Благочестивые христиане стесняются безумия юродства...
П.Сведомский. Юродивый. Областной художественный музей, Кировоград
Жизнь и деяния св. отца нашего Андрея, юродивого Христа ради/ Вступ. ст., пер. с греч. языка и коммент. Е.Желтовой. – СПб.: Издательство О.Абышко, 2007. – 320 с. (Библиотека христианской мысли. Источники)
Юродство Христа ради – самый необычный подвиг благочестия в рамках православной традиции, вызывающий споры и неоднозначные оценки не только у светских исследователей и наблюдателей, которые часто видят в святых помешанных или мошенников, но и у представителей Церкви – духовных лиц и мирян. Юродивые ведут себя шокирующе: нарушают все возможные правила социальной жизни, не исключая морали и этикета, и, более того, пренебрегают церковными установлениями. Например, византийский юродивый Симеон бегал по городу, привязав к себе дохлую собаку, справлял естественные потребности посреди площади, мылся в женской бане, делал вид, что имеет намерение соблазнить жену харчевника, у которого работал. Во время воскресной церковной службы юродивый бросал в женщин и в горящие свечи орехи. Устроившись на работу продавать бобы, поедал их сам и раздавал «собратьям», а в пост у всех на глазах «вкушал» мясо и т.п.
Однако яркий образ юродивого, какой мы видим на примере Симеона, парадоксально сочетающий в себе внешнюю непристойность и внутреннюю святость, постепенно размывается, что отчетливо видно по житийной литературе. Со временем благочестивые христиане все более начинают стесняться безумия юродства и, по всей видимости, все менее понимать сам подвиг. Уже в агиографии Древней Руси, перенявшей вместе с православием у Византии подвиг юродства Христа ради, образ юродивого блекнет, так что порою непонятно, отчего подвижник вообще причислен к юродивым. Георгий Федотов по этому поводу замечает: «Именно греческие жития дают в своем богатом материале ключ к пониманию юродства. Напрасно мы стали бы искать в русских житиях разгадку подвига. Редко находим мы для русских юродивых житийные биографии, еще реже – биографии современные. Почти везде неискусная, привычная к литературным шаблонам рука стерла своеобразие личности. По-видимому, и религиозное благоговение мешало агиографам изобразить парадоксию подвига. Многие юродивые на Руси ходили нагие, но агиографы стремились набросить на их наготу покров церковного благолепия».
Поэтому для понимания подвига юродства особенную ценность составляют древние жития Византии. Наряду с житием Симеона особенно примечательно и богато житие Андрея Юродивого, которое было необычайно популярным в Византии и после перевода на русский язык в Древней Руси. Житие, как полагают исследователи, было написано в X веке и дошло до нас более чем в 100 списках.
Житие Андрея Царьградского наполнено чудесными видениями, в которых юродивый встречается и борется с демонами, общается со святыми и получает от них откровение. Оно нам рассказывает о том, как Андрей, подобно апостолу Павлу, однажды был восхищен до третьего неба и услышал от Бога три неизреченных слова. Это видение, по мнению Павла Флоренского, заслуживает отдельного философского исследования, которое сам философ не нашел времени провести. Вообще жития, и в особенности жития юродивых Христа ради, мало подвергались философской рефлексии. Между тем они представляют богатый материал для философской мысли. Например, жизнь Андрея Юродивого вся определена видениями, снами, грезами, то есть внутренним миром, не имеющим внешней детерминации. Напротив, реальность для юродивого является вторичной, производной от этих видений. Андрей являет пример того, кто видит, потому что ему снится, в противоположность тому, кому снится, оттого что он видит. А это накладывает запрет на то, чтобы другой определял «я», как думали Гуссерль (одно «я» учреждает другое «я»), Лакан (другой учреждает «я»), Делез (свое «я» можно найти только у другого), Бахтин (другой завершает «я»).