Петит

ПРАЗДНОСТЬ – НОРМА ЖИЗНИ

Максим Замшев. Аллегро плюс. – М.: АКПРЕСС, 2007. – 256 с. (Русская волна. Синий детектив).

Общеизвестно: в детективе главное – не как, а что, не литературные изыски, а сюжет. Но из любого правила есть исключения, и среди них – роман Максима Замшева «Аллегро плюс». Сюжет прост: москвич Николай Беркетов в составе писательской делегации отправляется в Питер, чтобы поддержать на губернаторских выборах главу города Амура Ивановича Прудкина (понятно, столь нелепого сочетания имени, отчества и фамилии у положительного персонажа быть не может). В Питере жил брат-близнец Николая – следователь, погибший от рук неизвестных преступников. Беркетов понимает, что за ним следят, потом становится жертвой нападения, потом┘ Потом и выясняется, кому понадобился поэт, перебивающийся случайными заработками. Среди сюжетных ответвлений – история бывшей супруги Беркетова Анны, до сих пор любящей экс-мужа; история профессора Крылова, который, как в лучших индийских мелодрамах, спас от маньяка свою юную дочь, не подозревая о столь близком родстве (бывают странные сближенья в мегаполисах!)...

Интереснее в книге другое – прежде всего главный герой. Автор достаточно подробно и убедительно описывает современного «лишнего человека» – неприкаянного гуманитария возраста Христа, который «вполне сносно существовал на то, что получал за разовые работы в издательствах» и «большую часть дня проводил в праздности». Такой персонаж должен вызывать разве что презрительную жалость, но праздность Николая не синоним душевной деградации. Да, Анна справедливо упрекала его в том, что «муж никак по-настоящему не утвердился в жизни». Да, Беркетов «плывет по течению» и тратит время на бессмысленные визиты в редакцию желтой газетки «Психея» – за компанию с приятелем. Хотя наперед знает, что «никакие заметки для «Психеи» он писать никогда не будет

И все-таки беркетовская жизнь – по общепринятым меркам неудавшаяся – не напрасна. Не построив дом, не посадив дерево, не вырастив сына, Николай совершает поступки, как это ни парадоксально, своим бездействием. Смысл существования он видит в «писании стихов» и не изменяет призванию. Хотя многие коллеги по перу давно променяли творческое честолюбие на стабильный доходец в тех же «желтых газетках», оправдываясь, что жить-то надо. Беркетов тоже не святой и не гнушается правкой графоманских рукописей, выступлениями перед «конченными идиотами» и прочей поденщиной, но понимает, что есть предел, ниже которого опускаться постыдно: «Негоже нам размениваться┘» «Он принадлежал к той особой породе русских людей, которые малодеятельны и при этом невероятно упорны и крепки духом. Он не развивался и не деградировал. Просто жил. Писал стихи». И славословий в адрес Прудкина от него так и не услышали – только стихи, которые он «хорошо знал наизусть и уже не раз читал на публике». Если не можешь противостоять «духовному распутству», хотя бы не преумножай его. Но и это по силам не каждому.