Медведь и лев мировой литературы

Толстой внимательно читал Бьёрнсона.
Илья Репин. Лев Николаевич Толстой на отдыхе в лесу. 1891. ГТГ, Москва

В этом году исполняется сто лет со дня смерти двух классиков мировой литературы: норвежского писателя Бьёрнстьерне Мартиниуса Бьёрнсона (1832–1910) и Льва Николаевича Толстого (1828–1910). Имя первого сейчас мало что говорит русскому читателю, а в конце ХIХ – начале ХХ веков оно было широко известно в России. Его книги активно издавались, вышло три собрания сочинений, в театрах шли спектакли по его пьесам (например, спектакль по пьесе «Свыше наших сил» выдержал 200 представлений, и по этому поводу вышла даже специальная книжка). Писатель был очень популярен среди русской интеллигенции. В 1903 году Бьёрнсон был удостоен Нобелевской премии в области литературы.

Бьёрн в переводе с норвежского означает «медведь», Бьёрнсон – «сын медведя», а имя Бьёрнстьерне – «созвездие Большой Медведицы». Талант Бьёрнсона был универсален. Он был поэтом, писателем, драматургом, критиком, журналистом, редактором, издателем, режиссером, политиком, борющимся за свободу Норвегии. И во всех областях он достигал успехов. Бьёрнсон – создатель национального норвежского театра: недаром перед зданием Национального театра в Осло наряду с Ибсеном стоит памятник Бьёрнсону. В России были наиболее известны его пьесы как на исторические темы («Между битвами», «Сигурд Злой», «Сигурд Крестоносец»), так и на темы с серьезной социальной проблематикой («Редактор», «Банкротство», «Перчатка»). Из прозы, пожалуй, самой популярной была повесть о любви молодых людей – «Сюннёве Сульбаккен». Но он был автором и рассказов из жизни крестьян «Арне», «Опасное сватовство», притч «Орлиное гнездо», «Отец». Смысл своей жизни Бьёрнсон видел в искусстве, а целью искусства считал – сеять повсюду семена добра. Писатель является также автором слов гимна Норвегии «Да, мы любим эту землю┘» (пер. Макаровой; в переводе Левика первая строка звучит так: «Да, мы любим край родимый┘»).

Разумеется, такой талант, как Бьёрнсон, не мог не оказать влияния на русскую культуру, на творчество русских писателей. И, с другой стороны, он испытывал влияние русских классиков.

Внимательным читателем Бьёрнсона был Лев Толстой, который высоко оценивал творчество норвежского писателя. Впрочем, и Бьёрнсон уважал Толстого, а в своей Нобелевской речи назвал его великим старцем «из соседней страны на востоке, который озарил своим духовным светом многих людей».

В библиотеке Толстого в Ясной Поляне хранятся десять книг Бьёрнсона: пять – на русском и пять – на немецком языках. Толстой познакомился с творчеством Бьёрнсона в 1890 году, прочтя его драму «Перчатка» и дважды (11 и 28 августа) отметив в дневнике: «Хорошо, очень трагично». Свояченица Толстого Татьяна Кузминская по его просьбе переводит «Перчатку» на русский язык.

После публикации «Перчатка» вызвала большой резонанс, так как поднимала проблемы лицемерия в браке и женской эмансипации. Эти проблемы по-разному воспринимаются мужчинами и женщинами сейчас, а тем более тогда – в 1883 году. Шведский писатель Август Стриндберг писал: «Дорогой Бьёрнсон! Вы печетесь об этом гнусном, насквозь фальшивом женском движении! Между тем они используют дьявольскую тактику против нас, мужчин. Взгляните только на этих получивших свободу, эмансипированных женщин. Они приобщились ко всем мужским порокам: пьют коньяк и слоняются по улицам┘»

Бьёрнсон, конечно, не одобрял такой свободы нравов, но не мог принять и двойной морали для мужчин и женщин. В обществе на добрачные связи мужчины закрывались глаза, а аналогичное поведение девушек строго осуждалось. «Перчатка» – это своего рода драматизированный трактат о необходимости одинаковой нравственности для обоих полов. В пьесе девушка Свава отказывается выйти замуж за своего жениха Альфа, потому что он не является «таким же честным, как я». Она бросает ему в лицо перчатку. Первоначальный вариант пьесы заканчивался колебанием Свавы, надеждой на то, что она изменит свое решение. Но потом Бьёрнсон изменил конец драмы. Даже на коленях Альф не может вымолить у Свавы прощение, так как она ему не верит. Тем не менее она оставляет ему шанс доказать, что он ее любит.

Свои взгляды на семью и внебрачные связи Бьёрнсон изложил в докладе «Единобрачие и многобрачие: Призыв к северной молодежи», с которым он ездил по Норвегии, а затем издал отдельной брошюрой. Она была сразу же переведена на русский язык. Эту небольшую (56 страниц) книжку с карандашом в руке изучал Лев Толстой, находя в ней сходство со своими взглядами на семью.

В том же 1890 году Толстой знакомится с романом Бьёрнсона «На Божьем пути» в английском переводе и пишет: «┘Талантливо очень местами и нескладно, много излишнего и несшитого. Не умею, как сказать». Вскоре Толстой предлагает знакомому переводчику перевести «очень недурной, и интересный, и новый» роман Бьёрнсона «На Божьем пути».

Думается, Толстого в романе привлекла история о женщине, тридцать лет проведшей в тюрьме. После получения приказа перевести ее в другую тюрьму старуха сопротивляется и буйствует. Она привыкла к своему углу, но ее связывают и доставляют в новое помещение. Начальница тюрьмы встречает ее на пороге. «Развяжите ее!» – просит она. «Но это опасно». – «Развяжите ее!» И как только старуху освободили, начальница склонилась над ней, обняла и поцеловала, приветствуя ее, как сестру. Тогда старуха бросилась перед ней на колени и спросила: «Неужели ты в самом деле думаешь, что во мне есть что-нибудь хорошее?» С тех пор она сделалась одною из самых послушных заключенных. Любовь сильнее зла – эта мысль была близка и Толстому. Привлекала Толстого и деятельность героев Бьёрнсона, их страстное стремление к труду, работе.

Примерно так же оценил Толстой и роман Бьёрнсона «Новые веяния»: «Бестолково, но много хорошего. Хорошо, как он пробежал мимо загипнотизированной им девушки, гонясь за ней, и она увидела его страшно зверское лицо» – и рекомендует знакомым прочесть роман.

В этот период Толстой старается читать все, что может достать из произведений Бьёрнсона. Восхищаясь его творчеством, 14 сентября 1891 года он пишет переводчику Петру Ганзену, что Бьёрнсон «во всем верен себе, искренно любит добро и потому имеет что сказать и говорит сильно. И я все, что он пишет, читаю и люблю, и его самого тоже». Это было ответом Толстого на письмо Ганзена, в котором тот писал, что «временно» прекращает свой семилетний труд над переводом сочинений Толстого на датский язык и берется за своих любимых норвежцев – Бьёрнсона и Ибсена. Именно благодаря Ганзену русские читатели смогли познакомиться со многими произведениями датской и норвежской литературы.

Когда в 1899 году норвежский писатель Якоб Хильдич навестил Толстого в Хамовниках, то речь у них зашла о Бьёрнсоне. Толстой сказал Хильдичу: «Я действительно высоко ценю его. Я знаком с большей частью его произведений┘» И когда Хильдич уже спускался по лестнице, покидая дом, Толстой прокричал ему вслед: «Не забудьте передать Бьёрнсону самые лучшие пожелания! Я ведь бесконечно ценю его!»

В разговоре с корреспондентом английской газеты «Манчестер гардиан» Гарольдом Вильямсом Толстой тоже отметил норвежца: «Для чего выискивать темы, как Ибсен, Метерлинк?.. Бьёрнсон лучше».

Лестные отзывы Толстого доходили до Бьёрнсона, и он через переводчицу присылает Льву Николаевичу свою историческую драму «Король Сверре». Основная тема этой драмы – губительное воздействие королевской власти на самого носителя этой власти. Прочитав ее, Толстой просит переводчицу поблагодарить Бьёрнсона: «┘Это один из современных авторов, которых я наиболее ценю, и чтение каждого его труда доставляет мне не только большое удовольствие, но и открывает новые горизонты. Если вы будете ему писать, милостивая государыня, передайте это ему».

Бьёрнсон, в свою очередь, писал Ганзену, что бесконечно благодарен Толстому, предостерегающему человечество от власти чувственности, и что ему очень нравится обрисовка характеров в пьесе Толстого «Плоды просвещения».

В другом письме Бьёрнсон пишет, что любит Толстого, восхищается им. Толстой, по его мнению, возвышается над современной русской действительностью и является тем, «к чему Россия в конце концов придет в будущем».

Наконец, после продолжительного заочного знакомства через третьих лиц состоялся обмен письмами и между самими писателями. Но произошло это в результате заблуждения и не способствовало продолжению контакта между ними. Дело было так. Бьёрнсон, который не мог пройти мимо нарушения прав человека в любой стране, в 1907 году выступил с критикой венгерского министра Альберта Аппоньи, который закрыл словацкие школы в Венгрии и ввел обязательное обучение венгерскому языку. И в это время кто-то из «доброхотов» напечатал в одной из парижских газет подложное письмо Толстого, в котором тот выражал сочувствие энергичной деятельности Бьёрнсона.

Норвежец, ознакомившись с публикацией, написал Толстому письмо, в котором поблагодарил русского писателя за поддержку в его борьбе против действий реакционного венгерского правительства. Толстой диктует своему личному врачу Душану Маковицкому ответ Бьёрнсону на немецком языке, а на следующий день готовит новый вариант письма, который и был отправлен. Отметив, что он даже не подозревал о существовании Аппоньи, Толстой делает комплимент Бьёрнсону: «Но так как я давно вас знаю и очень ценю ваши труды, то мне очень приятно войти с вами в письменное общение, несмотря на то что поводом к этому послужило недоразумение».

На этом переписка двух великих писателей оборвалась. Но вплоть до последних лет жизни они не теряли интереса друг к другу. За восемь месяцев до смерти Толстого его посетил журналист Левин, представлявший норвежскую газету «Моргенбладет». Он рассказывал Льву Николаевичу истории о том, как Бьёрнсон в Норвегии защищал животных: потребовал убрать со стены картину, изображавшую попавшую в капкан лисицу; прочитав о мужике, который, заметив лося, плывущего через фьорд, убил его топором, Бьёрнсон тут же пишет в газету, возмущаясь таким варварством. Мужика того отыскали и оштрафовали на 300 крон. Толстому понравилась норвежская жизнь: «Так вот вы из рая приехали, у вас рай какой-то┘» Удалось встретиться с Бьёрнсоном дочери Толстого Татьяне Львовне. Это произошло в феврале 1908 года в Риме. Она написала своей матери об этом: «Бьёрнсону 75 лет; бодрый, красивый старик. По взглядам он, кажется, материалист». И привела слова Бьёрнсона, являющиеся его кредо: «Чтобы быть счастливым в земной жизни, надо быть честным и добрым».

Норвежский фьорд шлет привет яснополянскому лесу. Лев Лагорио. Фьорд в Норвегии. 1899. Государственное музейное объединение «Художественная культура Русского Севера», Архангельск

Правда, надо сказать, что некоторыми собеседниками Толстого зафиксированы и отрицательные высказывания писателя о Бьёрнсоне и его творчестве. На этом, впрочем, не стоит заострять внимания. У Толстого встречаются противоречивые отзывы о разных писателях. Лев Николаевич в свое время предупреждал Маковицкого: «┘Не придавайте большого значения тому, что я говорю в разговорах. Я иногда говорю зря, необдуманно, под впечатлением минуты┘» Видимо, не был привычен ему и слог Бьёрнсона. Это был не отточенный, отполированный слог, как у нашего классика, который по нескольку раз переписывал свои произведения, а бурная, неудержимая импровизация. Бьёрнсон не бесстрастный наблюдатель, а рассказчик, в быстрой речи передающий пережитое и прочувствованное им. Он пишет краткими предложениями, отрывисто, не всегда гладко и складно. Язык его напоминает язык древних скандинавских саг.

Соотечественник Бьёрнсона Кнут Гамсун тоже высоко ценил творчество Толстого. Но в романе «Мистерии» устами главного героя Юхана Нагеля Гамсун противопоставляет их. Нагелю нравятся сильные личности, способные подчинять себе людей. Отдавая должное произведениям Толстого, он считает доброту русского писателя «показушной», а ценит «могучий дух» Бьёрнсона, который рожден «быть вождем». «– Нет! – громко крикнул Нагель и стал, сильно жестикулируя от возбуждения, горячо защищать Бьёрнсона: нельзя ставить на одну доску Бьёрнсона и Толстого хотя бы потому, что против этого восстает даже жалкий разум первого попавшегося агронома, не говоря уже о том, что такому суждению противится элементарное человеческое чувство. Во-первых, Бьёрнсон не меньший гений, чем Толстой. Он, Нагель, не очень-то высоко ставит обычных вульгарных гениев, – да, видит Бог, совсем невысоко, – но все же надо признать, что их уровня Толстой достиг, тогда как Бьёрнсон поднялся неизмеримо выше. Впрочем, это, конечно, совершенно не мешает Толстому писать книги куда лучшие, чем большинство книг Бьёрнсона, но что из этого? Ведь хорошие книги пишут даже датские капитаны, норвежские художники и английские женщины. А во-вторых, Бьёрнсон – человек, ошеломляющая личность, а не отвлеченное понятие. Да, он живой человек, из плоти и крови, он шумит на нашей грешной земле, и ему нужно в сорок раз больше жизненного пространства, чем простому смертному. Он вовсе не стремится предстать перед людьми как некий сфинкс, не пытается окружить себя величием и таинственностью, как Толстой в своей степи или Ибсен в своем кафе. Сердце у него словно лес в бурю, он вездесущ и великолепно развенчивает себя в глазах публики, смешиваясь с толпой в кафе «Гранд» [┘] Стоя на трибуне, он одним движением руки может прекратить подымающийся свист. В его мозгу непрерывно возникают новые мысли, им тесно, они рвутся наружу; побеждает он триумфально, ошибается грубо, но и в том и в другом сказываются его личность, его дух. Бьёрнсон – наш единственный поэт с подлинным вдохновением, с искрой божьей» (пер. Лунгиной).

Толстой и Бьёрнсон оказывали взаимное влияние друг на друга. Бьёрнсон в «Перчатке» заботится о восстановлении идеала целомудрия, Толстой в «Крейцеровой сонате» – о восстановлении прав женщины в современном обществе. Толстой и Бьёрнсон проповедуют, жаждут осуществления своих теорий, стремятся к преобразованию общества. Толстой в «Исповеди» отрекается от своих творений, считая их безнравственными. Подобно методическому и упрямому Бьёрнсону, он составляет практические руководства к целомудрию молодых людей, предисловия к трактатам о беременности, о вегетарианстве.

У Толстого и Бьёрнсона было много общего. Это и темы, имеющие большой общественный резонанс, которые они поднимали в своем творчестве, и огромное влияние, которое они оказывали на общество. Оба писателя чувствовали ответственность за семью, были женаты один раз и прожили с женой долгую жизнь (Бьёрнсон – 52 года, Толстой – 48 лет). Оба выдвигались кандидатами на Нобелевскую премию, только Бьёрнсон был ее удостоен, а Толстой – нет. Оба умерли в 1910 году. И тот, и другой стали классиками мировой литературы. Творчество обоих писателей обогатило и русскую, и норвежскую культуру.