Сквозь смех сквозь слезы

В разливанном море круглых дат 2004 года не затерялся бы тихий юбилей, нелепо выпадающий из ряда. 8 сентября исполнилось тридцать лет со дня рождения поэта Бориса Рыжего.

Борис Рыжий ушел из жизни 7 мая 2001 года, четко отмерив себе лермонтовский срок и выбрав для ухода день рождения Бориса Слуцкого. О неизбежности раннего ухода неоднократно говорил и писал прежде. Это можно трактовать по-разному - генетика, алкоголь. Предположим и такое: трудно, невозможно существовать при собственных текстах, если сознаешь, что они совершеннее тебя самого. Или наоборот, если стихи кажутся несовершенными, "а была, - как сказано в одном из них, - надежда на гениальность".

И все-таки уйти в день рождения Слуцкого - это выбор или случайное совпадение? Есть такие строки: "Я как Слуцкий на фронт, я как Штейнберг на нары, / я обратно хочу - обгоняя отары, / ехать в синее небо на черном козле". Здесь отары - облаков, козел - отечественный внедорожник, а смерть - возвращение к себе. Вопросы, вопросы. Но сейчас не до них, поговорим о главном┘ Главное, я думаю, состоит в том, что, благодаря Б.Р. молодая русская поэзия обрела надежду на выход из кризиса. Одного этого факта достаточно, чтобы восьмое сентября стало небезразличным для нашего сообщества.

Кризис народился давно, сразу вслед за шестидесятниками, когда поэты новой волны - "Московское время" и их питерские сверстники - постановили игнорировать советскую поэзию. Таких просчетов литература не прощает, все пошло наперекосяк, после Бродского не возникло ни одного крупного имени, и нынешние тридцатилетние, самые известные и талантливые из них, оказались в тупике холодного филологизма. Б.Р., самый юный из юных, помог отечественной поэзии воссоединить разрозненные звенья и вернуться на путь естественного развития.

Я опасаюсь громких слов, слова девальвированы, особенно в каэспэшных кущах, где ничего не стоит назвать любителя-середнячка сверхвыдающимся гигантом. Но есть литература, остались высокопороговые профессиональные издания, и на их страницах уже зазвучали торжественные ноты. Даю цитату из большой статьи о поэте: "Мы говорим о Борисе именно как о русском гении - так высока и неподдельна концентрация в его стихах истинного поэтического вещества, так беззащитна, фигурально выражаясь (а Рыжий умел выражаться нефигурально!), его душа" ("Знамя", 2003, # 4, с. 177; в том же номере можно найти мои строки, посвященные Б.Р.).

В поэтическом веществе Б.Р. доминируют любовь и дружество, тоска, обида и вина. Но есть в стихах и нечто иное - сквернословие, цинизм, скинхедство. Наверно, это требует объяснения. Я бы сказал, что виновником тут - Пастернак, который заразительными стихами изъявлял готовность раствориться в простолюдинах ("На ранних поездах"). Б.Р. еще учеником восьмого класса принял эту головную установку близко к сердцу.

Быть, быть как все -
желанье Пастернака -
моей душой, которая чиста
была, владело полностью,
однако
мне боком вышла чистая
мечта.

Боком ли? Стихи доказывают обратное. В незадачливых своих кентах, во дворах и подъездах родного "Вторчермета" поэт растворился полно, преданно и нежно. Они для него не предмет поэзии, а жизнь и судьба. У самого Пастернака так не получилось, но Б.Р. доказал плодотворность пастернаковской установки.

К сказанному о стихах добавлю, что все в том же прошлогоднем номере "Знамени" (2003, # 4) напечатана проза Б.Р. Более восхитительного слога я за последние годы не встречал. Тема: жизнь поэзии на фоне просто жизни - "все наши приусадебные прозы / сквозь смех сквозь слезы".

Читайте Бориса Рыжего!