Владимир Козаровецкий По стихотворению Ершова «Молодой орел», написанному тем же размером, что и «Конек-Горбунок», и опубликованному через два месяца после публикации первой части сказки, видно, что Ершов не мог быть ее автором (вот перечень «поэтических перлов» Ершова из этого стихотворения: «как возговорит уныло» и «млад ясён орёл», «крылья мрачные» и «игриво струйку гонит за собой», «ясен взор не потемнел» и «сильны когти не тупеют», «там бураном вьются тучи» и «там потоком лес шумит», «по поднйбесью летать» и «тучи полночью висят», «там средь полночи глубокой» и «чужеземные краи»). Следовательно, имела место литературная мистификация.
В «Литературной учебе» (2010, № 2) я предложил несколько вариантов решения проблемы и доказательства того, что автором сказки был Пушкин. Молчание наших пушкинистов, ушедших в глубокое подполье, свидетельствует: возразить не могут, а согласиться не хотят.
Между тем нашлось и достаточно простое и логичное доказательство пушкинского авторства сказки, основанное на трех документально подтвержденных фразах Пушкина.
Первая фраза – из рассказа Ершова о встрече с Пушкиным, записанного с его слов художником Знаменским:
«– ┘Я был страшно обидчив. Мне все казалось, что надо мной он смеется, например: раз я сказал, что предпочитаю свою родину [для жительства]. Он и говорит:
– Да вам и нельзя не любить Сибири: во-первых – это ваша родина, во-вторых – это страна умных людей.
Мне показалось, что он смеется. Потом уж понял, что он о декабристах напоминает».
 Нонконформист Владимир Козаровецкий получает второй по счету диплом в своей жизни. Фото Марины Образковой |
Вторая фраза – записанная другом и биографом Ершова Ярославцовым и подтвержденная бароном Розеном, в присутствии которого она была сказана после чтения Ершовым отрывка из сказки (а Пушкин знал, что Розен разговоры с ним записывает): «Теперь этот род сочинений можно мне и оставить».
Третью фразу записал лейб-гусар Васильев (Пушкин знал, что тот не только пишет стихи, но и записывает разговоры). Он ехал ранним утром на ученье, Пушкин, увидев его из окна дачи, подозвал и сказал: «Этот Ершов владеет Русским стихом, точно своим крепостным мужиком».
Обращает на себя внимание, что все три фразы – двусмысленные; ну что ж, Пушкин был остроумцем и мастером двусмысленностей. Следовательно, в каждой фразе надо рассматривать все варианты ее прочтения.
Первую объяснил сам Ершов: Пушкин действительно, с одной стороны, подшучивал над недалеким студентом и, с другой, действительно имел в виду декабристов. Но эта фраза несет в себе и некий третий смысл, который пока не очевиден и который прояснится при рассмотрении третьей фразы.
Вторая пушкинская фраза может быть понята двояко: 1) Пушкин, подтверждая авторство Ершова, заявляет: «Сказка Ершова так хороша, что теперь, после нее, Пушкину в этом роде сочинений и делать нечего» (именно так эту фразу и трактуют наши ершоведы и пушкинисты); 2) Пушкин, подтверждая своё авторство для потомков, заявляет: «Теперь, написав такую замечательную сказку, я могу этот род сочинений и оставить».
Учитывая, что Ершов сказку написать не мог, можно было бы сразу принять второй смысл – но подождем, не будем торопиться, посмотрим, что нам даст третья фраза.
Я уже приводил этот аргумент: в Сибири никогда никакого крепостного права не было, и Пушкин не мог этого не знать. В любых разговорах об отмене крепостного права этот аргумент был решающим, и Пушкин, даже если сам его не использовал, то слышал его многократно. (Не отголосок ли этого знания звучит в первой пушкинской фразе: «это страна умных людей»?) Но в таком случае фразой «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком» Пушкин метафорически заявлял: «Этот Ершов никогда не владел и не владеет русским стихом».
Можно ли понять эту фразу иначе? Нельзя, даже если предположить, что автор сказки Ершов. А наши ершоведы и пушкинисты отбрасывают неудобный для них смысл и читают: «Этот Ершов свободно владеет русским стихом». Но в этом случае они надевают на себя дурацкий колпак, утверждая, что фразы свои Пушкин произносил, не задумываясь и не понимая, что они двусмысленны и противоречивы. Кто ж им поверит?
Но есть в этой третьей фразе оттенок смысла, так до сих пор никем и не отмеченный (хотя еще два года назад я озвучил его в интервью Станиславу Кучеру на канале TВ «Совершенно секретно»). И по этому оттенку становится видно, как тонко и продуманно Пушкин работал со словом: «Этот Ершов владеет русским стихом, точно своим крепостным мужиком». Первое, казалось бы, незаметное слово «этот» и придает пушкинской двусмысленности особый блеск. В таком написании фраза интонационно становится максималистской, и трактовать ее можно только как «Этот Ершов блестяще владеет русским стихом» либо как «Этот Ершов абсолютно не владеет русским стихом».
После ознакомления со стихами Ершова невозможно предположить, что Пушкин, несомненно имевший о них представление (если, конечно, не считать, что он мог дать какую бы то ни было оценку стихам Ершова, даже не заглянув в них), имел в виду первое понимание фразы, и, с учетом аргумента с «крепостным мужиком», смысл пушкинского высказывания таков: «Этот Ершов абсолютно не владеет русским стихом и никогда им не владел».
Но как только мы принимаем пушкинскую оценку стихов Ершова, мы автоматически выбираем и вполне определенный смысл из предыдущей пушкинской фразы, которая становится прямым пушкинским подтверждением его авторства сказки:
«Теперь этот род сочинений можно мне и оставить».
Пушкинские двусмысленности, которые он продуманно «разбрасывал» в расчете на запись и передачу нам, потомкам (я уверен, таких фраз было больше, просто не все до нас дошли), свидетельствуют, что Пушкин безвозвратно сказку отдавать не хотел и сделал все возможное, чтобы, с одной стороны, свое авторство спрятать, а с другой – чтобы мы когда-нибудь догадались об истинном авторе.
Ну а молчание наших ягнят-пушкинистов вызывает у меня жалость и сострадание: ведь чем дольше они будут отмалчиваться, тем глубже┘ яма, в которую они себя загоняют, и тем хуже они будут пахнуть, когда им все-таки придется оттуда выбираться.
