Виталий Тепикин Сергей Яковлев. Та самая Россия. – М.: Логос, 2007. – 228 с.
Книга, о которой пойдет речь, прежде всего интересна взглядом на современную русскую провинцию. Писатель «новомировской» школы Сергей Яковлев и назвал свой новый томик исходя из этого – «Та самая Россия: пейзажи и портреты». Пейзажей меньше, портретов больше. Но не в соотношении художественно-публицистических очерков или бесед (есть здесь и такие) дело. Суть – в содержательном пласте.
Даже «пейзажи» Яковлева не лишены портретных черт. Судьбы героев в них отдельно не исследовались, портреты специально не прописывались – давались легкими, но точными штрихами. Все дело в точности: не будь ее, читатель увидел бы размытые образы забитых, невежественных и глупых провинциалов, не сумевших вовремя смыться из своих мест и «выбиться в столичные люди». Но вместо этого мы находим на яковлевских страницах ясный, светлый, искренне любимый автором образ – той самой России.
Обобщенный герой – обыкновенный соотечественник, не обремененный капиталами, громкими заслугами, заоблачными должностями, к которым, впрочем, никогда и не рвался, избегая любого манипулирования людьми. Очень он напоминает персонажа старого отечественного фильма «Однолюб», признающегося, что жизнью доволен, – все годы занимался землей: вовремя сажал, поливал, убирал. И жил по совести. Разве этого мало?
Действительно, разве мало? Почему эти люди, живущие в бедности, почти ее не замечают и устремляются выше земных благ, ощущая и создавая «силовое поле русской культуры»?
Значит, прав был Бердяев, утверждая, что у русского народа поистине есть свобода духа, которая дается только тем, что не слишком поглощены жаждой земной прибыли и земного благоустройства.
Автор как раз и обращает на них внимание читателей. «К тому, кто в разгар пахоты вдруг отрывается от плуга и с онемевшим сердцем глядит на весеннюю березку, на облака в небе, на птицу в борозде. Кто в кровавом месиве войны способен посочувствовать «басурману», у которого своя Пасха. Кто не хочет рушить построенный отцами мавзолей, даже если втайне проклинает лежащего в нем. Кто не рвется при первых же криках «ату!» резать, рвать на части, убивать себе подобных, урывая в звериной свалке «законный» кусок. Кто, может, и не поднимет одеревенелую руку для крестного знамения под ревнивыми взорами молящихся – но именно потому, что крест для него значит слишком много, что ритуалы впитываются с молоком матери, а спохватываться после времени в угоду толпе – значит опять-таки свидетельствовать о делах отцов, то есть уподобляться Хаму». Не все согласятся с таким ходом мысли. Но для Сергея Яковлева религиозность – очень личностное, внутреннее, нравственное состояние человека, по которому как раз и выверяются все человеческие поступки. И только потом – обрядовость.
Писатель не признает России единоверной и единомыслящей, ибо такой не было и нет. У русского народа сильно начало мыслящего индивидуума, а отсюда – формирование своего личностного мировоззрения и как следствие критическое отношение ко всем «казенным установлениям».
«Та самая Россия» – книга не просто о русской глубинке, но и об испытаниях, выпавших на нашу долю на рубеже ХХ–ХХI столетий. «Хотелось бы знать, чье «массовое сознание» считало приватизацию «чудодейственным средством омоложения общества», – восклицает Яковлев. – Наверное, так считали, как обычно, лишь те, кому было положено или выгодно так считать; те, что в очередной раз произвели корыстный опыт и осуществили над жизнью насилие.
И кто же это за нас решил, что мы все – плотники, сварщики, учителя, инженеры, артисты, все-все – должны отныне только торговать, торговать, торговать?.. У каждого народа своя доля. Русский человек силен совсем другим┘» Может, как раз тем, о чем говорил «однолюб»?
