Под идейным накалом

Поэту в любое время приходится брать на себя боль других людей.  Фото Елены Семеновой

Десятки сообщений о настроении и поведении поэта Евгения Евтушенко с 1956 по 1978 год были уже в наше время опубликованы в серии сборников «Аппарат ЦК КПСС и культура». Но сколько документов еще не попало в поле зрения исследователей. Архивы не спешат открывать свои тайны. Очередная порция материалов о Евтушенко стала доступна исследователям лишь в последние месяцы. Я имею в виду толстенную папку из фонда Политбюро ЦК КПСС, хранящуюся в Российском государственном архиве новейшей истории (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253).

Это дело было начато 10 октября 1962 года и окончено 26 января 1965 года. В нем содержатся 188 листов, которые позволяют во многом по-новому взглянуть как на личность поэта, так и на его творчество. Открывает дело письмо Евгения Евтушенко Никите Хрущеву, направленное 10 октября 1962 года. Поэт рассказал о тех затруднениях, с которыми столкнулся в центральной печати.

«Все мои стихи, – писал он, – рассматриваются буквально в электронный микроскоп под углом зрения «Как бы чего не вышло?». Это мешает нормально работать, с полной отдачей сил. Так, например, даже моя песня «Хотят ли русские войны?», которую знает каждый в нашей стране, вызывала множество придирок до ее выхода в свет. Только я и композитор знаем, сколько нервов и сил понадобилось для того, чтобы эта песня дошла до народа. Странная история произошла и с моим стихотворением «Бабий Яр». Об этой истории я подробно рассказал в моем письме, направленном в ЦК месяцев пять назад. Может быть, кое-что в этом стихотворении нужно было и прояснить, но оно было опубликовано в «Литературной газете», а затем переведено на 38 языков и получило огромный международный резонанс. До сих пор, несмотря на все мои старания, это стихотворение я не могу включить ни в одну из своих книг, что вызывает ненужные толки за границей, да и у нас. Такая же история происходит и с моей самой лучшей поэмой «Станция Зима» (журнал «Октябрь» № 10 1956 г.), с поэмой «Считайте меня коммунистом!» (журнал «Юность» № 2 I960 г.), со стихотворением «И другие» (журнал «Молодая гвардия» № 1 1957 г.) и с некоторыми стихами.

Их упорно не хотят включать в мои книги в силу того, что после первого опубликования кто-то где-то о них что-то сказал... Кроме того, у меня есть целый ряд стихотворений, которые я вообще не могу до сих пор опубликовать.

Так, например, после 22 съезда я написал стихотворение «Наследники Сталина». Я не раз проверял его на многотысячных аудиториях и среди рабочих, и среди студентов, и среди интеллигенции. Везде его принимали очень хорошо. Несмотря на это, оно до сих пор не опубликовано. Никто не запрещает мне его читать, но публиковать тоже никто не решается. При этом никто никогда не предъявлял мне сколько-нибудь мотивированных претензий. Это также вызывает ненужные толки среди читателей. Кроме того, должен Вам высказать свои опасения. Это стихотворение ходит по рукам (причем иногда в искаженном виде) и может попасть помимо моей воли за границу» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, лл. 2–3).

Судя по всему, это письмо Евтушенко сначала попало помощнику Хрущева по культуре Владимиру Лебедеву, которому по большому счету ранние стихи поэта очень и очень нравились. Он, как известно, приложил максимум усилий для того, чтобы «Наследники Сталина» вскоре появились в главной газете страны – в «Правде» (стихотворение появилось в номере за 21 октября 1962 года, через одиннадцать дней после обращения к Хрущеву).

Однако большую часть партийной элиты новые стихи Евтушенко привели в ярость. Не случайно была предпринята попытка устроить поэту обструкцию на встрече Хрущева с писателями, которая состоялась 17 декабря 1962 года в Доме правительственных приемов на Ленинских горах.

Политики сданы в архив, а Евтушенко – с читателями... Фото Елены Семеновой

Перед самой встречей появилось письмо, составленное Ильей Эренбургом при участии Бориса Слуцкого и подписанное несколькими видными литераторами, о необходимости мирного сосуществования разных писательских групп. Но эту инициативу сразу же в пух и прах разнес новый секретарь ЦК партии по идеологии Леонид Ильичев. Евтушенко по ходу встречи пришлось внести в свое заранее подготовленное выступление перед Хрущевым коррективы, поэтому речь его местами получилась скомканной и произвела на советское руководство не лучшее впечатление. Тут еще продолжился скандал, начавшийся еще в конце сентября 1961 года – после появления в «Литгазете» стихотворения «Бабий Яр». Но если в 1961 году все ограничилось перепалкой в литературной печати, то на этот раз охранители добились отставки главного публикатора крамольного стихотворения Валерия Косолапова (его сразу после правительственного приема заменили в «Литгазете» на Александра Чаковского).

Евтушенко понял, что над ним тоже стали сгущаться тучи. Он буквально в один присест подготовил новый вариант «Бабьего Яра» и 21 декабря 1962 года послал еще одно письмо Хрущеву. «Вы знаете, Никита Сергеевич, – писал поэт, - что я давно мечтал встретиться и поговорить с Вами о самом наболевшем, о самом насущном, о многих вопросах, где еще кое-что неясно для меня самого. К сожалению, этого не случилось. Я был счастлив, что мне была предоставлена возможность говорить в Вашем присутствии и в то же время несколько растерян этой возможностью, так как слишком многое хотел сказать.

К тому же я в первый раз выступал на таком высоком собрании. Я очень волновался и поэтому не высказал многое, а многое высказал, может быть, сбивчиво.

Но, повторяю – все это произошло только от волнения.

Мне было больно узнать, что некоторые фразы показались Вам бестактнымиn (...)» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, лл. 23–24).

Получив это письмо, помощник Хрущева Лебедев тут же отправил короткую записку одному из сотрудников секретариата советского лидера: «Дорогой Алексей Капитонович! Никита Сергеевич дал указание – разослать письмо и новый вариант стихотворения «Бабий Яр» Евгения Евтушенко членам Президиума ЦК, кандидатам в члены Президиума ЦК и секретарям ЦК КПСС. Очень прошу тебя сделать это с самого утра, так как, вероятно, Никита Сергеевич будет обмениваться по этому поводу мнениями с другими членами Президиума ЦК. Большой привет тебе! Вл. Лебедев. 21.12.62».

Вскоре после Нового года Евтушенко отправился по приглашению иностранцев в Европу. Разрешение на выезд он получил еще осенью от Секретариата ЦК партии. Но в середине февраля 1963 года стало известно, что будет еще одна встреча Хрущева с писателями. И поэта решили срочно отозвать в Москву. В другом архивном деле РГАНИ я нашел указания партаппарата нашему послу во Франции.

«ЦК КПСС

Советский посол во Франции т. Виноградов информирует о пребывании во Франции т. Евтушенко. Он сообщает, что поэт прибыл туда из ФРГ 5 февраля 1963 года, имел встречи с руководством ЦК ФКП, рабочими завода Рато, провел пресс-конференции. Планом предусмотрено еще четыре публичных выступления и поездка на юг страны. Решениями ЦК КПСС срок пребывания т. Евтушенко определен в ФРГ – 2 недели и во Франции – 3 недели. Однако он пробыл в ФРГ 4 недели и на месяц также намерен задержаться во Франции.

Учитывая, что предстоит встреча руководителей партии и правительства с творческой интеллигенцией, а также имея в виду сроки пребывания поэта за рубежом, установленные ЦК КПСС, через советское посольство во Франции т. Евтушенко сообщено, чтобы он по истечении трех недель возвращался на родину.

Зам. зав. Идеологическим отделом ЦК КПСС А. Романов. Зав. подотделом литературы и искусства Идеологического отдела ЦК КПСС Д. Поликарпов. 23 февраля 1963 года» (РГАНИ, ф. 5, оп. 55, д. 42, л. 6).

Однако встреча Хрущева с писателями состоялась 8 марта 1963 года в Кремле. На ней сильно влетело многим авангардистам и эстрадным поэтам. Особенно досталось Илье Эренбургу и Андрею Вознесенскому. Евтушенко прошел как бы по касательной. Правда, речами дело не обошлось. Буквально через несколько дней новое руководство Московского горкома партии вынудило уйти в отставку председателя столичной писательской организации Степана Щипачева, оказывавшего молодым поэтам левых взглядов свое покровительство. Но что поразительно: из всего президиума писательской организации, состоявшего в основном из одних либералов, при голосовании 13 марта воздержался один Евтушенко, попросивший хотя бы объявить Щипачеву благодарность за проделанную ранее работу.

В это время стало известно, что во французском еженедельнике «Экспресс» была напечатана автобиография Евтушенко, которую партийные аппаратчики восприняли как клевету на нашу страну. И вчерашний защитник поэта Лебедев тут же подготовил для Хрущева возмущенную справку, которую Хрущев 21 марта 1963 года распорядился разослать всем членам Президиума ЦК КПСС, кандидатам в члены Президиума ЦК КПСС и секретарям ЦК КПСС.

Вторую справку по поводу автобиографии Лебедев написал 26 марта 1963 года. Он отметил:

«На днях П.А. Сатюков, Д.А. Поликарпов и я вызывали в ЦК КПСС поэта Е. Евтушенко и беседовали с ним по поводу опубликованной им во французской газете «Экспресс» так называемой «автобиографии». Е. Евтушенко подтвердил нам, что эту свою «автобиографию» он действительно передал (точнее – продал) газете «Экспресс», предварительно никому не показывая. Значительную часть этой книги он написал уже будучи в Париже и, по его словам, он сам не имеет копии переданной им газете «Экспресс» рукописи книги.

Из беседы с Е. Евтушенко сложилось впечатление, что он не понимает всей подлости совершенного им проступка, считая акт продажи им рукописи своей «автобиографии» делом сугубо личным. Когда его внимание было обращено на ряд политически вредных, глубоко ошибочных и даже клеветнических положений, содержащихся в этой книге, он не согласился с этим, заявляя, что так он понимает эти вещи и не видит в своих высказываниях ничего такого, что наносило бы ущерб Советскому Союзу.

Высказав наше возмущение как фактом передачи буржуазной газете рукописи этой политически вредной книги, так и неправильным поведением самого поэта Евтушенко, который не может по-настоящему оценить своего проступка, мы указали ему на то, что он грубо нарушил советские законы, передав рукопись своей книги в буржуазную газету, минуя советские государственные инстанции, уполномоченные заниматься этими делами. Мы заявили ему, что он совершил беспрецедентный, непатриотический поступок, обратившись к зарубежному читателю со своими политически ущербными и даже клеветническими утверждениями, содержащимися в его «автобиографии», через реакционное буржуазное издательство.

В результате беседы у нас сложилось впечатление, что Евтушенко понемногу начинает понимать, какой вред он причинил своим ничем не оправданным поступком, продав свою «автобиографию» французской буржуазной газете.

О том, что Евтушенко совершил этот проступок, стало широко известно в московской организации писателей. Многие просто не допускают мысли, что советский писатель мог допустить это, то есть передать в руки врагов такую книгу, в которой содержалось бы так много неправды о нашей действительности, утверждений, написанных в хлестаковском духе, и необъяснимой клеветы на социалистический строй, на нашу партию, на советский народ.

В этой связи заслуживает внимания высказывание писателя И.Г. Эренбурга, с которым на днях беседовал зам. главного редактора журнала «Новый мир» А.Г. Дементьев. Эренбург, характеризуя Евтушенко как человека талантливого, но невежественного и самовлюбленного, дает его «автобиографии» самую отрицательную характеристику. Он говорит, что в литературном отношении это бульварное произведение, написанное в своем роде ловко и живо, спекулирующее на «смелости» и «правде», рассчитанно на сенсацию.

– Оно написано так, – сказал Эренбург, – как будто Евтушенко всю жизнь писал для бульварной печати. Если «Доктора Живаго» читает узкий круг западной интеллигенции, то «автобиографию» Евтушенко, видимо, прочтут широкие круги читателей.

В политическом отношении «автобиография» Евтушенко, по мнению Эренбурга, – беспрецедентный случай выступления советского писателя в буржуазной печати в таком, более чем легкомысленном, безответственном духе. За «автобиографию» Евтушенко, по его словам, с радостью ухватятся буржуазные издательства всего мира. Она принесет нам большой вред.

Сегодня, 26 марта, начался пленум Правления Союза советских писателей, на котором многие выступающие подвергли критике поведение поэта Е. Евтушенко во Франции, передавшего свою так называемую «автобиографию» буржуазной газете «Экспресс».

Завтра, 27 марта, Евтушенко дает пленуму объяснение по этому поводу. Евтушенко заявил мне и П.А. Сатюкову, при встрече в кулуарах пленума, что он после пленума напишет в ЦК КПСС и лично Вам, Никита Сергеевич, свое объяснение по поводу того, как произошел с ним этот позорный случай. В. Лебедев. 26.3. 63 г.» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, лл. 41–43).

Вскоре после пленума Союза советских писателей, подвергшего Евтушенко просто унизительной публичной порке, поэт написал третье письмо Хрущеву. «Я, – подчеркнул поэт, – выступил на пленуме Союза писателей и признал свою ошибку в публикации автобиографии. Многие замечания, высказанные в мой адрес на пленуме, были товарищескими, справедливыми. Однако на пленуме раздавались некоторые голоса, перечеркивающие вообще все, что я написал, как идейно вредное. Это относилось не только к моей автобиографии, но и ко всей моей поэзии. Я за многое осуждал и осуждаю себя, но с этим согласиться не могу. Даже если я совершал в моей жизни ошибки, то не от злого умысла, а от желания принести нашей стране посильную пользу. Конечно, ошибка, совершенная даже с благими намерениями – есть ошибка, и я понимаю это. И все-таки не могу все, что я написал, с маху перечеркнуть, как это было сделано некоторыми товарищами на пленуме. Результаты этого налицо – моя новая книга, куда включены стихи «Наследники Сталина», «Умирают в России страхи», новый вариант «Бабьего Яра», стихи «Сопливый Фашизм» и другие стихи о Фестивале в Хельсинках, стихи о Кубе, – остановлена. Может быть, я виноват, но мои стихи – не виноваты. Однако я пишу Вам это письмо вовсе не для того, чтобы оправдываться (...). (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, лл. 48-49).

Это письмо было написано первого апреля 1963 года, а уже на следующий день Лебедев доложил Хрущеву:

«Сегодня мне позвонил по телефону поэт Е. Евтушенко и сообщил, что он написал Вам, Никита Сергеевич, письмо, в котором объясняет все, что произошло с ним за последнее время. Он просил меня передать Вам, что это письмо самого его не удовлетворяет полностью, но так как он, Евтушенко, болен (по его словам, врачи находят у него истощение нервной системы), он решил все же послать это письмо Вам, так как не может откладывать больше своего объяснения Вам позорного случая передачи своей «автобиографии» буржуазному французскому еженедельнику «Экспресс».

Жена Е. Евтушенко привезла в ЦК письмо поэта, его новое стихотворение, написанное в эти дни, а также текст «автобиографии», переданной Евтушенко во время пребывания в Париже буржуазным издательствам. Она сообщила, что сам Евтушенко за последние дни никуда не выходит. Он находится в подавленном состоянии, и врачи настаивают на том, чтобы он куда-либо уехал из Москвы для лечения.

Корреспонденты буржуазных газет и телеграфных агентств, находящиеся в Москве, настойчиво пытаются, по ее словам, «прорваться» к Евтушенко, но он избегает встреч не только с этими корреспондентами, но и вообще с кем бы то ни было, так как опасается возможных провокаций, которые могут усугубить допущенную им позорную ошибку.

– Самое лучшее для нас, – сказала жена Евтушенко, – было бы уехать в ближайшие дни из Москвы, но Евгений Александрович считал себя не вправе сделать это до тех пор, пока он не представит Никите Сергеевичу своего объяснения по поводу издания за рубежом своей необдуманно написанной «автобиографии».(...)

Сам Е.  Евтушенко в разговоре со мной по телефону сказал:

– Теперь-то я хорошо вижу, как скверно я поступил. Но я вижу и то, что есть бесчестные люди, которые лживо называют себя моими друзьями и нашептывают мне, чтобы я настоял на своем, упорствовал в своих ошибках. Это подлые люди. Я вижу, что те люди, которые сурово, но честно критикуют меня, хотят мне только добра. (...) 

Однако в словах Е. Евтушенко не чувствуется полного признания своей вины: он все еще выискивает всяческие оправдания, которые привели его к такой подлой акции, как передача (продажа) им буржуазным издательствам своей политически вредной, постыдной для советского человека «автобиографии» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, лл. 45–46).

После скандала с опубликованной во Франции автобиографией Евтушенко перестали пускать за границу, а каждая новая его строчка просматривалась цензурой буквально под лупой. Литературные генералы продолжали требовать крови. В партаппарате считали, что поэта следовало добить.

Некоторые соратники Евтушенко извивались как могли. 20 апреля 1963 года главный редактор журнала «Юность» Борис Полевой под давлением партчиновников потребовал от поэта объяснений (при этом копию своего обращения Евтушенко он тут же отослал секретарю ЦК КПСС Леониду Ильичеву). Но Евтушенко отчасти уже успокоился. Он понял: самое страшное позади и никаких репрессий не будет. Не случайно поэт заявил Борису Полевому: «Совершенные ошибки исправляются работой, а не бесконечными покаяниями. Именно работой я сейчас и занят. И, кстати, в ближайшее время хочу представить в «Юность» цикл моих новых стихотворений. Вот это и будет самым лучшим ответом читателям».

Летом 1963 года руководитель итальянских коммунистов Тольятти пригласил Евтушенко в Италию. Этот вопрос 17 августа был вынесен на заседание Президиума ЦК КПСС. Один из руководителей идеологического отдела ЦК Снастин подготовил проект шифровки для нашего посла в Италии. В ней говорилось:

«Передайте товарищу Тольятти, что по нашему мнению поездка Евтушенко в Италию в настоящее время нецелесообразна. Советская общественность подвергла Евтушенко критике за грубые ошибки, допущенные им во время недавнего пребывания за рубежом. Поэтому его выезд в Италию вызвал бы недоумение общественности.

Скажите т. Тольятти, что если у него не будет возражений, мы дали бы Евтушенко соответствующие разъяснения».

На сохранившемся в архиве документе осталась пометка: «Тов. Хрущев – ЗА» (РГАНИ, ф. 3, оп. 34, д. 253, л. 139).