Ташкент как жанр

Дина Рубина. На солнечной стороне улицы. Роман. – М.: Эксмо, 2006, 432 с.

Дина Рубина родилась в Ташкенте. Жила в Москве. Теперь обитает в Израиле. А печататься продолжает здесь. Книг, наверное, двадцать вышло у нее в России. Сборники рассказов. Романы. Путевые заметки. Эссе. Одни – чисто израильские (то есть целиком построенные на тамошних реалиях и коллизиях). Другие – ретроспективные, вспоминательные. К ним и относится роман «На солнечной стороне улицы». С большими, разумеется, оговорками. Всю жизнь, за редким исключением, Рубина занимается тем, что пересаживает в свои книги живых людей. Обнажая при этом прием: смотрите, мол, как я придумала, и сравнивайте с тем, что было на самом деле. Раскрывает писательскую кухню, любуется своим ремеслом.

На этот раз она пересадила в роман целый город. Город, в котором родилась и выросла. Ташкент семидесятых годов. Впрочем, не только семидесятых. Рубина углубляется и в пятидесятые, и в сороковые, когда в моде был умопомрачительный фокстрот «По блату, по блату, сестра пульнула брату, а мама – адвокату, и все пошло по блату...», а в киношках крутили фильм «Путь в высшее общество». Любопытное словечко «пульнуть». Сейчас бы сказали грубее, но этот путь в высший свет по-прежнему актуален.

Смачные приметы эпохи присутствуют во всех трех пластах повествования: в сюжете, личных воспоминаниях и так называемых «голосах из романа», свидетельствах бывших ташкентцев, разбросанных ныне по миру от Москвы до Аделаиды. Едва ли эти свидетельства действительно существуют. Скорее всего тут у Рубиной умелая игра в документ. Почему бы и нет? На этом приеме построена вся проза Довлатова. Традиция налицо.

Ташкента в романе так много, что он задвигает на периферию даже главную героиню, художницу Веру, вокруг которой клубится интрига, достойная бразильского сериала. Мать – глава местной наркомафии. Отчим – алкоголик и бывший зэк. Любовник-инвалид. Муж-немец, к тому же еще барон. Неожиданно всплывшая дворянская родословная. Международные аукционы и бельгийская королева. Тихое счастье в скромном особнячке простого американского миллионера Лени, компьютерного гения, выбившегося в люди благодаря таланту и умению помогать людям┘

Вообще вся эта линия очень слабая. Надуманная, кокетливая, фальшивая. Типичная слезовыжималка в духе Виктории Токаревой. Фальшь выдают характеры, диалоги, стиль. Привычка героини бывать в «особых» местах, куда заказан вход простым смертным. Все эти восклицания: «О, господи, как банальны, подлинны и трагичны все наши чувства!», «Как ему шла эта музыка!»┘ Любовь к якобы изысканным эпитетам (изумительная красота, бисерный почерк, таинственный лес), от которых за версту тянет галантереей. Ни к селу ни к городу вставленный эпизод с посещением мужского стриптиза. Да и сам хеппи-энд – явная уступка читателю, ни к чему, кроме дешевой беллетристики, не приученному. Сделайте мне красиво┘ Самолюбование на каждом шагу. На каждом шагу напоминание, что все мы – такие хорошие, милые, изысканные. И горести у нас такие изысканные, милые, интересные. И судьбы изломанные – вообще нечто особенное. Хоть сейчас в роман, а если повезет, даже и в мыльную оперу.

Так низко, пожалуй, Рубина еще не падала. Но и так высоко тоже не поднималась. Потому что главное в «Солнечной стороне улицы» все-таки не эта кукольная интрига. А плотная атмосфера южного города, колонии, где дышалось при Советах свободнее, чем в метрополии. Галерея уникальных, совершенно живых чудаков, населяющих этот город. Еврейские бабушки, узбечки, матерящиеся по-украински, проститутки и мелкое рыночное жулье. Чего стоит один только диссидент Роберто Фрунсо с его частушкой на конкурсе песенных коллективов, приуроченном к столетию Ленина: «Как-то Надя / Хохмы ради / Ильичу / Давала сзади┘» Или стиляга Хасик Коган, который «не танцевал никогда, осторожно и горделиво прохаживался – боялся кок растрясти». Тут и язык аутентичный («Полина Семеновна, как мине все это надоелся!»). И совершенно искренняя печаль о ташкентской Атлантиде, ушедшей под воду вместе со всем своим населением. И очень серьезный, убедительный разговор о проницаемости времени, о законе сохранения прошлого, которое не испаряется. Если очень постараться, можно его воскресить.

Рубиной эта задача под силу. Как ни крути, а она и сегодня один из лучших наших рассказчиков. Тонкий, нервный, парадоксальный. Мешает ей (по крайней мере в этом романе) нелепая обывательская вера в то, что все кончится хорошо. И желание убедить в этом своих сентиментальных читателей. Хорошо не кончится. Жизнь трагична по определению. Литература – тем более. Чтобы понять это, достаточно перечитать книги Рубиной «Вот идет мессия», «На Верхней Масловке», «Во вратах твоих» и много, много других.