Пушкин на балконе

«Приди – открой балкон. Как небо тихо;/ Недвижим теплый воздух – ночь лимоном/ И лавром пахнет, яркая луна/ Блестит на синеве густой и темной», – описывал не видавший Испании Пушкин ночной Мадрид, сидя в Болдине глубокой осенью 1930 г. Что вспоминалось ему? Не Гурзуф ли вставал в его памяти – Юрзуф, как говорили в те времена, – где за десять лет до того провел он краткое счастливое время? Тогда ему только-только исполнился 21 год – молодость по нашим меркам – зрелость с точки зрения Пушкина и его современников. Автор «Руслана и Людмилы», по словам Александра I, «наводнил Россию возмутительными стихами», за что и был сослан. «Меня он удалил, меня ж любя», – говорит в «Каменном госте» ссыльный пушкинский Гуан. Во всяком случае, предполагавшиеся поначалу Соловки были заменены «мягким» южным вариантом.

В августе 1920 г. Пушкин, прибыв в Гурзуф, поселился гостем в доме генерала Раевского. Дом этот чуть ли не сплошь балкон: отвори любую дверь – и вдыхай упоительные южные запахи. Дальнейший путь Пушкина лежал в Кишинев. Лишь три недели пробыл он в Гурзуфе, но всю жизнь возвращался мысленно к этим местам. А что же Гурзуф? Он, как верная возлюбленная, хранит трепетную память о Пушкине, бережет его портреты. В доме Раевского – пушкинский музей. Рядом – кипарис, упомянутый в письме к Дельвигу: «В двух шагах от дома рос молодой кипарис; каждое утро я навещал его и к нему привязался чувством, похожим на дружество». Говорят, что к нему и теперь, особенно в лунные ночи, слетает дух Пушкина. Возможно. Во всяком случае, именно сюда поэт собирался вернуться с того света: «Так, если удаляться можно/ Оттоль, где вечный свет горит,/ Где счастье вечно, непреложно,/ Мой дух к Юрзуфу прилетит».

В небольшом Гурзуфе как минимум три памятника Пушкину. Ежегодно отмечается его день рождения. В этом году у пушкинского праздника свой юбилей: он прошел 30-й раз. Его проводил Крымский центр гуманитарных исследований, возглавляемый проректором Таврического университета В.П. Казариным. Пушкинисты, музейные работники и писатели Украины, России и Белоруссии приняли участие в научных заседаниях и публичных выступлениях, а кроме того – в торжественном марше во главе с оркестром военного училища. Оркестр играл самозабвенно, порой заставляя вспомнить пушкинского Моцарта и его скрыпача, и улыбался Пушкин, благосклонно, как доброе божество, принимая подносимые ему цветы.