Михаил Хорьков Иоганн Густав Дройзен. Историка / Пер. с нем. Г.Федоровой под ред. Д.Скляднева. - СПб.: Владимир Даль, 2004, 583 с.
Сейчас уже трудно представить, что было время, когда молодая наука истории могла дать человеку ответы на все вопросы, а историки были властелинами дум и, занимаясь древней или средневековой историей, вершили судьбы современного им мира. Такой эпохой стала середина XIX века, а одним из ее знаменитых представителей - немецкий историк Иоганн Густав Дройзен. То, что Дройзен придумал понятие "эллинизм", известно многим, но мало кто знает, что он был также и крупнейшим теоретиком исторической науки. С этой стороной наследия великого историка знакомит том переводов его работ под названием "Историка".
Как мыслитель Дройзен вырастает из немецкого идеализма, но из идеализма обанкротившегося в своем блистательном официозе, убившем смысл и плоть живого знания. Однако гегелевская идея проникновения в смысл человеческого существования через постижение всемирно-исторического процесса настолько глубоко пропитывает мышление Дройзена, что даже свою главную книгу по теории исторической науки он вслед за филологом Августом Беком именует "Энциклопедией" по образцу "Энциклопедии философских наук". Другая гегелевская черта - стремление "снять", преодолеть философствование в истории за счет возведенной в ранг самостоятельной науки открытой философами концепции истории. Замысел "Энциклопедии и методологии истории" Дройзена можно понять, только если учесть, что за титаническими усилиями ее автора спроектировать историческое "наукоучение" кроется стремление обрести новый смысл в эпоху краха философских спекулятивных систем немецкого идеализма - смысл вполне земной, пропитанный кровью и потом человеческих свершений.
Историк, утверждает Дройзен, имеет дело не с законами истории, но с законами познания истории и существования исторического знания. Он устанавливает не то, как было на самом деле, но на основании имеющегося в его распоряжении материала стремится получить относительно точное и конкретное мнение. Устанавливая в настоящем универсально-осмысленное отношение к прошлому, историк творит не историю, но непреходящую историческую истину, открывает в истории то, что значимо для всех времен. Как это происходит, сам Дройзен продемонстрировал, изобретя понятия "эллинизм".
Историей движут не законы, но волевые акты людей. Но непосредственно понять поведение других людей, проникнуть в их внутренний мир историк не может. Он имеет дело не с людьми, тем более если это давно умершие люди далеких эпох, но с историческим материалом, разделяемым на остатки, источники и памятники. Но мало собрать материал. Для того чтобы он заговорил, необходима критика. Страницы книги Дройзена, посвященные методам исторической критики, и сейчас могут послужить хорошим учебником для всякого, кто изучает историю.
История - не просто единственно возможный для Дройзена путь к пониманию смысла человеческой жизни, но наука по созданию этого смысла во всемирно-историческом масштабе. Право жить совпадает с обязанностью познавать историю. И чем более точен познанный факт, чем меньше он вводит в заблуждение, тем больше власти он приобретает над сознанием человека. Познав исторический факт, его невозможно отвергнуть - с ним можно лишь смириться. Человеку, знающему историю, незачем осуждать себя и других - за него это делает исторический процесс, изучаемый наукой истории.
Метод нужен историку не для того, чтобы историю изменить, но для того, чтобы, познав ее, обнаружить, что жизнь имеет смысл. Поэтому отступление от метода означает самоубийство, а его отсутствие равнозначно исторической катастрофе. Но смысл жизни открывается историку ценой отказа от взгляда в будущее. Обретая метод, наука истории оказывается завершенной, поскольку ничего нового она уже не может придумать. Она обречена повторять известное и тем самым обнаруживает свой конец в неизбежном утверждении, что ничего абсолютно нового, помимо развития имеющихся исторических тенденций, от будущего ждать не стоит. Время закончилось, современность не только определяется прошлым, но и оправдывается им. А сам историк, достигнув в своих штудиях величия интеллектуального анахронизма, остается в истории вечно великим, как это удалось Дройзену.
