Илья Егармин
Так и тянет искупаться. В одежде...
Фото Александра Курбатова
Кровь на снегу. Это кровь Попова. Попов стоит на коленях, и кровь течет по его рукам. Что-то произошло, когда Попов переходил ручей. Ручей течет из-под монастырской стены и впадает в озеро. Когда Попов переходил ручей, через который переброшены три или четыре гнилые доски, что-то произошло. Это произошло с Поповым.
Сейчас он уже вспоминал (память возвращалась): когда он переходил ручей, кто-то ударил его сзади по голове. В затылке – тупая боль. Солнце заходило, пряталось, и прозрачный воздух тихо звенел. Вокруг – ни души. Попов проверил карманы. Деньги и документы были на месте. Они ничего не взяли. Попов потрогал мокрую, теплую рану на затылке. Вокруг было ясно, лишь одно снеговое облако зависло прямо над озером. Над его черной водой.
Попов встал на ноги и отряхнулся. И пошел к воде. Деньги и документы были на месте, и Попов был жив. Однако это никак не отразилось на лице Попова. Он смотрел на другой берег озера. Там он видел черный лес, синий снег. И четыре человеческие фигуры в лесу. Попов узнал их, это были они. Они возвращались. Чтобы добраться до Попова, им нужно обойти озеро. Попов посмотрел на часы и в очередной раз удивился: они ничего не взяли. Оставили даже часы. Сейчас нужно было ждать, когда они проделают ровно половину, нет, даже большую часть пути до Попова. Поэтому Попов зажег сигарету. Темнело быстро, но ничего мистического в фигурах людей на том берегу Попов не увидел. Они шли обычным шагом, но у них была цель. И Попов вдруг на какой-то момент ощутил себя абсолютно беспомощным. Как мужчина перед истинным лицом женщины. Горячая дрожь пробежала по телу Попова. И ватная слабость влилась в ноги из самого сердца.
Они были уже по эту сторону. Попов потушил сигарету и вошел в воду. Сначала по колено, потом по пояс. Подошвы ступали по невидимым цветам, корням и травам. Затем дно ушло из-под ног, и Попов поплыл. Плыть было легко. Тело не сопротивлялось холоду. И легко принимало черную бесконечность и тишину воды. Попов плыл, и его глаза светились. Он обернулся в воде. Они уже подходили. Скоро воздух сольется с водой, – подумал Попов. – Им меня не найти.
Через некоторое время он вышел на другом берегу. Стоя перед лицом леса, внимая его тишине, он оглянулся назад. Они стояли у воды и смотрели на него. Они не говорили между собой. Истекая кровью, Попов вошел в лес. Вряд ли они пойдут за Поповым. Они останутся на том берегу. С другой стороны, не исключено, что они разбились на группы. И кто-то из них ждет Попова здесь. Попов вгляделся в темноту. Но этот лес, черный, как вода, был молчалив и строг. Вряд ли он таил какую-то опасность. Напротив, он был спокоен и глубок.
– Как душа мертвеца, – тихо произнес Попов.
Он шел дальше. Здесь где-то должна быть старая ограда, в которой выломано несколько прутьев, как раз для того, чтобы мог пролезть один человек, – Попов. Попов передвигался ощупью, по памяти, касаясь пальцами заиндевевших стволов. В карманах размокло все – и паспорт, и деньги. Попов поднес к уху часы. Они не тикали, потому что в них попала вода, медленно превращающаяся в лед.
– Часы вышли из строя, – сказал Попов, разговаривая сам с собой. – То же самое, видимо, произошло со всем остальным.
Слабый свет неба пробился сквозь деревья.
– А вот и лес кончился, Попов, – сказал Попов. – Сейчас ты выйдешь на дорогу и пойдешь домой. Дома перебинтуешь голову и ляжешь спать.
Попов протиснулся между прутьями ограды. И когда он оказался по ту сторону и уже узнал знакомую дорогу, он заметил человека, который стоял в темноте.
– Эй, – сказал Попов.
– Здорово, Андрей.
– Ах, это ты, Сергей. Я тебя не сразу узнал. Темно. Видишь ли, кто-то напал на меня. И я, честно говоря, подумал, что ты один из них.
– Да ну, уж это ты брось.
– Нет, теперь-то уж всем сомнениям конец. У тебя курить есть? А то я немного искупался. В нашем озере. Вот уж никак не думал, что буду купаться этой зимой.
– Пошли ко мне, – сказал Сергей. – Завтра выходной; выпьем водки. Заодно обсушишься. Ты что, ранен?
– Да, в голову. Кто-то ударил меня сзади по голове, когда я переходил ручей.
– Ты отключился?
– Да. И, честно говоря, долгое время не мог понять, кто я и где нахожусь. Потом память вернулась. Представляешь, они ничего не взяли. Деньги, документы, часы – все на месте. Правда, от всего этого уже нет никакого толку.
Как бы в подтверждение сказанного Попов извлек из кармана пачку размокших денежных купюр.
– Ничего, – произнес Сергей. – Дома высушим. Разложим на батарее. Сейчас топят – жуть.
– Да уж, да уж, – согласился Попов. – Топят сейчас – кошмар, не по погоде. Я от этого очень плохо сплю.
– Да и я тоже. Ну, так что, идем?
– Идем. Я водки сейчас с удовольствием выпью. Именно водки – не пива, там, не вина, а именно водки┘ До сих пор не идут у меня из головы эти люди. Что им могло от меня понадобиться? Они ведь вернулись за мной.
– В милицию будешь заявлять?
– Не знаю. А что я им скажу? Состава преступления нет. Они скорее всего все свалят на меня. Мол, напился и сам упал. Так что скорее всего нет, не буду.
– Ну и правильно. Сейчас с милицией связываться нет никакого резона. В прошлом году, зимой, меня сильно избили и ограбили. Выбили мне глаз. Прямо в моей квартире. Я обратился в милицию, и в итоге меня самого чуть не упекли за решетку. Хотели повесить убийство. Еле-еле огромным штрафом отделался.
Попов зажег сигарету.
– Вот так вот.
– Послушай, – сказал Сергей, – если нам сейчас кто-нибудь встретится на пути, не вступай в разговор. Сам знаешь, какие тут места.
– Да уж┘ Однако давай попробуем. Может, и доберемся до места без эксцессов. Хотя, ты знаешь, те, что остались на том берегу┘ Похоже, у них серьезные намерения.
Сергей и Андрей пошли вперед по дороге, которая белела в темноте, шла вдоль леса и вела в небольшой провинциальный город, огни которого мерцали сквозь деревья. Там, в этом городе, у Сергея и Андрея остались жены и дети. У Сергея было двое детей, у Андрея – трое. Первый человек, который повстречался Сергею и Андрею на пути домой, молча прошел мимо. Он был один. Затем люди стали попадаться по двое, а то и по трое. Но среди них не было преследователей Попова. Однако если первый не проронил ни звука, то все, кто встречался потом, так или иначе вели между собой тихую, а то и громкую беседу. Вот некоторые примеры.
Отец с дочерью.
– Пап, а мертвецы есть?
– Конечно.
– Да нет, я же не про тех, которые лежат в земле, а про тех, которые ходят и живут среди нас.
– Так и я про тех же. Они живут на Охотском море.
– А это далеко?
– Если идти прямо отсюда – миллион локтей. А по правде сказать – Охотское море везде. Везде-везде. Видела бы ты его осенью. Там растут настоящие березы. С красными листьями.
Двое мужчин с собакой.
– Вот здесь, за этим деревом, наполнили Мешкова.
– А как?
– Как, как. Через верхнюю трубу. Как обычно. Гроб вертикально пошел, прямо-таки соскользнул. (Обращаясь к собаке) Рядом, я сказал!
Старик в брезентовом костюме.
Эк его тада, водолаза-то┘ Скафандер со шкурою сняли в цеху клещами, а под шкурою – аквалангист, со свещой┘ Нет, Марфо, таких железнодорожников небушко не береть┘
Девушка в спортивном костюме.
Замочила бы всех, ей-богу. Я сама родом из Костромской области. А девственности лишилась на кладбище. Не по собственной воле. Я пришла на могилу отца (я люблю приходить на могилу отца и подолгу сидеть на ней). На кладбище очень спокойно – это самое спокойное место на свете. Здесь никто и ничто не парит тебе мозги. Я любила приходить сюда, сидела целый день на могиле и пила водку. Слушала пение птиц. Но они достали меня даже здесь. А дело было так: я наклонилась, чтобы поправить венок, и тут он обнял меня сзади. Я не слышала, как он подошел. Он задрал на мне платье и грубо вошел в меня. На самом деле их было двое. Мне было пятнадцать. Они пороли меня целый день. По очереди. Я истекла кровью, но┘
Неизвестный человек своему спутнику.
– Нет, ум не может сам работать и жить. Ему нужен ключ.
По мере продвижения людей становилось все больше. Некоторые из них задевали Попова плечами, толкали его.
– Откуда они все взялись? – спросил Попов у Сергея.
– Ну как. Сегодня все-таки Суббота. Люди гуляют в парке.
Попов вслушивался в разговоры проходящих, слушал их скрипучие песни. Некоторые люди несли в руках стеклянные квадратные фонари с зажженными внутри свечами. На фонарях позванивали бубенцы. Пошел мелкий снег.
Нельзя было сказать, что проходящие вели себя агрессивно. Иные вели за собой собак, особенно старики. И Попов вдруг с жадностью начал всматриваться в цветущие собачьи лица.
Люди шли плотной стеной – одна колонна, другая. Они шли, не толкая друг друга, и Попов вдруг почувствовал, что он идет против течения.
– Сергей! – позвал Попов.
Но Сергея рядом не было. Искры фонарей, снопы света от бенгальских огней в коричневых старушечьих пальцах, смешиваясь со снегом, кололи Попову глаза. Идти вперед становилось все труднее, и все чаще в голове Попова возникала мысль повернуть обратно и идти вместе со всеми. Он начинал привлекать внимание. Он словно гладил чудовище против шерсти. Дыхание идущих навстречу сбивало его с толку. Расцветали лица собак, расцветало пламя под стеклянными колпаками фонарей.
– Сергей! – снова подал голос Попов.
Сильный удар в лицо сбил его с ног. Попов поднялся, сплевывая кровь.
– Какой Сергей? – перед Поповым стоял человек в грязной кроличьей ушанке.
Попов заметил, что все идущие остановились. Попов был окружен.
– Серге-е-ей! – протяжно, высоким голосом пропел человек в кроличьей ушанке, и Попов вновь почувствовал сильный до тошноты удар в лицо.
– Серге-е-ей! – запела толпа.
Попов лежал на снегу; кто-то наступил ему ногой на горло. Над его лицом, скрипя, покачивался грязный стеклянный фонарь, вокруг которого кружился мелкий снег. Толпа нависла над Поповым.
– Серге-е-ей! – пела тола.
– Серге-е-ей! – пронзительно верещал человек в кроличьей ушанке.
Кольцо людей сжималось вокруг Попова; сзади напирали собаки. Попов выплюнул зуб.
– Я что, просто превращусь в кусок мяса? – спросил он.
– Это в лучшем случае, – ответил кто-то над ним. Фонарь качался над разбитым лицом Попова. – В лучшем случае, Сергей. Ты посмотри наверх! Посмотри.
Толпа расступилась. Попов поднял глаза.
