Алена Бондарева
По эту сторону Иордана: Рассказы русских писателей, живущих в Израиле/ Сост. Д.Маркиша – М.: Текст, 2008. – 220 с. (Проза еврейской жизни).
Книга называется «По эту сторону Иордана». Соответственно, по другую сторону от нашей страны и всего, что связано с Россией. Это противопоставление проводится сознательно, еще в предисловии один из авторов и составитель сборника, Давид Маркиш, утверждает: «Первое поколение вернувшихся сохраняет, как правило, русский язык и русскую культуру. Культуру, которая под израильским солнцем постепенно приобретает устойчивый еврейский оттенок. Библейские реминисценции, ощущение живой принадлежности к историческим корням связывают русских писателей, живущих в Израиле, с авторами, пишущими на иврите». Наверное, поэтому в сборнике (опять же в рассказе Маркиша) появляется, казалось бы, само себе противоречащее (но в то же время звучащее гордо) понятие «настоящий русский еврей с пылающим сердцем».
В книгу вошли рассказы семи писателей, «которые уже получили литературное признание и в России, и в Израиле»: Григория Кановича, Юлии Винер, Евгения Сельца, Владимира Фромера, Светланы Шенбрунн, Эли Люксембург и Давида Маркиша. Существенное упущение – отсутствие на страницах какой-либо информации об авторах.
Не совсем понятен принцип объединения текстов в сборник. Здесь рядом с юмористическим, а в чем-то и ироническим рассказом Евгения Сельца почти притчевое повествование Григория Кановича, анекдотический случай в пересказе Маркиша и другие сочинения, не укладывающиеся в один ряд. Опять же не ясен подбор по национальному признаку. Да, у писателей есть одна общая тема – их рассказы посвящены евреям, у многих герои преимущественно живут на Святой земле, изобилующей библейскими темами. И кстати, библейские литературные аллюзии здесь уже набили оскомину. Практически все авторы апеллируют к Книге книг (с одной стороны, оно и понятно, божественное слово, как ни крути, первоисточник, но с другой – уж слишком много цитат, порождающих в текстах мнимую духовность). Поэтому большинство рассказов (написанных, кстати, совсем неплохо) читаешь, как нечто давно знакомое.
Вот Айзик дер Мешугенер (сумасшедший на идише) рисуется Кановичем как непонятный людям птичий святой (и в самом деле до конца не ясно, дурак Айзик, Божественная ошибка или возлюбленнейший сын, юродивый, пересвистывающийся с птицами, лечащий собак и кошек, крепкий духом нищий). Если его жизнеописание строится по моделям, приведенным в Библии, то к герою рассказа «Обед на двоих» открыто являются Бог, Дьявол и Ангел Смерти (дабы соблазнить героя нарушить свое обещание и съесть удивительную курицу не одному, а в компании). Уж в чем, в чем, а в юморе, а порой и самоиронии, авторам книги не откажешь.
Например, герой Давида Маркиша Леня Шор-Табачник, «московский парень прикипел душою к морю, никогда им не виданному, но служившему естественной средой обитания его Яхты». Кстати, последней он начал грезить после прочтения Хемингуэя, в книге которого «девушка Бреет была похожа на гоночную яхту». Именно из-за этой возвышенной мечты Леня иммигрировал в Израиль, а впоследствии и пошел по миру.
Конечно, писатели-эмигранты часто выражают свое запоздалое недовольство советским режимом и не оправдавшим себя горбачевским «ветром перемен», что сегодня уже не ново.
Однако типаж того самого «настоящего русского еврея с пылающим сердцем», рванувшего на родину предков, все-таки нарисован ими неплохо. Например, герой «Ложной тревоги» Мирон Сугробов (рассказ Евгения Сельца), по сути демагог и тунеядец, другим «являл себя скитальцем, изгоем и еретиком. Первое определение было неправдой, второе – выдумкой, третье – позой». В сущности, комедийный в своей трагичности и нелепой смерти персонаж. Хороша и шустрая Шурочка, героиня Эли Люксембург, все боится неминуемого переезда на свою виллу, страшится того, что она «слабая хрупкая женщина будет жить, растить своего единственного сына и – помаленьку сходить с ума. Ибо выскочить замуж в ближайшее время ей абсолютно не светит. Даже на горизонте – пусто и ничегошеньки!»
Естественно, в рассказах много затрагивающего еврейскую культуру, как ее светские, так и религиозные аспекты. Часто писатели ведут разговоры о Боге и душе, а вот насколько их суждения оригинальны, решать уже читателям.
«– Ну и что? – гневалась Голда. – Кто-то должен штиблеты чинить, а кто-то наши души┘
– Уж коли душа прохудилась, ты ее хоть дратвой сшивать, хоть клеем немецким склеивать, ничего не получится – дыра все равно останется» (Григорий Канович. «Айзек дер Мешугенер»)┘
