Павел Нерлер
 |
| Здесь до реабилитации еще далеко.
Осип Мандельштам. Тюремная фотография из следственного дела. 1934. Из архива ЦА ФСБ РФ |
Политическая реабилитация Осипа Мандельштама растянулась на полвека. Сначала с него сняли вторую, 1938 года, «судимость» – определением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР от 31 июля 1956 года, а спустя еще 21 год – 28 октября 1987 года – была снята и первая, по делу 1934 года.
Но «реабилитация» поэта, писателя, художника – это прежде всего возвращение его стихов, прозы, картин читателю, зрителю, включение их в живой культурный процесс.
Первое зарубежное собрание сочинений Мандельштама (под редакцией Струве и Филиппова) вышло в Нью-Йорке в Издательстве им. Чехова еще в 1955 году. Это был однотомник. В начале 60-х годов на Запад попали первые копии «поздних» стихов Мандельштама; большими подборками они появлялись на страницах таких изданий, как нью-йоркские «Воздушные пути» и «Новый журнал» или парижский «Вестник Русского христианского студенческого движения».
Тогда же, под руководством тех же редакторов, издательство «Межъязыковое литературное содружество» приступило к многотомному собранию сочинений Мандельштама: первый том (стихотворения) вышел в 1964 году, второй (проза и добавления к стихам) – в 1966-м. В 1967 году вышло 2-е издание первого тома, в 1969 году – третий том (очерки и письма), а в 1971 году – 2-е издание второго тома. Четвертый (дополнительный) том вышел в 1981 году в Париже в издательстве YMCA-Press, в число редакторов вошел Струве.
Около 20 лет после смерти Мандельштама самое имя поэта пребывало под арестом, как если бы стихам, и по смерти автора, мотали все новые и новые сроки. Этот заговор умолчания был прорван лишь в 1957 году – но как?!
Александр Коваленков, профессор Литинститута и автор пары десятков поэтических книг, посвятил Мандельштаму пассаж в своем «Письме старому другу» (Знамя. 1957. № 7). Процитировав внутренний отзыв Мандельштама на свою первую книгу – критичный и доброжелательный отзыв, – профессор делает свой ход: сначала разоблачает буржуазный характер поэзии Мандельштама (для чего цитирует стихотворение «Я пью за военные астры...»), а затем как бы невзначай роняет: «Есенин пытался даже бить Мандельштама – и было за что». Эти выпады были восприняты многими как попытка еще раз уничтожить поэта, застопорить дорогу его стихам. Коваленкову отвечали – Станислав Рассадин (в «Новом мире») и Надежда Мандельштам (письмом в Союз писателей), – но последствием было лишь то, что процитированное стихотворение смогло быть напечатано в СССР спустя еще 30 лет (в 1988 году). Лишь через четыре года – в самый разгар хрущевской оттепели – Мандельштам буквально «прокрался» в советскую печать. И все еще не сам по себе, а на плечах Ильи Эренбурга, в пестрой толпе героев его мемуарного эпоса «Люди. Годы. Жизнь». Сиреневые (еще не голубые) новомирские книжки – а выходили они тогда и в твердых переплетах – зачитывались, ходили по рукам, люди ждали их со страстью нынешних поклонниц телесериалов, вожделеющих поскорее узнать, что же станется с их любимцами в очередной серии.
Эренбург, тонкий и мужественный политик (если только соглашаться разуметь под политикой не то уродливое извращение ценностей и мыслей, которое излучал идеологический мозг правящей партии), не сразу прокричал все, что знал и что думал о Мандельштаме. Он начал издалека, поведал о совместных приключениях во врангелевском Крыму и меньшевистской Грузии, потом как бы «забыл» об Осипе Эмильевиче – с тем чтобы в январской книжке «Нового мира» за 1961 год рассказать нам об аресте, ссылке и гибели Мандельштама и впервые процитировать никому тогда неведомого «позднего» Мандельштама: “Пусти меня, отдай меня, Воронеж: /Уронишь ты меня иль проворонишь, /Ты выронишь меня или вернешь, – /Воронеж-блажь, Воронеж-ворон, нож...”
Еще спустя год (а фактически два года) стихи прорвались к читателю и как таковые – небольшой подборкой в московском «Дне поэзии – 1962». И снова приходится добавлять: но как?!
Два из четырех стихотворений – «Ариост» и «Стансы» – появились в «Дне поэзии» в искаженном, а точнее, в изуродованном виде. Так, «Стансы», состоящие из восьми строф, вышли в «редакции» из четырех!
Публикация состоялась и в следующем, 63-м году, но – еще раз – какая?! В издательстве «Молодая гвардия», в сборнике «Имена на поверке. Стихи воинов, павших на фронтах Великой Отечественной войны» появился мандельштамовский «Щегол» («Мой щегол, я голову закину...») – разумеется, в искаженном виде, а главное – под именем... Всеволода Багрицкого!
Следующие четыре года – с 1964 по 1968-й – ознаменовались целой серией журнальных подборок: восемь (а если считать и то, что опубликовал Николай Чуковский в своих воспоминаниях, то и девять) стихотворений в журнале «Москва» (1964, № 8), еще 16 – в алма-атинском «Просторе» (1965, № 4, с предисловием Эренбурга), цикл «Армения» – в «Литературной Армении» (1966, № 1, с предисловием Маари), подборка «Из «Воронежских тетрадей» – 10 стихотворений – в воронежском «Подъеме» (1966, № 1, с предисловием Немировского), еще 4 стихотворения – снова в «Просторе» (1966, № 11, с предисловием Надежды Мандельштам), более 20 стихотворений и переводов (с учетом «процитированного» в статье Маргвелашвили) – в «Литературной Грузии» (1967,
№ 1) и, наконец, еще четыре стихотворения – в знаменитом (посвященном землетрясению) номере ташкентского журнала «Звезда Востока» (1967, № 3). Кроме журналов упомянем и газету – одесскую «Комсомольскую iскру», опубликовавшую три стихотворения Мандельштама (6 марта 1966 года, с предисловием Голубовского).
Итого на круг около 70 стихотворений 30-х годов дошло до читателя 60-х (о текстологии, как правило, здесь говорить не приходится – источниками публикаций в большинстве случаев служили просто бродячие списки).
Понемногу «подтягивалась» и проза: Лев Озеров процитировал «Письмо о русской поэзии», Эренбург – несколько раз – «Разговор о Данте». В 1966 году перепечатали «Армию поэтов», а в 1967-м – дважды – «Путешествие в Армению» и в журнале «Литературная Армения» – с предисловием Эмина и послесловием Надежды Мандельштам). Серьезной и едва ли не первой текстологической публикацией стала подготовленная Семенко, Борисовым и Морозовым подборка материалов под условным названием «Записные книжки. Заметки», напечатанная в «Вопросах литературы» (1968).
Примерно тогда же, во второй половине 1960-х годов, Мандельштам проник и под «книжные» переплеты. Очевидным венцом этой издательской волны стал выход в издательстве «Искусство» в июле 1967 года «Разговора о Данте» (подготовка текста и примечания Морозова, послесловие Пинского) – первой после «Стихотворений» 1928 года «авторской» книги Мандельштама на его родине. Двух следующих книг – «Стихотворений» в «Большой библиотеке поэта» и сборника критической прозы «Слово и культура» – пришлось ждать соответственно еще 6 и еще 20 лет.
* * *
Уже из перечисленного ясно, что в деле поэтической реабилитации Мандельштама инициативу взяла на себя не столица, а провинция: публикациям в Алма-Ате, Воронеже, Ереване, Тбилиси и Одессе Москва смогла противопоставить только казусные публикации «Дня поэзии», журнала «Москва» и темную историю со «Щеглом» (единственное исключение – публикация в «Вопросах литературы»).
Среди провинциальных центров с отрывом лидировал Ереван, специализировавшийся на армянской теме: в 1966 году тут вышли стихи, а в 1967 году – и стихи, и проза (даже дважды!)
Но само имя Мандельштама зазвучало здесь еще раньше и зазвенело громче, чем где бы то ни было. Так, в 1965 году вышли путевые заметки В. Гроссмана «Добро вам», где много места уделено впечатлениям писателя от армянских страниц Мандельштама. В 1966 году, в том же первом номере «Литературной Армении», где были напечатаны и стихи Мандельштама, вышла цветаевская «История одного посвящения». В 1967–1969 годах все в той же «Литературной Армении» выходили статьи, так или иначе, но посвященные «армянским текстам» Мандельштама. В это же самое время в Москве и Ленинграде, в местном отделении «Советского писателя», где базировалась редакция «Библиотеки поэта», шла работа над томом Мандельштама в Большой серии «Библиотеки поэта». Редактором-составителем тома был Николай Иванович Харджиев, издательским редактором – Ирина Владимировна Исакович.
Параллельная работа над изданием Мандельштама в Америке, а тем более выход там в 1964 году первого тома многотомника, равно как и публикаторская деятельность западной и советской периодики, пришедшаяся на середину 1960-х годов, вызывала в этом коллективе дружное и нескрываемое раздражение и даже гнев.
Но не только. В мае 1967 года к этому добавился еще и самый настоящий страх – страх утраты их издательским проектом монополии – столь же естественной, сколько и прочной, как им представлялось (подготовка и выход «Разговора о Данте» создавали собой как бы легитимный прецедент).
Вот как сформулировала этот страх Ирина Владимировна Исакович в письме к Харджиеву от 30 мая 1967 года:
«Дорогой Николай Иванович!
Вы меня действительно огорошили «скверным анекдотом» по поводу архива О.Э. Что сие означает и зачем это Н.Я. понадобилось? Поссорились Вы с ней, что ли, и она потребовала отдать «игрушки» обратно?
В связи с Вашим сообщением мне приходят в голову разные черные подозрения. Видели ли Вы № 3 «Лит. Армении»? Там напечатано «Путешествие в Армению» М-ма, причем во вступ. заметке, подписанной Геворком Эмином, что-то весьма туманное говорится о «восстановлении гуманных прав нашей жизни», кое делает возможным появление в ближайшем будущем «Избранного» Мандельштама «с соответствующими комментариями».
Публикацию украшает послесловие Н.Я., в кот. она вспоминает армянские связи О.Э.!
Что-то мне это совсем не нравится! Уж не собирается ли Н.Я., не ожидая нашей книги, тиснуть где-нибудь «Избранное» (и для этого забрала у нас архив)?
Ничего невероятного в этом нет – любое из-во сейчас охотно напечатает М-ма для поправки своих финансовых дел, благо за последнее время столько уже опубликовано в разных «Просторах» и прочих «Лит. Грузиях».
Это было бы просто ужасно!
Я сейчас говорила с нашим начальством на предмет ускорения издания, а кроме того, хочу как можно быстрее заключить договор с Н.Я. (как наследницей) и выплатить ей 60 % гонорара – может, это ее несколько успокоит.
Подожду Вашего ответа на это мое письмо, а затем напишу ей, что книга сдана в производство, пошлю ей договор – авось, это укротит на время ее пыл.
Макет ей посылать не собираюсь – он делается для служебного пользования, для окончательного утверждения состава членами редколлегии, поэтому тут и предлогов никаких выдумывать не надо.
Как же это она, зная, вероятно, от Вас, что рукопись пошла в типографию, отобрала архив? Ведь в корректуре теперь следовало бы еще раз проверить по автографам.
Неужели из-за этого придется отказаться от расширения состава? А может быть, если редколлегия (по своей инициативе) решит пополнить книгу какими-то стихотворениями, рукописи у нее можно будет получить? Я бы это взяла на себя, если Вы не захотите иметь с ней дело.
Напишите мне, что Вы на этот счет думаете».
* * *
Между тем Ирине Владимировне Исакович нельзя отказать в прозорливости.
В Армении действительно вызревала книжка Мандельштама, но несколько другая и несколько – правда, ненамного – позже.
Лучшее тому свидетельство – письмо Надежды Мандельштам Мкртчяну:
«16 октября 67
Уважаемый Левон Мкртытович! (Простите, если не правильно употребила ваше отчество – я записала его по слуху по телефону).
Мне сказал Арсений Александрович Тарковский, что вы думаете об отдельной книжке Мандельштама, посвященной Армении. Я была бы рада, если бы такая книжка была бы впервые издана в Армении.
Ее состав мог бы быть следующим:
Цикл «Армения» – 12 стихотворений; отдельные четыре стихотворения, не вошедшие в цикл, но близкие по кругу тем. Еще несколько стихотворений, отдаленных от этого цикла по времени. Одно из них упоминает воду Арзни, которую я до сих пор хватаю, завидев в Москве бутылку. Еще – про город Шушу и т.п. ...Проза «Путешествие в Армению» – листа три. Кроме прозы сохранилось листа два записных книжек к «Путешествию». И, наконец, сохранились (чудом) черновики к стихам в Армению, где есть много самостоятельных интересных отрывков.
Мне кажется, что это могла бы быть книжка листов на 7–8 (стихи, проза и статья о становлении стихов об Армении с опубликованием (в статье) этих отрывков).
Прозой и черновиками об Армении занимается Ирина Михайловна Семенко. (Вам, вероятно, попадался ее Жуковский в «Библ. поэта» и там же «Поэты-декабристы»). Если бы наметилась такая возможность, я бы предоставила ей все сохранившиеся черновые материалы.
Сама я – наследница О.М. (введена в права наследства после реабилитации). Публикация будет Ирины Михайловны Семенко. Статья (вступительная) разумеется принадлежит тем из армянских литературоведов, которые в этом заинтересованы.
Итак, если у вас появилась реальная возможность осуществить это издание, сообщите мне. Мой адрес: Москва М-447, Большая Черемушкинская № 50 корпус 1 кв 4. Надежде Яковлевне Мандельштам.
У Семенко есть телефон, по которому ей можно позвонить: АВ17813.
Очень прошу сообщить мне, есть ли какая-либо реальная почва у этого дела или Тарковский раздул еле тлеющий уголек».
Н. Мандельштам (см. на обороте)
Я сейчас узнала, что вы выпустили книгу «Русские поэты об Армении». Мне любопытно, почему мне ее не прислали. Кстати, могли бы прислать и гонорар.
Н.М.»
* * *
Между тем у идеи издать в Армении Мандельштама есть своя интересная пред- и послеистория, и начинается она отнюдь не с октябрьского звонка Арсения Тарковского Надежде Яковлевне, без которого, конечно, не было бы и ее письма.
Идея эта нашла себе прекрасное изложение и комментарий в переписке Мкртчяна и Тарковского. Эта переписка, а точнее, письма Тарковского Мкртчяну плюс записи самого Мкртчяна были сведены им в статью «Так и надо жить поэту…», публиковавшуюся трижды – в небольшом сборнике переводов Тарковского из Чаренца, в книге воспоминаний об Арсении Тарковском, а также в журнале «Вопросы литературы».
Все началось буквально через полмесяца-месяц после того, как проницательная Исакович написала свое бдительное письмо.
Значительную часть лета 1967 года Тарковский провел в Армении. 16 июня он, Мкртчян и еще двое переводчиков выехали из Еревана в Дилижан, в Дом творчества композиторов, где их ждали просторные отдельные номера (с роялями!) и срочная работа над переводами Егише Чаренца (готовились к его 70-летию).
Спустя почти месяц, 11 июля, в дневнике Мкртчяна появляется первая запись о Мандельштаме и Тарковском: «Ереван. Приехал из Цахкадзора А. Тарковский. Я ему принес составленный мной сборник «Это – Армения». Тарковский обрадовался опубликованному в сборнике циклу стихов Осипа Мандельштама «Армения». В номере гостиницы «Армения»... Тарковский весь вечер читал Мандельштама:
Закутав рот, как влажную
розу,
Держа в руках осьмигранные
соты,
Все утро дней на окраине
мира
Ты простояла, глотая слезы.
И отвернулась со стыдом
и скорбью
От городов бородатых
востока;
И вот лежишь
на москательном ложе
И с тебя снимают
посмертную маску.
– Это Мандельштам пишет о себе, это он снимает посмертную маску, – считает – Хорошо, что Вы издали Мандельштама.
– Мандельштам – поэт камня. Его книга так и называлась «Камень». Поэтому он так почувствовал Армению».
12 июля 1967 года – новая запись о Тарковском и Мандельштаме:
Вечером того же дня Левон Мкртчян и Амо Сагиян повезли Тарковского с женой в Звартноц: «Тарковский ехал в Звартноц как на праздник, очень радовался... В Звартноце [Тарковский] все время говорил о Мандельштаме. Показывал на орнаменты:
– Вот виноградины с голубиное яйцо.
– А вот и рулоны сукна.
– Ведь Мандельштам нигде не пишет, как это великолепно. Благородство позиции художника.
– Мандельштам сам видел, и очень точно, его поэзия – первоисточник.
– Предисловие к стихам и очерку Мандельштама об Армении, конечно, напишу. Я готов полы мыть, камни таскать, если речь о Мандельштаме...»
15 сентября 1967 года Тарковский писал Мкртчяну из Литвы: «Мандельштама начну, как только окончу перевод».
12 октября 1967 года Тарковский писал Левону: «...С Мандельштамом: мне все же неудобно действовать помимо (посылка стихов) без ведома его вдовы – Надежды Яковлевны. Я написал ей – и жду ответа на свое смиренное письмо. Подожду несколько дней для очистки совести, а там и пришлю Вам все, что нужно, как и «Литературной Армении»... Я, конечно, с удовольствием написал бы после- (а не преди-) словие к прозе и стихам О.Э.М. об Армении. Дайте только мне опомниться еще немного».
А 5 ноября Тарковский пишет Мкртчяну: «Кажется, я решусь послать Вам и в журнал стихи О.М. без разрешения наследников, считаю, что наследники О.М. – весь мир, а не только родственники».
Но время шло, и ничего – абсолютно ничего! – не происходило.
В августе 1968 года Мкртчян отдыхал в Переделкине. 11 августа приехали к нему туда Тарковские, и Арсений Александрович снова сказал, что предисловие к армянской книге Мандельштама – пишет.
19 августа Левон ездил из Переделкина в Москву и заглянул к Тарковским. Хозяин показывал тоненькие сборники стихов Мандельштама и «хвастался»: «У меня есть все книги Мандельштама на русском языке».
3 ноября 1968 года Тарковский снова прилетел в Ереван. Мкртчян записал его слова при встрече: «Я буду работать, переводить Сагияна и буду писать для души предисловие к вашему Мандельштаму».
Но через месяц, в декабре 1968 года, Арсений Тарковский и Левон Мкртчян, увы, поссорились. Позднее они помирились, но не исключено, что издание Мандельштама в Армении не состоялось отчасти и по этой причине.
Об этом так и не состоявшемся, увы, издании Мкртчян писал: «Я хотел издать в Ереване отдельной книгой стихи и прозу Мандельштама об Армении. Тарковского попросил написать предисловие. Он с радостью согласился. Он сообщил Надежде Мандельштам о наших намерениях. Она, как можно предположить, ему не ответила, она почему-то не хотела, чтобы предисловие писал Тарковский. 16 октября 1967 года Надежда Мандельштам писала мне, что книгу Мандельштама об Армении могла бы составить И.М. Семенко, а «статья (вступительная), разумеется, принадлежит тем из армянских литературоведов, которые в этом заинтересованы». Предполагаемое издание с предисловием Тарковского, к сожалению, так и не состоялось».
Увы, этот замысел реализовался только через 22 года. Осенью 1989 года в издательстве «Хорурдаин грох» наконец вышла «армянская» книга Осипа Мандельштама, составленная Гончар-Ханджян. Если не считать книгу «Слово и культура» (1987), она стала второй по времени книгой Осипа Мандельштама, выпущенной в СССР в эпоху гласности.
