Мария Савельева
Алексей Слаповский. Большая книга перемен.
– М.: АСТ, Астрель, 2011. – 636 с.
Алексей Слаповский. Народный фронт.
– М.: Время, 2011. – 112 с.
В последнее время Алексей Слаповский пишет так часто и так быстро, что его только и успевают печатать. К счастью, читаются романы Слаповского тоже быстро и с интересом, вопрос только в том, что же остается после них в душе и памяти и не успевает выветриться хотя бы до выхода следующей книги. Недавно опять почти одновременно вышли два его текста – гротескный памфлет «Народный фронт» и «Большая книга перемен» с замахом на философию. Одна книга создана меньше чем за пару месяцев, другая писалась в течение четырех календарных лет. Удачный повод взвесить, чем же все-таки хорош Слаповский – только лишь злободневностью или чем-то большим.
Китайский первоисточник – «Книга перемен», из которой Слаповским взяты названия глав и сюжетные повороты, тоже когда-то использовали для гадания о государственных делах. И это внушает зыбкую надежду: древняя «Книга перемен» построена на динамике как основополагающем принципе, значит, наверное, не все в нашей грубой, озлобленной стране, нарисованной Слаповским, будет таким же вечно. «Книга перемен» выполняет у Слаповского роль каркаса, которого ему, возможно, не хватало в других текстах. Заимствованные из нее названия главок создают динамику сюжета, который раньше у писателя иногда провисал под тяжестью магистральной идеи, новой в каждой новой книге.
В «Большой книге перемен» видна проработанность и нескольких сюжетных линий, и мировоззренческих позиций героев. Трое школьных друзей заново встречаются в зрелом возрасте, у каждого свой способ справляться с жизнью. Четвертая – их школьная подруга, красавица Лиля, в которую все трое были влюблены (не от Маяковского ли пронизывающий сердце звон этого любимого имени?), равнодушная к жизни, стала лежачей больной. Жизнь – это динамика, без нее все бессмысленно. Но даже и в больничной палате жизнь продолжает выкидывать штучки.
Каждый из героев как-то связан с семьей Костяковых – административно-криминально-коммерческих авторитетов города. Один, Валера, лечит главу клана от запоев, другой, Коля, пытается спасти от любви «нового русского» красавицу падчерицу, третьему – краеведу и книжному червю Илье – заказали за миллион написать книгу о семействе Костяковых. В моральной проблеме интеллигента, пишущего о бандите, читается философия уже вполне русская; когда этого героя морально «ломают», автору физически противно это описывать – и он отворачивается, опуская перо. Но одно это было бы слишком просто для изощренного ума Слаповского. Его интересует другое – изменчивость и мазохистская парадоксальность жизни. Почему Коля женился на Лиле и перестал мечтать об иной судьбе, только когда Лиля стала ходить под себя? Как Лиля в каком-то смысле родилась заново в своей дочери – красавице Даше? Почему крещеный бандит может попасть в рай, а некрещеная Даша – нет? И что же, если есть Бог, который прощает лишь прошедших нужные обряды, значит, все дозволено?
Китайский первоисточник здесь очищается от позднейшего налета конфуцианского государственничества, и российские власти в романе – картонные чучела, которые легко сшибить внешним силам. Криминальные авторитеты на редкость беззубы и последовательно прощают всех юродивых, которые пытались их разоблачить демократическими методами. Единственная жертва случайна – Даша. И это очистительная жертва: незамаранная красота побеждает грубую силу. Под влиянием вполне обыденных, жизнеподобных сюжетов естественным образом трансформируются характеры героев, которые совсем не должны были бы изменить себе. Главный городской авторитет сам становится юродивым, отстраняется от дел. Светский лев решает, что нужно научиться не нравиться случайным людям.
Подвижно всё, в том числе стиль автора. В романе нашлось применение нескольким стилизациям: под «Театр.doc», под чернушно-подростковую современную драму, под бездарную халтуру провинциального писателя, под набросок к сценарию претенциозно-артхаусного кино. Последний ход особенно выгрышен: герой-режиссер так хочет быть модным и современным, а его попытки угадать характеры окружающих настолько не попадают в точку, что по сравнению с этими карикатурами на самих себя персонажи Слаповского становятся особенно живыми и проработанными, сроднившимися с читателем.
 Русская современность унывна, глубока и невнятна... Фото Алисы Ганиевой |
«Народный фронт» того же писателя – напротив, очевидная зарисовка. Даже название книги не вполне оригинально и принадлежит все же авторству одного известного политика (а тот, в свою очередь, позаимствовал это название у многих исторических предшественников). Характеры здесь схематичны, многие возможности, которые заложены в сюжете, совсем не использованы. Откровенно говоря, издавать эту повесть отдельной книжкой и драть за нее с читателей как за роман – просто безбожно со стороны издателей. С другой стороны, следовало спешить, сатира – товар скоропортящийся.
Жанр «Народного фронта» автор определил как «феерию с результатом любви» – гротескно, как и всегда, когда он пишет о политике («Поход на Кремль» Слаповский назвал «роман-фарс»). Впрочем, «результата любви» как живого дышащего существа из книги, пожалуй, не получилось. Действие происходит в сумасшедшем доме, и тут издательская аннотация подсказывает нам сопоставление с метафорами советских диссидентов; глухонемой главный герой, который на самом-то деле может разговаривать, напоминает о Кене Кизи; а употребление с большой буквы слов, обозначающих нечто высокое: Жизнь, Красота, Природа, Артерия – о мечтателях Платонова. Все это можно было бы развить, но перед писателем, возможно, и не стояло такой задачи. Многие его тексты – исследования, и «Народный фронт» – в особенности. Почему-то не вошла в текст гораздо более оригинальная, чем затертый образ дурки, мысль и метафора, развитая однажды в интернет-блоге автора: Россия больна, мы все – обитатели убогого лазарета, но «валить» из страны все же нерезонно и даже малодушно. Болен весь мир, а бежать от больных, если это твои братья и сестры... стоит ли?
По сюжету в психбольницу пришла разнарядка записать столько-то человек в новосозданную организацию, причем персонала оказалось меньше, чем требовалось, вот и пришлось пополнять ряды из числа душевнобольных. Автору нужна была логика психа, чтобы объяснить, для чего и кому подобная организация вообще может быть нужна. Первое его объяснение: фронт – это всегда война, а раз внешнего врага у страны нет, то такой фронт нужен для самоликвидации государства. Второе: абсурдная идея «народного фронта» была, как вирус, подкинута власти продвинутой молодежью, чтоб довести народ до предела унижения – и опять же эту власть сместить.
Псих Паутинин, умеющий подчинять только повязанных друг с другом людей, назначен обитателями психушки премьером будущего правительства. А сам он считает известную фразу «Вор должен сидеть в тюрьме» словами классика – не то Толстого, не то Достоевского. А психи, имитируя правительственные мигалки, носятся с синими стаканчиками на головах, подобно реально существующему обществу «Синих ведерок». Надо сказать, над политической оппозицией современной России Слаповский тоже порядком издевается, как и над действующей властью. Но, согласно последней его книге, в России «вызрела некая новая сила, которая способна на многое, – и дай бог, чтобы это многое служило целям добра». Впрочем, возможно, и это – только логика психа.
Многие книги Слаповского нанизаны на одну магистральную мысль о российском менталитете, а в последнее время, начиная с «Похода на Кремль» и заканчивая «Народным фронтом», писатель ненавязчиво заговорил о политике голосом непредвзятого интеллигента, ни на чьей стороне не выступающего. При всех сравнительных достоинствах «Большой книги перемен» и психологические романы, и философия, и увлекательные сюжеты в современной русской литературе имеются, а вот со свежей мыслью, с актуальностью и привязкой к жизни, появившихся в «Народном фронте», – большие проблемы. Удачно, что эти книги вышли почти одновременно, дополняя и выгораживая друг друга. В идеале, пожалуй, все эти достоинства должны были бы принадлежать одному тексту. Можно, впрочем, утешаться уже и тем, что они принадлежат перу одного писателя.
