23.05.2013 00:01:00
Царь-музыкант
Об авторе: Юрий Крохин – прозаик, эссеист, финалист премии «Нонконформизм-2013».
Человек – как кукла в руках судьбы.
Леонид Соломаткин. Петрушка. 1878.
Государственный Русский музей
Значит, нету разлук.
Существует громадная встреча.
Значит, кто-то нас вдруг
в темноте обнимает за плечи,
и полны темноты,
и полны темноты и покоя,
мы все вместе стоим над
холодной блестящей рекою.
Иосиф Бродский
…Так виртуозно, так органично нанизать роман на музыкальную тему удавалось мало кому из писателей. Да и есть ли вообще такие примеры в истории литературы? Роман сложен, многослоен, а музыкальное произведение вроде бы незначительное, всего лишь джазовая композиция продолжительностью 3 минуты 17 секунд, а вот поди же ты – от такого соединения произошло чудо!
Я говорю о «Синдроме Петрушки» Дины Рубиной, в котором «звучит» Minor Swing великого цыганского гитариста Джанго Рейнхардта.
Уже в самом начале романа возникает загадочная увертюра: «Вдруг – после долгой паузы, когда он решил, что музыканты уже получили расчет на сегодня и, присев к крайнему столику, накладывают в тарелки салаты, – вспыхнул, улыбнулся и поплыл родной мотивчик «Минорного свинга» Джанго Рейнхардта, вбитый, вбуравленный в каждую клеточку его тела…»
Три восходящих скрипичных арпеджио – и «запятая» контрабаса, затем фраза повторяется – и вступает солирующая гитара, которой аккомпанируют, задавая ритм, две другие. Музыкальную тему ведут поочередно, дополняя и оттеняя друг друга, гитара и скрипка (великолепный, элегантный Стефан Грапелли). В романе происходит нечто похожее: рассказ о крутых зигзагах судьбы и необыкновенной любви кукольника Петра перемежается монологами его друга доктора Бориса Горелика. Два голоса, по-разному аранжируя, развивают одну тему. Сам кукольник в романе говорит мало – за него повествование ведет автор. Большой вставной фрагмент – письмо Петра доктору Горелику – восполняет прямой речью недосказанное, проясняет опущенные нюансы. Не стану утверждать, что писательница сознательно избрала такой прием; как знать, может быть, в ее сознании звучала пьеса гениального цыгана…
* * *
Дина Рубина по образованию музыкант. «Окончила специальную музыкальную школу при консерватории для одаренных детей, – лаконично сообщает она в своей биографии. – Затем – консерватория». И все! Наверное, слегка перефразируя Вересаева, Рубина могла бы сказать о себе: царь-музыкант. (Викентий Викентьевич однажды назвался – царь-врач. И объяснил: царь-пушка – не стреляет, царь-колокол – не звонит, а царь-врач – не лечит.) Музыка, которой будущая писательница в юности отдала столько душевных и физических сил, присутствует в ее прозе, но особым образом. В повести «Камера наезжает!» героиня вспоминает несладкое время своего преподавания музыкальной литературы застенчивым узбекским юношам. Эти трагикомические страницы иллюстрируют отношение Рубиной к тому делу, которое, к счастью для нее и для нас, не стало профессией на всю жизнь…
Легковерный читатель может принять юмористические откровения писательницы за чистую монету: вот, автор не слишком-то любит музыку! Не обольщайтесь своей проницательностью: с музыкой у Рубиной все гораздо сложнее. И «Синдром Петрушки» – явное тому подтверждение.
* * *
Музыка присутствует в романе практически постоянно. Вот герои устроились в гостиничном номере в Эйлате. И до них доносятся звуки:
«Вальяжными шажками прошелся туда-сюда контрабас, будто некий толстяк, смешно приседая, непременно хотел кого-то рассмешить. Ему скороговоркой уличной шпаны монотонно поддакивало банджо, а толстяк все пыжился, отдувался и пытался острить, откалывая кренделя потешными синкопами, банджо смешливо прыскало густыми пучками аккордов, и, вперебивку с истомно-флиртующей гитарой и голосисто взмывающей скрипкой, все сливалось в простодушный старый фокстротик…» Обратите внимание: инструменты исподволь действуют как-то по-человечески, одушевленно, словно они не в руках музыкантов, а сами по себе.
В Праге, на Карловом мосту, куда направился Петр, «Хонза сидел-таки на брезентовом стульчике и наяривал, заглушая кроткий механический орган-шарманку старого Риши, промышлявшего неподалеку… Обеими лапищами в митенках Хонза выстукивал ритмы по тамбурину, зажатому меж колен, хватал бубен, тряс им, как шаман, не слишком горюя о ритме, и упоенно завывал, зажмуривая глаза…» Этот сомнительного качества музыкант, каждый раз, увидев Петра, приглашает того «показать класс» – и врубает «Минорный свинг». Сольный танец Петра неизменно собирает толпу, и в коробку Хонзы сыплются монеты…
Вспоминая Львов, откуда родом Борис Горелик, доктор Зив рассказывает (опять вступает музыкальная тема, но какого трагического звучания!): «Вы, конечно, слышали про «Танго смерти»: как немцы согнали профессоров консерватории и оркестрантов, выстроили кругом и заставили играть какое-то знаменитое танго, отстреливая их по одному, нечто вроде «Прощальной симфонии» Гайдна, когда музыканты по одному задувают свечи и уходят со сцены, пока не остается гореть одинокий огонек последней свечи и звучать голос последней скрипки… но и те угасают».
В Карловых Варах (действие романа разворачивается во Львове, Праге, Иерусалиме и маленьком сахалинском городке), куда герои приезжают отдохнуть, «каждый день в старинной колоннаде играл какой-нибудь ансамбль, осколок карловарского симфонического оркестра. В первый день это был квартет, во второй – очаровательное трио: три молодые женщины – флейта, виолончель, кларнет – играли Моцарта, Гайдна, Сен-Санса и вальсы Штрауса».
Даже городские пейзажи «звучат» на страницах: «…настоящий Город – волшебный кукольный город – должен стоять на холмах, вздуваясь куполами, щетинясь остриями и шпилями церквей и соборов, вскипая округлыми кронами деревьев и вспухая лиловыми и белыми волнами всюду цветущей сирени, в россыпях трамвайных трелей, в цоканье каблучков по ухабистой булыжной мостовой…» Писательница, похоже, наслаждается звукописью! Чередование шипящих – ш, щ, ц – сменяется раскатистыми р, кр, тр, отщелкивают ритм вкрапления с, ст, вс, создавая легкую музыкальную ткань. Кажется, и слова автор использует не задумываясь, обычные, первые, что пришли в голову, но каким-то необъяснимым образом возникает тонкая, ненавязчивая мелодия…
Вот так, то впрямую, названная и озвученная, то закамуфлированная в словесную вязь, фоном, pianissimo, живет в произведении музыка, присущая прозе Дины Рубиной.
Комментарии для элемента не найдены.