И никакого мейнстрима

Евгений Шифферс. Смертию смерть поправ. Автобиография. Эдип и Иисус. Версия о трансмиграции. - М.: Русский институт, 2004, 400 с.

Когда - лет тридцать назад - я впервые прочитал "Смертию смерть поправ" (разумеется, в рукописи - о публикации книги в нашей стране, а как выяснилось, и не только в нашей, не могло быть и речи), то, помнится, воскликнул: "Вот как надо писать!" Последние страницы романа я дочитывал, стоя у выхода из метро, и после вырвавшегося из меня восклицания поймал на себе озадаченные взгляды горожан. Перечитав изданный - наконец-то! - роман Шифферса, я и сейчас готов выкрикнуть то же самое. Понимая при этом, что тогдашняя озадаченность случайных прохожих может обернуться лишь бледной тенью великой озадаченности тех, кто отважится взяться за этот роман сегодня.

Дело в том, что весь строй содержащихся в книге мыслей, вся ее музыка и язык "перпендикулярны" современности. И той, конца 60-х, когда эта книга писалась, и тем более нынешней с ее почти карикатурной погоней за властью и богатством, причем таким, по сравнению с которым "богачи" шестидесятых-семидесятых кажутся чуть ли не братьями нищенствующего ордена. Суета, ласково именуемая "динамичным образом жизни", в которую все больше и больше погружается мир, бесконечные битвы амбиций и тщеславий - все это было органически чуждо Шифферсу. Его занимало совсем другое.

Каждая строчка "Смертию смерть поправ" - это воплощенная в слове тишина как особый миг расширяющегося (пробуждающегося?) сознания человека, начинающего "видеть" и "слышать" реальность. Собственно, мгновение выхода из времени и есть главное событие книги. Роман - не рассказ о событии, не метафора события, а оно само, сама эта точка, в которой с автором и читателем (если, конечно, читатель не испугается) нечто происходит. Книга не дает возможности расслабиться - еще одно качество, делающее ее вызывающе несовременной. Автор как будто говорит тебе (хотя прямых призывов и поучений в романе, конечно, нет): живи собраннее, глубже, честнее, интенсивнее.

Это очень сложно устроенная книга. В ней множество действующих лиц, голосов, странных происшествий, даже словесных жанров. Коротко говоря, это роман-судьба. На наших глазах автор в неслучайный момент своей жизни встречается с основными "темами" своего бытия, переживая и проживая эти встречи психологически, религиозно, философски и художественно. В фокусе книги три сознания: современного писателя Фомы (имя, разумеется, неслучайное), Эдипа, как известно, разгадавшего сфинксову загадку о человеке (удивительное переосмысление греческого мифа), и Иосифа, мужа Марии, матери Иисуса (реконструкция новозаветной истории, насколько мне известно, не имеющая аналогов в мировой литературе).

"Смертию смерть поправ" - очень новая и необычная книга. Поэтому подробное эссе-послесловие Ю.Громыко, анализирующее, толкующее и разбирающее, более чем уместно. Оно позволяет вступить в диалог. Спасибо и В.Рокитянскому за его интонационно-безупречный биографический очерк, рассказывающий об авторе. По-моему, его интересно читать и тем, кто Шифферса знал, и тем, кто о нем никогда не слышал.

От себя добавлю, что Евгений Львович Шифферс был одним из самых ярко одаренных людей, которых я видел на свете. Может быть, самым одаренным. Дышащая в нем творческая энергия воспринималась мгновенно и непосредственно. Он обладал глубоким и ясным умом, потрясающей красотой (он красиво говорил, двигался, жестикулировал) и завидным бесстрашием. В культуре, все явственнее функционирующей по принципу "один в поле не воин", Е.Л. Шифферс более или менее всегда был один и всегда - вопреки популярной пословице - воин. Масштаб его личной и художественной одаренности, интеллектуальной независимости и душевной бескомпромиссности никогда и ни в какой степени не позволял ему стать частью мейнстрима (ни в одном из его изводов).

Любители литературы делятся на четыре категории. Первые считают, что главное в книге - что сказано. Вторые - как сказано. Третьи категорически утверждают, что "что" и "как" в искусстве нераздельны. И наконец, четвертые, полагают, что важнее всего ни "что" и ни "как", а "кто". Кто говорит. Я согласен с последними.