История с человеческим лицом

– М.: Наука, 2012. – 518 с.

Вышел очередной выпуск альманаха «Одиссей». Это издание с полным правом можно назвать легендарным. Четверть века назад несколько талантливых историков, недовольных положением дел в советской гуманитарной науке, решили создать принципиально новый альманах, свободный и от безжизненного догматизма, и от узкоспециализированного подхода, и, главное, от сухой обезличенности манеры писать историю, господствовавшей в ту пору. «Отцы-основатели» издания (Арон Гуревич, Юрий Бессмертный, Леонид Баткин и др.) долго спорили о том, каким должен быть «Одиссей», выдвигая все новые требования. Статьям надлежало отвечать следующим критериям: быть сугубо научными, вместе с тем новаторскими и нетривиальными и при этом – понятными широкому кругу заинтересованных читателей; содержать глубокий теоретический пласт и при этом опираться на конкретный материал источника; быть свободными от идеологических клише, но при этом обязательно сохранять гражданскую позицию, приверженность к ценностям свободы и демократии; соблюдать верность лучшим традициям отечественной науки, но писаться так, чтобы на равных включиться в контекст мирового гуманитарного знания.

Такая задача казалась заведомо невыполнимой, и «отцы-основатели» это прекрасно понимали. Но они могли бы подписаться под известным афоризмом: «Бессмыслица – искать решение, если оно и так есть. Речь идет о том, как поступить с задачей, которая решения не имеет». Применительно к «Одиссею» этот парадокс Кристобаля Хунты оказался чрезвычайно продуктивным. Только немыслимо высоко подняв планку требований и поставив самые противоречивые задачи, «Одиссей» смог выполнить свою миссию.

Альманах задал особый методологический вектор, оставаясь подчеркнуто неметодологическим журналом. Ядро его редколлегии составляли историки, причем историки-медиевисты, однако он сумел выйти за рамки простых деклараций и наладить реальный междисциплинарный диалог с социологами, этнологами, филологами, фольклористами, философами, психологами. Среди его авторов были в основном люди, уже имевшие за плечами жизненный и исследовательский опыт, но востребован он был в первую очередь молодежью, жаждущей обновления российской науки.

«Одиссей» знакомил отечественного читателя с трудами корифеев западной науки, но относился к ним не как к гуру, а как к равноправным коллегам. Жак Легофф, Карло Гинцбург, Питер Берк, Эрнст Геллнер, Натали Земон Дэвис, Отто Герхард Эксле, Жан-Клод Шмидт, Роже Шартье, Ежи Топольский и Войцех Вжозек были друзьями или даже соавторами членов редколлегии, и их тексты, кстати, никто не освобождал от критики на заседаниях редколлегии.

Шли годы, менялись обстоятельства. Один за другим уходили те, кто стоял у основания «Одиссея». Новых методологических перспектив становилось не просто много, а слишком много. Заговорили о «конце парадигм», о распаде «больших нарративов» (а историческая антропология, путевку в жизнь которой дал именно «Одиссей», была таким нарративом).

Но, несмотря ни на что, «Одиссей» удачно прошел через все бури и сохранил свои позиции (достаточно взглянуть на столь часто поминаемый сегодня «импакт-фактор»). Все эти годы «Одиссей» обновлялся, искал новые формы, но сохранил главное – приверженность к жанру «истории с человеческим лицом», стремление сочетать то, что сочетается так трудно: высокий профессионализм эмпирического исследования с богатой и постоянно обновляемой теоретической базой. И в этом им помог фирменный «одисеевский» принцип диалога, дискуссии.

Уже давно утвердилось правило: гвоздем программы каждого выпуска становятся материалы специального дискуссионного круглого стола, организованного редакцией. Дискуссия давала заголовок всему выпуску. Вот лишь некоторые примеры: «Социальность, рожденная за пиршественным столом», «История в сослагательном наклонении?», «Рыцарство: реальность и воображаемое», «Пространство и время праздника», «Путешествие как историко-культурный феномен»…

Подобной главной темой последнего выпуска стали материалы круглого стола: «Предательство: опыт исторического анализа». Привлекая материал из истории разных стран, эпох, сословий и систем ценностей, авторы статей размышляют о том, как формировались, эволюционировали и функционировали представления о предательстве и измене, в каких отношениях они были с религиозными, правовыми, другими нормативными системами. Достаточно убедительно показано, что само понятие предательства отнюдь не было универсальным, а его семантическое поле в разные эпохи было весьма вариативным и отличным от современного значения.

Как и прежде, в выпуске альманаха есть статья, дающая неожиданный поворот – Кирилл Левинсон рассматривает становление стенографии в Германии. Эволюция массовых представлений об этой практике удачно вписана автором в контекст социально-политической истории.

На материалах из истории России написано исследование Юлии Игиной, лежащее в рамках хорошо разработанного и популярного в Европе направления изучения специфически средневековой формы воспоминания и памяти (так называемая memoria): «Memoria Лжедмитрия I как способ легитимации и манифестации его власти».

Как и в момент своего основания, альманах не замыкается в изучении далеких эпох. Читателя заинтересует социологическая рефлексия о переменах в общественном мнении и политической культуре России накануне и после выборов 2011–2012 годов. Борис Дубин анализирует возможные траектории развития социального возбуждения («Россия: quo vadis?»).

«Одиссей» всегда проявлял интерес к знаковым фигурам мировой исторической науки, которые, живи они в наше время, непременно стали бы авторами этого альманаха. В статьях Антонины Шаровой («Александр Николаевич Савин: неизвестная жизнь известного историка») и израильского медиевиста Гади Альгази («Отто Брунер – «конкретный порядок» и язык времени») портреты историков даны в контексте современной им противоречивой эпохи.

Альманах во многом изменился за четверть века, но все так же старается походить на древнегреческого путешественника, который, как объявлялось в самом первом выпуске, «связует разные цивилизации сквозной нитью, это путешествие каждого мотива и каждой формы, это сходство, повторяемость, инвариантность самых экзотических историко-культурных ситуаций. Одиссей – первый этнограф и антрополог, он побывал в неизведанных краях, втягиваемых его странствиями в ойкумену, освежающих культуру. Наконец, образ Одиссея – это символ неизвестности, надежды и выживания культуры вопреки всем неслыханным испытаниям, выпавшим на ее долю».

Итак, странствия «Одиссея» продолжаются.