Ольга Балла А ведь, в сущности, российский коллекционер и теоретик (я бы сказала, лирический теоретик, но это законная и полноценная культурная форма) коллекционирования Александр Малинкин и Катрин де Сильги, сдержанный до суховатости, внимательный к цифрам и фактам – без сантиментов и домыслов! – французский историограф новоевропейских практик избавления от мусора, не сговариваясь и не подозревая об этом, пишут об одном и том же. О судьбах вещей, волею – человеческого ли выбора, безжалостного ли времени – выведенных за пределы своего обычного использования, для которого и делались. О, тут самочувствие и вещи, и человека меняется самым далеко идущим образом. Я бы даже сказала, тут-то все по-настоящему и начинается.
Встраивается ли вещь, избавленная от своей бытовой функции, в иные, отвлеченные порядки, задаваемые ей человеком-коллекционером, любуется ли она в этих порядках своей нежданной самоценностью – или выбрасывается, всякой ценности лишаясь и заставляя человека ломать голову над тем, как бы от нее поскорее и понадежнее избавиться, – в каждом из этих случаев она начинает претендовать на то, чтобы всерьез менять человека, неосторожно вызвавшего ее к жизни. Она становится человеку и всему, что он успел обжить и одомашнить, – вызовом. Да, даже вещь коллекционная – смирнее и тише, казалось бы, некуда.
Вещь вообще – штука оптическая. Пока она живет в отведенных ей культурой и природой рамках, она прилежно занимается оформлением и подтверждением привычных человеку контекстов. Да, она настраивает нам зрение, фокусирует его на определенных областях существования – в том числе, легко допускаю, и таких, которые к этой конкретной вещи не имеют ни малейшего отношения, но которые мы с нею связываем. Нормальный такой язык для разговора людей с самими собой о том о сем.
А что, если самое важное о вещах сказано как раз в этих послесловиях к ним, которых никто как следует не читает? Страницы своих коллекций перелистывают – в тишине и уединении – коллекционеры, с мусором – тоже подальше от посторонних глаз – стараются побыстрее расправиться мусорщики да специалисты по переработке отходов.
Случайно ли мусор, скопление мертвых вещей, заставляет человека все более изощряться, изобретая технологии по избавлению от него, неуничтожимого, и вот-вот вытеснит нас с планеты? Случайно ли коллекционирование способно подчинить себе всю жизнь коллекционера, сформировать его душевный тип, уподобить – почитайте-ка, что пишет Малинкин! – своих страстных собирателей сороке и даже грибу, зря ли коллекционные вещи сводят людей с ума (чего простые утилитарные предметы никогда не делают), спроста ли за особо ценные коллекции иной раз и убивают?
Лишь когда вещь – казалось бы – умирает, открывается ее настоящий, взрывной, перерастающий любые культурные условности потенциал. Остановитесь же, пораженные страшной догадкой: а что, если вещи – бессмертны?
