Юлия Таранова Борис Голлер. Возвращение в Михайловское: Роман. – СПб.: Алетейя, 2007. – 212 с.
«Мне, вот уж сколько лет, мнится одна сцена. Возвращение блудного сына в имение родителей – XIX век, первая четверть...» – вот так просто, без претензий на объективность, начинается роман Бориса Голлера о Пушкине. Тема Пушкина – самая, пожалуй, измученная в нашем литературоведении. Да и сам образ поэта, изрядно поистрепавшийся в руках легиона биографов, казалось бы, непривлекательная тема для современного исследователя. Но Борис Голлер, известный петербургский драматург, эссеист и литературовед, тем не менее в очередной раз возвращается к истории «нашего все».
И не ошибается. Ни разу. Ни в стиле, который, впрочем, совсем не прост: замысловатое текстовое полотно построено на искусных и стилистически безукоризненных переходах от авторской речи к несобственно-прямой и далее – к цитированию, повторяющихся в бесконечных вариациях и буквально приковывающих читательское внимание. Не ошибается и в биографических данных, которые известны нам из школьных штудий. Но главная ценность в том, о чем школьникам никогда не рассказывают: страсти и разочарования Пушкина, его страхи, сомнения, боль от пережитого предательства... Так плоская картинка из учебника превращается в образ.
Удивительно: роман насквозь литературный, пронизанный прямыми и не очень цитатами, разного рода реминисценциями – и в то же время абсолютно живой, показывающий нам героев в развитии, героев до предела прочувствованных, героев реальных. Такой роман можно писать всю жизнь – и все равно наломать дров. Но разве можно не поверить в реальность Пушкина, по-детски радующегося найденному письму на имя губернатора, которое отправил по собственной глупости с просьбой заточить его в крепость: «...Письмо Адеркасу у него в кармане! Он иногда запускал руку в карман, за пазуху и убеждался – оно там. Оно! Нет, с крепостью подождем еще, Александр Сергеич! Правда? С крепостью... как-нибудь! Еще не время!.. – и снова трогал письмо...»
Несмотря на то что книга биографическая, главная авторская задача – восстановить жизнь не только как последовательность фактов, но и как совокупность внутренних переживаний. Иными словами, возврат к самому, пожалуй, соблазнительному жанру – истории души, рассказанной здесь, впрочем, вопреки традиции Руссо, который пытался как бы отделить себя от своего «я», пытался посмотреть на свою душу «объективно». Но, несмотря на то что взгляд биографа – это, как правило, взгляд со стороны, Голлер смотрит на своего героя – вот загадка! – изнутри. И настолько внимательно, что можно проследить даже влияние книг, которые он читал тогда. К примеру, роман «Валерии» популярной в то время Юлии Крюденер: «Кто это писал? Кому? Кто-то. Который тоже любил! Он отчеркнул ногтем то место в книге... «О, Валери! В то время я с гордостью ощущал биение своего сердца... которое так умело любить тебя!» Книгу будет трудно возвращать – никто ж не поймет, почему он так испещрил ее подчерками? «Хранили многие страницы – Заметы резкие ногтей...» С тех пор как он стал писать «Онегина», вся его жизнь, как навоз, сделалась удобрением этому роману...»
Голлер располагает к себе ненавязчивостью повествования, изящно дополняя текст романа прямыми либо завуалированными литературными цитатами, реминисценциями и помимо прочего научными вкладками-«схолиями». В этих «схолиях» – на античный манер – Голлер с чисто научной скрупулезностью то ссылается на пушкиноведов и их трактовку того или иного периода в жизни Пушкина, то комментирует сам себя, дополняя основной художественный текст научными фактами. При всей своей субъективности «Возвращение в Михайловское» – это результат серьезной работы, многолетних научных изысканий, помноженных на авторское чутье, а не литературная забава очередного любителя русской словесности.
