Илья Трофимов О & А Флоренские. Движение в сторону книги. Тексты с картинками, расставленные строго в хронологической последовательности. - СПб.: Ретро, 2002, 448 с.
Человек случайный - человек без лица. Как не хочется сливаться с безликим человечеством, даже если это твои соотечественники, обезумевшие от скуки или тоски еще до того, как пришло безумие от перемен! Книга двух питерских художников Ольги и Александра Флоренских - это опыт и в каком-то смысле ностальгический дневник противостояния всему безликому и безумному, что было в последние два десятилетия. Это еще и явное доказательство, что хороший человек может все. Особенно художник.
Структура книги напоминает незабвенную "Игру в классики". Но структура эта в чем-то лучше кортасаровской. В данном случае прямой - литературный - сюжет отсутствует. Но идея расположить материалы (кусочки прозы, стихи, тексты по случаю и т.п., написанные самими художниками, равно как и авторские комментарии к ним) в хронологическом порядке превращает сборник в целостный текст. С другой стороны, в силу законченности каждого фрагмента и наличия указаний, как сами авторы соотносят эти фрагменты друг с другом, читать можно в любом направлении, с большой легкостью и беззаботностью перемещаясь внутри книги. Само по себе интересно, что материал накапливался и созревал 20 лет, покуда все шло, как идет, - выставки, проекты, поездки на дачу, на неизбежный Юг, за границу.
В книгу входишь, не торопясь и с удовольствием, - по легким ступеням почти невозможной красоты стихотворений Ольги. По столь необходимым перебивкам автокомментариев - захватывающих и увлекающих не меньше стихов. По "сказкам" - прозаическим этюдам из жизни мамы и бабушки, каких всякий нормальный человек мог бы записать некоторое число, да почему-то не записал. Эти истории "про маму" задают всей книге особую интонацию. Так нешуточные реальные события передаются успокоившимися взрослыми малым детям. В основном бабушками - внукам. И эта преображенная реальность не менее важна, чем голая, шероховатая, без прикрас; она неподвластна стремительно множащимся контекстам. На холодном ветру уютнее вспоминать о норках-коммуналках, нежели о минималистских интерьерах со встроенной техникой.
Собственно, митьковская культура, дело митьков, если уместны широковещательные обобщения, - способ показать бывшим детям и внукам, что все по-прежнему, бояться не надо. Раз открытый, найденный, мой город никуда не сбежит. Здесь вечный матрос с золотой надписью "Свирепый" на бескозырке вечно будет спасать бабушку от наводнения, а бабушка всегда такая, как на лучшей фотографии в молодости.
Митьки - а Ольга и Александр всамделишные стопроцентные митьки - появились приблизительно тогда, когда все прочие, не митьки, решили, что пришло время разбрасывать камни. Воздух в который раз по-библейски наполнился левитирующими предметами - выброшенными, но еще живыми, помнящими множество интересных историй. Сама История во вновь оживших именах, названиях, в виде рассказов и баек, полузабытых песен, проснувшихся мифов слетела с пыльных чердаков Питера, вышла из отсыревших подвалов┘ Все живое, что попадалось митькам, как и сами истории, было собрано и любовной рукой прилажено к новой жизни - так, что уже никому не придет в голову что-либо выбрасывать.
С некоторыми позициями авторов книги можно, конечно, поспорить. Не обошлось без общих мест о "постмодернизме" и "современном" искусстве. Но из песни, как говорится, слова не выкинешь.
Тем не менее из книги читатель узнает много нового или вспомнит то, что забыл о митьках. Узнает, почему единственно подлинной митьковской картиной, принадлежащей кисти не отечественного художника, является картина Питера Брейгеля (Старшего) "Падение Икара". Узнает о четырех столпах русского дизайна: бельевой веревке, алюминиевой проволоке, ржавой жести и кривом гвоздике. Вспомнит или узнает впервые, в чем ошибся автор романа "Оглашенные" Андрей Битов с точки зрения алкоголика. Узнает читатель нечто новое и о русском пьянстве и новых формах борьбы с ним. В общем, будет время и повеселиться, и попечалиться.
