Беседовал Глеб -ЧТО вы ждете от этой публикации?
- Не уверена, что знаю точно, но одно могу утверждать с уверенностью - очень часто люди идут к моим стихам долго, связь с моими стихами у них устанавливается иногда лет через пять после прочтения, так что вдруг старые тексты начинают звучать для них, как новые. Я думаю, таково свойство моих стихов - не уверена, что это хорошее свойство, но это факт. Поэтому я не жду немедленного отклика и большого количества читателей.
- Что для вас устное выступление?
- Вы знаете, я склоняюсь к мысли, что книга больше живет в устной форме, а не на бумаге. Исполнение книги уникально - как джазовая импровизация. Раньше я считала, что стихи - это графическое произведение, определенным образом размещенное на странице, чтобы читатель мог возвращаться. Ну это как большое музыкальное сочинение, которое невозможно прослушать только один раз, чтобы целиком воспринять. Теперь же я очень много внимания уделяю именно исполнительской части.
- Ваша история?
- Писать я стала давно, лет с пяти, но первое стихотворение, которое заслуживало бы интереса, вышло у меня лет в двадцать. Моя эмиграция не была связана с литературой - разве что косвенно. Эмиграция, как и самоубийство, никогда не имеет одной причины. Уехала я после путча и очень жалела, что еду, поскольку казалось, что теперь самое время оставаться. Но было поздно, а через несколько недель я уже поняла, что здесь мало что изменилось. Контакт с Москвой по-прежнему был слабым.
- Что значит - по-прежнему?
- Надо сказать, что из столицы я эмигрировала еще раньше, в 86-м году. Я тогда ждала ребенка, мы переселились под Звенигород и больше сюда не возвращались.
- Бахыт Кенжеев говорил, что в нынешней ситуации абсолютно неважно, где стоит твой письменный стол - в Торонто, Звенигороде, Австралии или в Москве. Как вам такое мнение?
- Я думаю, что это его фигура речи - местоположение стола, для меня по крайней мере, очень важно. Начать с того, что я приезжаю и узнаю совершенно новые для себя слова. "Проплатить", например. Или такое исконное русское слово как "домофон", да? Поэтому чувствуешь себя оторванной от языка, а это... в общем, понятно. Я думаю, что мой дом, конечно же, там - в Москве бы жить я не смогла.
- Почему?
- Здесь для меня все слишком суетливо, а я человек частный и не люблю, когда так много тусовки.
- Ну можно же игнорировать все эти сходки?
- Это витает в воздухе, поэтому - не обойдешь. Сама жизнь, начиная с улиц Москвы, она тусовочна. И это - не для меня. Потом, здесь человек сильно связан с общественной жизнью. Он должен прислушиваться к радио, смотреть телевизор и читать газеты.
- Можно выбросить телевизор и не читать газеты.
- Это будет насильственный ход, жест. Это будет неестественно. А там - там человек предоставлен самому себе и может просто забыть о средствах массовой информации. И это мне, как частному человеку, очень близко.
- Расскажите о литературной жизни русской Америки. Что там сейчас творится? Издательства, законодатели вкуса и так далее.
- Ну, "Ардис" давно закрылся, "Эрмитаж" издает прозу и русские антологии для американских студентов, где проставлены ударения. Процветает ли "Эрмитаж"? Вряд ли. Раньше эти книги шли в Россию и были нарасхват, а теперь тут и так все есть, так что... Есть еще "Слово", дружеский конкурент, но у "Слова" есть площадка, так что оно конкурирует скорее с "Русским самоваром", где также читают стихи.
- Я был как-то на чтении в "Самоваре" и мне показалось, что вся литературная компания, что там собралась, напоминает большую семью, которая собралась послушать, что там "старшенький" (или "младшенький") написал. Так ли это?
- Я думаю, что это впечатление сложилось у вас вот почему. Дело в том, что там люди друг с другом мягче, приветливее, что ли, - это запад так действует. У людей есть изначальная доброжелательность. Люди - как ни странно - относятся друг к другу с большей теплотой, чем здесь. И потом - там людям любопытны другие люди, а здесь каждый занят самим собой и только. А сами американцы - вы таких благодарных слушателей вообще не найдете: они часами могут слушать стихи, причем не самые интересные, и это будет абсолютно искренне.
- Поэты, которые задают тон в русском Нью-Йорке?
- Я не знаю, что значит "задавать тон", просто есть поэты, которых я ценю. Это Володя Гандельсман, Саша Алейник, Вадим Месяц, например.
- Как живут нынче русские в Америке?
- Там есть два пути - либо ты опускаешься на дно, живешь на разные пособия и занимаешься тем, что тебе любо, либо ты работаешь и обеспечиваешь себя сам. Других вариантов нет. Первый вариант не для меня, так что я работаю школьным учителем.
- Любимое место в Нью-Йорке?
- Это Манхэттен - Гринич Виллидж, а также подворотни верхнего Ист-Сайда. Народу там, конечно, полно, но мне показалось, что в Москве - все равно больше. А может быть, это избыток энергии - здесь все чудовищно энергичные, поэтому и кажется, что людей много.
- Вы можете написать верлибр?
- Я все могу написать. А то, что называют верлибром, очень часто возникает просто из неумения создать структуру. Мне необходима форма, она должна быть, любая - рыхлая, строгая, неряшливая - главное, оправданная. Я не люблю хаос, энтропию. Это даже не вопрос "нравится - не нравится", а - скучно. Для того, чтобы стихотворение меня "взяло", нужна энергия, которая связана с мерой гармонии. Гармония может быть разной, и верлибр может зарядить страшной энергией, а по накатанным рельсам пятистопного ямба - ничего не может выйти. Та же энтропия. Дело не в классицизме размера, а в заряде, который стоит за стихотворением. Этот заряд нужен, чтобы стихотворение "прошло" сквозь читателя. Мне - как простому, например, читателю, - нужно от стихотворения именно это.
