Наталья Корницкая Моника Спивак. Андрей Белый – мистик и советский писатель. – М.: РГГУ, 2006, 578 с.
Деление творчества Андрея Белого на периоды – дело неблагодарное. Взгляды его не столько менялись, сколько расширялись и трансформировались. Однако есть все же несколько переломных пунктов. Главный из них – встреча в 1913 году с немецким философом и мистиком Рудольфом Штейнером. Многое из написанного Белым попросту непонятно без знакомства с антропософией и соответствующей терминологией.
В книге заведующей мемориальной квартирой Андрея Белого Моники Спивак – речь именно об этой части жизни Белого. Ее исследование – своего рода обзор жизни и творчества Белого с начала 1910-х годов до его смерти в 1934 году. В поле зрения Спивак оказываются самые разные темы: от взаимоотношений Белого с женой Асей Тургеневой до теоретических трактатов и персонажей его романов┘
Мистиком Белый был и до знакомства с антропософией. Но именно в этом учении нашел он обоснование и разработанный теоретический язык для своих прозрений. Полученный в результате медитаций под руководством Штейнера опыт оценивался им как центральное событие всей жизни. Описание этой, по выражению самого Белого, отдельной «жизни в жизни» содержится в письмах, в написанном на основе дневников «Материале к биографии». Спивак обнародует обширные выдержки из переписки, дневниковых записей, воспоминаний. Что-то из этого публиковалось в сборниках и журналах, что-то – как письмо Михаилу Сизову с подробнейшим описанием разговора Белого со Штейнером – публикуется впервые. Фрагменты эти проясняют и дополняют образы и смыслы написанных много позднее воспоминаний и романов, и открывают в них зашифрованный антропософский и биографический подтекст. Шифром становятся зачастую мелочи. Например, странное посвящение «Москвы» Михаилу Ломоносову, на поверку оказывающееся свернутым посланием для «посвященных» об истинном смысле романа┘
При помощи антропософского ключа и на основе сохранившихся набросков Спивак пытается реконструировать и вовсе ненаписанные, а только задуманные Белым произведения: «Невидимый град» (третья часть трилогии «Восток – Запад», «Германия» (роман о зарождении фашизма) и другие.
Вторая тема книги – «Белый как советский писатель» – возникает с момента его возвращения из Германии в 1923 году. Оставаясь мистиком и антропософом (членом запрещенной уже тогда организации), он изо всех сил старается выжить в реалиях все сильнее закручивающего гайки советского государства. И физически, и как писатель: то есть – публиковаться. Лояльность к власти и готовность сотрудничать с ней Белый выражал так рьяно, что, возможно, кого-то этим и убедил (отдельная глава посвящена ненаписанной, но задуманной статье о соцреализме). И уж точно настроил против себя бывших друзей–эмигрантов, в карикатурном виде выставив их в мемуарной трилогии. Обработке в «социалистическом» духе подвергалось не только настоящее, но и прошлое – весь свой жизненный путь Белый попытался представить как закономерно приведший его к принятию революции. В это поверить уже сложнее. Несоответствию между работами, опубликованными в тридцатые, и реальными взглядами писателя – посвящена немалая часть книги.
Тот факт, что, изобличая в самых резких тонах кадетов в своих мемуарах, Белый в то же самое время продолжал общаться с видными представителями этой партии – задокументирован, помимо всего прочего, в рисунках-набросках председателя Второй Государственной думы Ф. Головина. Эти рисунки-шаржи воспроизведены в книге. Но, конечно, куда более явное разоблачение псевдо советскости Белого – его дневник. Вместе с другими рукописями он был изъят во время ареста участников антропософского общества и сохранился лишь в виде фрагментов, подшитых в ГПУ к делу Белого. В книге оно приводится вместе с показаниями арестованных антропософов.
Белый тогда по причинам, отчасти проясненным в исследовании Моники Спивак, арестован не был. Судя по всему, это была лишь отсрочка, арест был неизбежен, помешала смерть писателя в январе 1934 года. О ней последняя глава книги. Две линии, мистическая и социальная, перекрещиваются.
Умер Андрей Белый, по одной из версий, «от солнечных стрел», от последствий солнечного удара; так, как предсказал себе сам в стихотворении «Друзьям» в 1907 году. С этой поэтически-мифологической причиной соседствует медицинская – запущенный артериосклероз и ряд кровоизлияний в мозг. Одно из них вполне могло быть вызвано солнечным ударом. Но последнее, ставшее роковым, случилось после прочтения предисловия Каменева к вышедшей в конце 1933 года книге «Начало века». Предисловие это – обвинительный акт, не оставляющий Белому ни малейшего шанса на существование в советской литературе. Попытка стать советским писателем не удалась.
Белый же мистик – согласно воспоминаниям бывших при нем друзей – пережил в последний миг, уже на больничной койке, «второе рождение», но сознательно выбрал уход из этого мира: «Мне предстояло выбрать жизнь или смерть. Я выбрал смерть».
