослали в Вологодскую губернию. Тарле имел статус политически неблагонадежного, на определенный период ему была запрещена преподавательская деятельность.
В 1901 году вышла отдельной книгой магистерская диссертация Тарле, посвященная Томасу Мору, представителю социалистической утопической мысли, она заслужила положительную оценку Льва Толстого.
После выхода царского Манифеста 17 октября 1905 года молодой приват-доцент приобрел широкую известность как пострадавший в результате разгона конной полицией 18 октября политического митинга у здания Технологического института в Санкт-Петербурге. Некоторые демонстранты, преподаватели и студенты получили ранения в результате ударов палашами. Среди них был и Тарле.
В частной типографии была оперативно выпущена почтовая открытка с фотографией раненого приват-доцента Евгения Тарле на больничной койке с перебинтованной головой. Открытка разошлась по всей стране, и к осени 1905 года о Тарле знала вся оппозиционная общественность, выражавшая свое возмущение насилием над молодым ученым.
В годы первой русской революции Тарле публиковал в либеральных и марксистских изданиях свои лекции, посвященные революционной истории Франции, которые имели особую актуальность для тогдашней России. «Падение абсолютизма» в журнале «Мир божий», «О Декларации прав человека и гражданина» в журнале «Образование», «Самодержавие Николая I и французское общественное мнение» в журнале «Былое».
После победы Февральской революции 1917 года Тарле был назначен членом Чрезвычайной следственной комиссии по делам царских министров. В июне 1917 года в составе российской делегации участвовал в международной конференции социалистов и пацифистов в Стокгольме с целью выработки проекта мирного договора для воюющих держав. По ее итогам Тарле на страницах оборонческой меньшевистской газеты «День» выступил с критикой этой конференции и ратовал за союзническую верность России странам Антанты и продолжение войны до победного конца в духе программы лидера кадетов Павла Милюкова. Выступая как публицист в газете «День», Евгений Тарле пророчески предсказывал: «Если в самом деле что и гибнет, то это надежды на демократическое обновление России».
После Октябрьской революции, к которой Тарле отнесся критически, и начала «красного террора» в ответ на покушение на Владимира Ленина, сопровождавшегося расстрелом заложников, взятых из числа так называемых эксплуататорских классов, он опубликовал в независимом издательстве «Былое» подборку документов «Революционный трибунал в эпоху Великой французской революции». В предисловии к публикации Тарле отметил губительную роль, сыгранную преступными элементами, использовавшими революционный террор в неблаговидных целях.
В 1918 году его избрали ординарным профессором Петроградского университета, а в 1921-м – членом-корреспондентом Российской академии наук. В 1918 году Тарле стал одним из руководителей Петроградского отделения Центрального архива РСФСР. Главной задачей в это тяжелое время было спасение и сохранение бесценных архивов Петрограда. В 1922 году Тарле предложили кафедру в Сорбонне, но он отказался от возможности эмиграции. В 1923 году по поручению директора Института Маркса–Энгельса Давида Рязанова выехал во Францию для сбора и приобретения архивных материалов и документов по истории марксизма и международного рабочего движения.
Марксисты vs попутчики
У Евгения Тарле, как и у ряда других историков, получивших признание в дореволюционной России, стали возникать конфликты с претендовавшим на роль официального историка-марксиста Михаилом Покровским и его молодыми последователями. Видный деятель большевистской партии и профессиональный историк Михаил Николаевич Покровский, ученик Василия Ключевского, приобрел известность до революции своими работами «Русская история с древнейших времен» и «Очерки истории русской культуры». Происходивший из семьи статского советника, член РСДРП с 1905 года, Покровский был одним из руководителей Октябрьской революции в Москве и с 1918 года занимал пост заместителя Народного комиссариата просвещения, стоял у истоков создания советской системы образования, возглавлял Институт красной профессуры, был редактором ведущих исторических журналов.
Ситуация усугубилась личным соперничеством между ними. Во Франции Тарле был с почетом принят ведущими историками и избран членом «Общества истории Французской революции» и «Общества по изучению Великой войны». Академия политических наук при Колумбийском университете избрала Тарле своим почетным членом. Тогда как Михаил Покровский и его школа не пользовались международным признанием, что стало очевидным во время международных конгрессов историков, проходивших в Европе в 1920-е годы. Разногласия Тарле с Покровским вылились в открытый конфликт по поводу исследования истории Первой мировой войны. Покровский в сборнике статей «Империалистическая война» называл инициаторами войны Антанту, Николая II и царское правительство, тогда как Тарле считал виновником развязывания войны Германию и Австро-Венгрию.
Ожесточенную критику, чреватую для Тарле определенными оргвыводами, вызвал его курс лекций «Европа в эпоху империализма. 1871–1919», которую Михаил Покровский в 1928 году назвал антимарксистской и «ловкой маскировкой под марксизм». Этот конфликт был не только личным противостоянием двух ученых. Возникло соперничество между историками из Академии наук и историками из Института красной профессуры и Общества историков-марксистов во главе с Покровским. Академических ученых называли «попутчиками». «Марксисты» издавали свои журналы, а «попутчики» – свои. В 1920-е годы такой плюрализм был еще возможен.
Покровский и его ученики выпустили серию из семи книг «СССР в капиталистическом окружении», а Евгений Тарле, Сергей Платонов и Александр Пресняков – «Историческую библиотеку. Россия и Запад в прошлом». В 1924 году в рамках этого начинания вышла первая крупная работа Тарле по международным отношениям – «Европа от Венского конгресса до Версальского мира. 1814–1919 гг.».
Борьба историков «марксистов» с «попутчиками» перекинулась и на Академию наук, которая обладала определенной автономией и отказывалась избирать в свой состав партийных бонз – Михаила Покровского, Николая Бухарина, Давида Рязанова, а также «истинных марксистов» – философа Абрама Деборина, литературоведа Владимира Фриче и историка Николая Лукина. Деборин впоследствии будет объявлен «меньшевиствующим идеалистом», историк Лукин репрессирован в 1938 году. Трагическая судьба Бухарина и Рязанова хорошо известна. В апреле 1927 года решением ВЦИК был принят новый устав академии, по которому она была передана в подчинение правительству. Однако несмотря на это, Евгений Тарле был избран в академики, а Бухарина и Покровского не допустили даже к баллотировке.
Конфликту с Академией наук был придан политический характер. Были организованы митинги рабочих и служащих, на которых принимались резолюции: «Пускай ученые-обскуранты знают, что рабочий класс не задумываясь перешагнет через них». В конце концов академиков заставили избрать предложенных деятелей, для чего ученых вызывали на заседание Совнаркома.
Была создана правительственная комиссия по проверке АН СССР, она обнаружила в ней скрытых вредителей и классово чуждые элементы. К концу 1929 года из 259 членов 71 был изгнан из академии. Эти преследования совпали с крутым поворотом в политике властей: отказом от нэпа, началом коллективизации и «ликвидации кулачества как класса». ОГПУ предприняло попытку сфабриковать «академическое дело», по которому было арестовано 130 человек.
Тарле был арестован 29 января 1930 года, были также арестованы многие другие известные историки. Однако до суда и официального приговора дело не дошло. Всех арестованных ученых сослали решением ОГПУ в Поволжье, Сибирь и Казахстан. Академик Тарле после длительного пребывания в камере предварительного заключения был отправлен в ссылку в Алма-Ату. Эти репрессии сопровождались кампанией политической травли «академиков» со стороны историков-марксистов во главе с Михаилом Покровским, что официально называлось «разоблачением классовых врагов на историческом фронте».
За Тарле вступились известные историки Франции, включая автора «Истории Французской революции» Альбера Матьеза. К властям в защиту Тарле обратились вдова Георгия Плеханова Розалия Плеханова и президент Академии наук Александр Карпинский. Но это не помогло. В 1931 году Евгения Тарле исключили из академии на общем собрании тайным голосованием. По новому уставу, принятому в 1930 году, в состав академии было запрещено избирать лиц, «проявивших враждебное отношение к революционному движению пролетариата». В первом звуковом документальном фильме о процессе по делу Промпартии среди разоблаченных врагов народа упоминается и академик Тарле как несостоявшийся министр иностранных дел контрреволюционного правительства, которое якобы собирались сформировать заговорщики.
Возвращение на научный олимп
В 1932 году умер Михаил Покровский, Тарле с почетом вернулся из ссылки. Освобождать его в Алма-Ату в марте 1932 года прибыл Арон Сольц – председатель комиссии по партийной этике и член Президиума Верховного суда СССР, которого в советской прессе называли «совестью партии». В августе 1933 года последовала амнистия для тех, кто был арестован по «академическому делу», делам «краеведов-шпионов» и др. Из ссылок и лагерей вернулись многие ученые, среди них будущие академики Дмитрий Лихачев, Сергей Сказкин.
31 октября 1932 года Тарле в письме поэтессе Татьяне Щепкиной-Куперник сообщил, что ему оказали «блестящий и теплый прием» в Кремле и обещали дать работу. Через месяц Тарле был введен в состав Государственного ученого совета при Наркомпросе РСФСР (до 1966 года союзного министерства не существовало), куда входили такие видные фигуры, как Надежда Крупская, Глеб Кржижановский, Юрий Стеклов. Народный комиссар просвещения Андрей Бубнов на заседании, представляя Тарле, торжественно заявил: «Нам было дано указание украсить Государственный ученый совет некоторыми первоклассными учеными. Первым из них нами приглашен Евгений Викторович». А в сентябре 1937 года Тарле был восстановлен в звании действительного члена (академика) АН СССР.
Реабилитация Тарле и других ученых была связана с начавшимися изменениями во внутренней и внешней политике. В ноябре 1932 года был подписан советско-французский договор о ненападении, а французская пресса не раз писала о преследовании в России известного историка, специалиста по истории Франции. Историк Владлен Сироткин в предисловии к книге Тарле «Талейран», изданной в 1992 году, полагает: «Еще более важным для судьбы ссыльного был поворот Сталина от космополитической доктрины мировой пролетарской революции к национал-большевизму, к старым традициям государственности и имперской идеологии». Этот патриотический поворот Сталина не был, конечно, возвратом к имперской идеологии в классическом понимании, но сыграл важную роль в изменении отношения в лучшую сторону к истории и культуре прошлого России.
С 1934 года было восстановлено преподавание истории в школах как полноценного предмета, охватывающего всю историю России. В постановлении Совета народных комиссаров СССР и ЦК ВКП(б) «О преподавании гражданской истории в школах СССР» была осуждена созданная под руководством Покровского система исторического образования, в частности было сказано: «Вместо преподавания истории в живой занимательной форме с изложением событий и фактов в хронологической последовательности, с характеристикой исторических деятелей учащимся преподносят абстрактные определения общественно-экономических формаций, подменяя таким образом связное изложение истории абстрактными социологическими схемами». Это постановление стало важным шагом в отказе от господствовавших до этого догматических интерпретаций марксистских концепций в советской исторической науке и школьном образовании. «Разрыв с прошлым или преемственность – вот что разделило марксистскую «школу Покровского» с «буржуазной» школой «классовых врагов» Платонова – Тарле на рубеже 1920–1930-х годов», – подчеркивал Владлен Сироткин.
Покровский: развенчание и низвержение
Во второй половине 1930-х годов наследие историка Покровского было подвергнуто официальному осуждению, а некоторые его последователи историки-марксисты были репрессированы.
В 1936 году с критикой историософских взглядов Покровского и его школы выступили Николай Бухарин и Карл Радек. Михаил Покровский, признанный ранее «непримиримый борец за большевистскую партийность в науке против «право» и «лево» оппортунистических извращений марксизма-ленинизма, против контрреволюционного троцкизма и буржуазных теорий», был обвинен в экономическом материализме, чуждом марксизму, отрыве исторических законов от конкретных фактов, незнании диалектики. И это было только начало.
Было объявлено, что историческая концепция Покровского «лишена чувства родины», а его труды отличает «игнорирование ленинско-сталинских указаний по вопросам истории». Сталинский партийный историк, более известный как предводитель «Союза воинствующих безбожников», Емельян Ярославский отмечал в «Правде», что взгляды школы Покровского представляют собой «антимарксистские извращения и вульгаризаторство».
При этом разоблачителей Покровского совершенно не смущал тот факт, что сам Ленин положительно оценивал его труды. Ознакомившись с работой Покровского «Русская история в самом сжатом очерке» в 1920 году, Ленин поздравил автора с успехом, рекомендовал, чтобы книга стала учебником и была дополнена хронологическим указателем, «чтобы не было верхоглядства, чтобы знали факты». О том, насколько влиятелен был Михаил Покровский, можно судить хотя бы по тому факту, что до 1937 года Московский государственный университет носил его имя!
Выдающийся историк и либеральный политик Павел Милюков откликнулся на эти метаморфозы исторической науки в СССР в 1937 году статьей «Величие и падение Покровского (эпизод из истории науки в СССР)» в эмигрантском журнале «Современные записки». Милюков отмечает, что «внутри страны Сталин отвергает «марксистскую» школу Покровского и реставрирует национальную историю со всей ее терминологией, пытается поднять уровень школы». Как обращал внимание Милюков в своей статье, «Покровский отрицал даже личность Петра Великого – в истории, когда сравнение с Петром уже становилось ходячим приемом лести «великому и гениальному вождю народов».
В сборнике АН СССР «Двадцать пять лет исторической науки в СССР», вышедшем в 1942 году, работам Покровского были предъявлены серьезные обвинения. Было отмечено, что Покровский отрицал «всякое национальное и прогрессивное значение за войнами русского народа», такими как Ливонская война, Северная война, что он «не заметил военных талантов» Петра I, «совершенно отрицал действительный народный характер Отечественной войны 1812 г.». И далее: «Первую мировую войну 1914–1918 гг. понимал совершенно неправильно, считая, что нападающей стороной в ней была Россия и союзники, а не Германия Вильгельма II. Вся военная история Русского государства с древности до XX в. рисовалась ему в виде разбойничьих набегов постепенно усиливавшегося хищника». Таким образом, можно констатировать, что в споре двух историков восторжествовала патриотическая линия Тарле и других представителей академической школы.
Однако из этого не следует, что мы должны воспринимать все труды Михаила Покровского исключительно в негативном свете, несмотря на то что его школа нанесла вред исторической науке в нашей стране. Его концепция развития феодализма и торгового капитализма в России представляет интерес. Также явно упрощенными выглядят современные попытки представить Михаила Покровского сторонником троцкизма и его теории мировой перманентной революции. Дело в том, что главным оппонентом Покровского в его взглядах на русскую историю в начале 20-х годов выступил как раз Лев Троцкий. Эта полемика велась в совершенно свободном режиме, и влиятельному тогда большевистскому вождю Троцкому и в голову бы не пришло применять против спорящего с ним известного историка и товарища по партии какие-либо репрессивные меры. Более того, в 1930 году Троцкий в статье «Перманентная революция» фактически предвосхищает обвинения, предъявленные потом Покровскому сталинским официозом. Он называет Покровского «неистощимым конструктором исторических схем, с большим вкусом подкрашенных под марксизм».
В начале 1960-х годов прошлого века отношение к Покровскому изменилось, его основные труды были переизданы, однако никакого возвращения к его концепциям в советской исторической науке не произошло.
Переход в классики
Наибольшую известность Тарле принесли написанные им блестящие биографии Наполеона и Талейрана. После выхода в 1936 году в серии «ЖЗЛ» книги «Наполеон» в «Правде» была опубликована разгромная рецензия, за которой могли последовать неприятности для ученого. Однако на следующий день по указанию Сталина последовало опровержение, а работа Тарле получила положительные оценки вождя. За коллективный труд «История дипломатии» и работу «Крымская война» академику Тарле была присуждена Сталинская премия первой степени в 1943 и 1946 годах. Большое значение имеют работы Тарле «Европа в эпоху империализма» (1927), «Нашествие Наполеона на Россию». В годы Великой Отечественной войны, работая в эвакуации в Казани, Тарле выступает с публицистической работой «Гитлеровщина и наполеоновская эпоха». В ней автор показывает карикатурность сравнений Гитлера с Наполеоном, «ничтожного пигмея с гигантом», опираясь на известное высказывание Сталина, что попытки германской пропаганды представить Гитлера фигурой, равной Наполеону, смехотворны, поскольку Наполеон выражал интересы прогрессивных сил, а Гитлер – самых реакционных.
Скончался Евгений Викторович Тарле в 1955 году, похоронен на Новодевичьем кладбище. Российская академия наук с 1991 года присуждает премию имени Е.В. Тарле за выдающиеся научные работы в области всемирной истории и современного развития международных отношений.
Михаилу Покровскому приписывается фраза: история – это политика, опрокинутая в прошлое. Цитата вырвана из контекста. Покровский, критикуя дореволюционных русских историков, утверждал, что «история, писавшаяся этими господами, ничего иного, кроме политики, опрокинутой в прошлое, не представляет». Судьба исторической науки в СССР наглядно подтверждает этот тезис.
