Микстура от радикализма

Густав Шпет. История как проблема логики. - М.: Памятники исторической мысли, 2002, 1168 с.

Не секрет, что основной "точкой пересечения" различных школ и воззрений русских философов была проблема истории, загадка исторической миссии и откровение русского бунта. Проблема истории в нашей традиции стала основой построения собственной. Так уж повелось, что в России осмысление собственной истории играет роль "лакмусовой бумажки", на которой проявляется позиция и "весовая категория" мыслителя. Стоит перечислить только - историософию Хомякова, культурфилософию Данилевского, эсхатологическую эссеистику Розанова, политические памфлеты Бердяева, - чтобы стало понятно, насколько по-разному эта проблема решалась и какое многообразие вскрывала.

Теперь к этому пестрому собранию можно причислить еще и Густава Шпета. Можно - после публикации его докторской диссертации "История как проблема логики", вторую часть которой собрал по архивам и восстановил Игорь Чубаров.

Шпет несомненно будет отнесен читателем к категории "тяжеловесов": не только методологическая основа, но и сам объем исследования поражают своим размахом. Вместо публицистических прелюдий Шпет предлагает обширное критическое исследование, основанное на детальном анализе источников. В основе этого анализа лежит почти кантовская постановка вопроса: "Как возможно историческое знание?" Как история становится логикой?

"Еще на студенческой скамье, - признается автор, - меня увлекла тема, к выполнению которой я приступаю только теперь. Мы вступали в университет зачарованные радикализмом и простотой того решения исторической проблемы, которое обещал заманчивый тогда исторический материализм. Более углубленное изучение истории - ознакомление с источниками исторической науки и методами обработки исторического материала - разбивало много схем, но главное - обнаруживало ту бедность и ограниченность, которая вносилась в науку их кажущейся простотой".

Взявшись за работу, Шпет "с места в карьер" делает первое открытие, обоснованию которого посвящен почти весь первый том исследования. Это открытие касается неисторического XVIII века и эпохи Просвещения, которая якобы не произвела никакой методологии истории и в которой история, по словам Канта, оставалась простым дееписанием. "Окажется прежде всего, - утверждает Густав Шпет, - что в XVIII веке очень энергично разрабатывались чисто исторические вопросы при помощи исторических методов, что хотя и остается преобладающей прагматическая окраска в способах объяснения, но зато закладывается фундамент основательной филологической и материальной критики, наконец, что самый предмет истории приводится к тому его пониманию, которое господствует в XIX "историческом" веке".

Шпет последовательно отслеживает становление исторической науки и философии истории в XVIII веке до своеобразного рубежа - системы Шеллинга и Гегеля - и развитие ее после. Особый интерес к Шеллингу обусловлен тем, что именно в его концепции осуществляется переход от негативного знания метафизики к позитивному знанию истории. И этот переход, предразмеченный Шеллингом, закрепляется Гегелем, для которого философия - это всегда уже история.

Грациозность мыслительного хода Шпета в том, что, начав свое исследование в ситуации сращенности философии и истории, он обращает его к эпохе, в которой эти две дисциплины еще не встретились, граница между ними еще не исчезла. И поэтому историческое исследование на этом рубеже автоматически превращается в метафизическое. Сверхназначение этого разбора - поиск оснований философии истории, помещенных в "иное" этой самой философии. Поиск оснований мыслительной культуры, помещенных в "иное" этой культуры. Для Шпета этот весьма непростой подход является лучшей микстурой от радикализма. Микстурой, принявшей форму методологической критики исторического разума.