Игорь Шумейко  |
| Самуил Яковлевич Маршак с детьми в клубе имени Роберта Бёрнса. Фото © РИА Новости |
К 130-летию Самуила Яковлевича Маршака, классика советской детской и просто литературы, Алла Сущинская выпустила книгу «Друг мой, Маршак… Путешествие по жизни» с иллюстрациями Ильи Маршака (внучатого племянника). Простой, непретенциозный повествователь весь растворен в увлекательном сюжете, как, например, рассказчик в «Кошкином доме». А в сюжете жизни Маршака: дружба со знаменитым критиком Стасовым, с Максимом Горьким, как-то разглядевшим в совсем юном Самуиле талант и будущую громкую судьбу. Морское путешествие 1911 года в Палестину в возрасте 24 лет в качестве весьма известного корреспондента «Всеобщей газеты». Правда, вместо Земли обетованной будущий советский писатель нашел там подругу всей жизни, мать его детей, красавицу Софью Мильвидскую.
Интересны и годы учебы в Британии будущего лучшего переводчика Роберта Бернса и одного из лучших переводчиков Шекспира. С молодой женой они успели вернуться в Россию перед началом Первой мировой войны. В войну Гражданскую Маршак в Екатеринодаре (Краснодар) работает в газете правительства Юга России (генерала Деникина) «Утро Юга», публикуя антибольшевистские фельетоны, но и весьма критические статьи в адрес белых.
Далее: ни красных, ни белых, только дети, советские дети, ставшие его второй семьей. А обэриуты, которых он кормил, пристраивал, спасал (но в итоге лишь отодвинул их гибель), – стали третьей… Здесь оставим нить биографии, задумаемся о феномене детской литературы в корпусе сочинений Маршака, в истории СССР вообще. Откуда такой взрыв талантов, имен, всесоюзного внимания?
В перестроечное «срывание всех и всяческих масок» (Ленин о Толстом), открытия «всех и всяческих» архивов всплывали истории, как Сталин, правя… (чуть не написал «верстку») списки на репрессии и расстрелы, встретив фамилию Маршак, произнеся лишь: «Но Маршак у нас хороший детский писатель», аккуратно перенес ее в лежавший неподалеку список лауреатов Сталинской премии.
Или когда завистники решились пожаловаться Сталину: «Почему Михалков – лауреат Сталинской премии в 1941-м, 1942 годах?» И Сталин, отвлекшись (возможно, от планов окружения армии Паулюса, Курской дуги, переговоров с Черчиллем…), медленно ответил: «Михальков, канешно, дэтский писатель, но…»
Не помню, что было за тем «но»… Но и не важно: судьбы знаменитых детских писателей СССР, непопадание в списки «врагов», «безродных космополитов»: Михалков (древний дворянский род), Чуковский (еврей), Маршак (еврей, сотрудник деникинской газеты) – намекают на некую тенденцию. Словно адресат тех жалоб, доносов взял на себя труд исполнить еще и знаменитое, поразившее Бродского пророчество Уистена Одена о том, кто «Боготворит язык и прощает/ Всех, кем он жив/ Венчает их головы лавром». Опекает писателей, во всяком случае – детских.
Но не будем всё сводить к мудрой проницательности собеседника Горького, Уэллса, Роллана, Фейхтвангера… Есть и другие примеры высочайшего внимания к этому жанру. Вспомнить, вдуматься: именно в жанре детских сказок «работала» писатель Екатерина Великая, псевдоним Фелица. И попавший в ее оппоненты Николай Новиков вел журнал «Детское чтение для сердца и разума».
Отступим дальше, самое известное из произведений Петра Великого – «Юности честное зерцало» (1717), строки: «Не утирай губ рукою, но полотенцем, не облизывай перстов. Когда перестане ясти, возблагодари бога, умой руки и лице и выполощи рот…» М-да, автор «Мойдодыра» («надо, надо умываться...») – вполне в многовековой русской традиции.
Еще далее: Симеон Полоцкий составил несколько книг для детей, включая «Вертоград многоцветный» (1680). И наш первопечатник Иван Федоров в своем «Букваре» пояснил цель: «ради скорого младенческого научения».
 |
| А этим детям не повезло. Они до Маршака не дожили. Алексей Иванов. Дети, пускающие мыльные пузыри. Не позднее 1839. Государственный Русский музей |
Традиционное ли в том чадолюбие, устремленность ли в общее будущее? Особенности отечественной детской литературы лучше различимы в период ее уникального расцвета, создания знаменитого Детгиза, когда Самуил Маршак возглавил его ленинградскую редакцию.
Алла Сущинская пишет: «Горький в Сорренто внимательно читал маршаковские журналы с новыми именами и новыми историями. Складывалось великолепное сообщество будущих классиков. Но не дремали советские педанты и чинуши: «новый советский человек должен с младенчества воспитываться по-новому, привыкать к суровой правде жизни». Утверждали, что «Детки в клетке», «Багаж», «Сказка о глупом мышонке» «вводят советских детей в заблуждение». Маршак возмущался: бюрократы-теоретики «искусственно подгоняют взросление детей».
Точку в этом споре поставил Горький, заявив: «Ребенок до 10 лет требует забав, и требование его биологически законно…» Его статья «Человек, уши которого заткнуты ватой. О безответственных людях и детской книге» («Правда» от 19.01.1930) гремит: «Нельзя позволять безграмотным кальмам (производное от фамилии противника) травить талантливых маршаков!» Еще более властную точку в споре с «правильными» бездарями Горький поставил на Первом съезде советских писателей (1934), доверив Маршаку доклад по детской литературе, фактически ставший многолетней программой.
Глава книги Сущинской так и называется: «Призыв Маршака: «Все – в детскую литературу!» И список им вовлеченных действительно поражает. Общеизвестен сюжет «Маршак и обэриуты» – как маршаковский «Госиздат», журналы «Новый Робинзон», «Еж», «Чиж», «Сверчок» не просто давали несчастным советским абсурдистам средства на жизнь, но и целые новые направления их творчества. Хармс, Введенский, Олейников, Шварц. Но… Маршак не зазывал всех подряд «заумников» (плохой и слишком размазанный термин). Мне кажется, он хорошо различал потенциал обэриутских фантазий с нагромождением знакомых, мастерски, реалистически выписанных деталей, составленных в дикие комбинации (по-моему, ближайший аналог: Сальвадор Дали), и фонетических игр Крученых «дыр бул щир, обещур» (поп-артовское плескание красками, отпечатки тел, «инсталляции»).
И предваряя потрясающе широкий список «маршаковского призыва», подчеркнем: Самуил Яковлевич не был зазывалой у дверей знаменитого Дома книги (Невский проспект, 28) под воспетым Заболоцким шаром Зингера. И что в «его» детскую литературу не проникли тексты вроде крученовских: важное достоинство Маршака-редактора.
Сущинская пишет: «Он обращался ко «взрослым писателям»: Попробуйте-ка написать детскую книгу. Это для вас экзамен и великая честь». Среди его авторов сегодняшние классики русской советской литературы: Николай Асеев, Вениамин Каверин, Борис Лавренев, Осип Мандельштам, Виктор Шкловский, Евгений Шварц, Аркадий Гайдар».
Когда Алексей Толстой принес перевод сказки Коллоди «Приключения Пиноккио», Маршак попросил Толстого свободно, по-своему пересказать эту историю. Что получилось – знают уже несколько поколений наших детей. И Пантелеев («Республика ШКИД»), Житков и Бианки, наученные им как и о чем писать, – примеры тоже известные. Ираклий Андронников, Зощенко («Я повысил свою квалификацию оттого, что поработал для детей. Я научился выражать свои мысли еще более сжато и четко. Детская аудитория более современна и, стало быть, более народная»). Пастернак тоже публиковался в «Новом Робинзоне»!
Кажется (простите вольно-шутливую фантазию, навеянную этим списком), Маршак, попадись ему, смог бы «привлечь» и самого Кафку! Приободрил бы, вдохнул оптимизма. «Так, Франц Германович, что у вас тут? Грегор Замза превращается в жука? Оч-чень интересное начало. Далее… м-мрачновато. Вот у моего друга Чуковского – «Муха-Цокотуха», «Тараканище»…»
Сия шутка – еще и мостик к теме могучего человеческого влияния Маршака, без которого «чудо обращения» в детские писатели было бы невозможно. Список свидетельств тому подобран убедительный.
Его сын Иммануэль Маршак (известный физик, Сталинская премия, 1947) вспоминал: «Самой большой заботой отца было спасти от «небытия, невыраженности» заложенные во встреченных им людях литературные таланты. Я не буду называть здесь имена многих прошедших перед моими глазами литераторов, которых отец побудил к творчеству и которым он помог «поставить голос» и найти свое место в литературе - ценой многих дней и бессонных ночей общей работы, жертвуя своим собственным творчеством и не приобретая ничего, кроме радости художника <...> (отец даже не ставил своего редакторского имени на многих десятках книг)».
По словам Фадеева, «Маршак – отец принципиально новой литературы для детей. Творчество Самуила Яковлевича для детей – новое слово в мировом развитии детской литературы. Новатор мирового масштаба... все соединяется в Маршаке через изумительно светлое и прозрачное пушкинское начало. Если искать родство его стихов с каким-то стихом в прошлом, то они прежде всего родственны пушкинскому».
Вот отзыв писателя Рахтанова: «Нас объединил Маршак, он был центром, вокруг которого все вертелось. Каждый автор проходил пору влюбленности в Маршака. Главное свойство Маршака было в том, что он умел наполнять ветром чужие паруса. Я называл его «редактором замыслов». В чужом замысле он чувствовал себя как дома, по-хозяйски. Притом он не диктовал, веротерпимость его была широка... Каждый чувствовал, что с минуты встречи с Маршаком в его судьбе что-то переменилось…»
А вот что говорил Ларри («Приключения Карика и Вали»): «В стиле Маршака отражены все его личные свойства и качества, честное, человечное восприятие. Он говорил: «Писать надо просто как у Пушкина… Через 10–20 лет все смогут писать и романы и повести. Как определить, творческая ли это работа или же просто грамотно написанная книга? Коль скоро красота бесцельна, это уж не красота, а только красивость».
В Великую Отечественную Маршак попал в еще один список: личных врагов Гитлера. Чести такой он удостоился за беспощадную серию плакатов в «Окнах ТАСС». Кукрыниксы рисовали, он сочинял подписи:
Днем фашист сказал
крестьянам:
Шапку с головы долой!
Ночью отдал партизанам
Каску вместе с головой.
Корней Чуковский: «Они лаконичны, как выстрел, и хотя написаны для взрослых, я вижу в них один из триумфов новой детской поэзии, так как, только пройдя многотрудную школу творчества для маленьких детей, можно достичь такой четкой структуры».
На обертках махорки были его стихи: «Бойцу махорка дорога/ Кури и выкури врага…»
На гонорары и премии авторы, сложившись, купили именной танк. Назвав его «Беспощадный», передали 6-й гвардейской танковой бригаде. Стоя на этом танке, Самуил Яковлевич читал бойцам свои стихи.
Представим тот момент его богатой биографии. Тут и конкретно-материальное, веское (танк Т-34 весил 32 тонны) признание его заслуг, действенности его поэзии. Настоящее единение со своим народом и… рисковая балансировка: так я представляю Маршака «на своем танке». Наверняка он читал не только свои «агитки», строчки, известные бойцам и по пачкам махорки. Дивная аудитория, фронтовая обстановка, атмосфера показались ему (насколько можно проникнуть в мысли гения) очень подходящими для самых своих сокровенных строк.
«Контролеры», что ругали даже его «Багаж» – за «даму», слишком пекущуюся о вещах (Чуковского ругали и за унижение профессии трубочиста в «Мойдодыре»), – они сейчас далеко в тылу, можно читать из Бёрнса, сонеты Шекспира и даже самые свои озорные стихи совместного с Хармсом авторства…
Всегдашняя возможность невинно-детского или сюрреалистического взгляда на жесточайшие жизненные реалии сближала Маршака с обэриутами, так сказать, «концептуально». Псевдонимы Маршака (Доктор Фрикен, Уэллер, С. Кучумов, С. Яковлев) менее известны, заслонены его громким именем, но все ж напоминают хармсовские: Шустерлинг, Дандан, Писатель Колпаков.
А его «Человек рассеянный»: «Это что за остановка/ Бологое иль Поповка?/ А с платформы говорят…» – едет ведь по самому скандальному в русской литературе маршруту: «Путешествие из Петербурга в Москву». Пушкин, как известно, написал едкое опровержение Радищеву: «Путешествие из Москвы в Петербург». И, получается, им обоим ответ: маршаковский Рассеянный, спящий в «отцепленном вагоне», изредка вскидываясь «Что за станция такая?» Трудно и придумать более бесполезную для социализма тему. Но у Маршака есть и десятки наиполезнейших стихов, с пушкинской ясностью (определение Фадеева) описывающих строительство Днепрогэса, работу пожарных, почты. И везде Маршак органичен, абсолютно свободен: депутат, член правления Союза писателей СССР и пушкинский «поэт – ты царь, живи один».
Еще Александр Блок успел заметить Маршаку: «У вас есть свое Солнце». И он им щедро делился с детьми, взрослыми детьми, пожилыми детьми.
Алла Сущинская завершает свою книгу светло и уверенно: «Книги Маршака – давно уже не его биография, а наша. Стихи и переводы поэта идут с нами по жизни с детства до старости».
