0
3737
Газета Проза, периодика Интернет-версия

13.03.2014 00:01:00

Эдик Толстой и Валера Достоевский

Юрий Кувалдин

Об авторе: Юрий Александрович Кувалдин – писатель, публицист, издатель.

Тэги: литература, писатель, совесть


Писатель находится в состоянии постоянного угрызения совести. Ничего дурного не сделал, никого не задел, поскольку весь день сидел за столом и работал. Но весь фокус в том, что и в этот день чувствовал какое-то жуткое угрызение совести. Виноват я – и всё! Другие глаза смотрят мне в затылок. И я ни на минуту не могу отвязаться от этих совестливых нападок самого на себя. И не я один это ощущаю. В разговорах с Фазилем Искандером, Юрием Нагибиным, даже с Александром Менем я убеждался, что у них та же проблема с этим угрызением совести. Виноват! И все же творческая работа со словом каким-то образом очищает меня. Хотя угрызений совести не становится меньше. Дело, видимо, в том, что мы говорим о чем угодно, только не о том, что мы есть растиражированный Господь. В этом, как мне кажется, и таятся истоки угрызения совести. Все недуги других людей отражаются на тебе, все преступления, подлости, предательства… Если проще сказать, как у нас заведено, – сотворены мы-то во грехе. И грех этот тщательно скрываем, как ангелы небесные.

***

Настоящая литература начинается там, где кончаются границы общепризнанного. В строгих рамках правил работают критики, сотрудники журналов, социально зависимые от правил поведения государства. Поэтому они с ненавистью смотрят на все то, что, по их мнению, выходит за рамки их установок, то есть на то, что неправильно. Но быть неправильным – тяжелый крест, потому что ты обрекаешь себя на одиночество. А те, правильные, толпой извлекают доход из своей ограниченности. Вот почему они оценивают свои «труды» количеством премий и наград, учрежденных ими же самими. Спустя столетия в России наконец-то отделилась литература от государства, а остатки государственных служителей в литературе как раз и составляют кучку, сплотившуюся вокруг всяческих благ. Я же продолжаю неустанно повторять: там, где начинаются деньги, там кончается искусство.

***

Тот, кто постоянно думает о деньгах, о влиятельных связях, о корпоративных отношениях, о зарубежных поездках, не может мною быть признан вполне человеком. Для меня человек – идущий босиком по мартовскому снегу с дымящей сигареткой и с томиком Бодлера под мышкой. Я тогда, увидев его, воскликну: «Се человек!»

***

Есть люди, и их множество, которые сами ничего не пишут, но постоянно с уверенностью, достойной великих умов, комментируют чужие записи. Некоторые из них до того закомментировались, что, положим, к моим записям оставляют комментарий, что я как будто прочитал их мысли и выражаю их. Создается такое впечатление, что я проникаю в их «гениальный» тайный мозг и без спроса выуживаю у них оригинальные мысли. Это иллюзорное состояние каждого ничего не написавшего человека мне вполне понятно. Центр мира находится внутри их душ. Вся система мироздания крутится вокруг их персон. Они с видом экзаменатора оценивают всё и вся: от политических деятелей до произведений искусства. В этом есть и своя прелесть. До поры до времени такие люди могли высказывать свои суждения лишь в узком кругу единомышленников, то есть людей не творческих, не написавших ни слова. А теперь у них появился широкий простор в Интернете. Дружеские комментарии вполне мною приемлемы от таких людей. Иные же их высказывания тут же мною пресекаются путем исключения из друзей. Ведь художнику нужна похвала и только похвала. Не удивлюсь, если и на эту мою запись кто-то откликнется комментарием, что я прочитал их мысли.

***

Каждое новое произведение представляет собою абсолютное сопротивление материала пустоты. Пустота, если хорошенько подумать, есть самый твердый сопротивляющийся материал в творчестве. Нет ничего. Пустой лист бумаги. Вот он-то больше всего страшит писателя. Но важно набраться мужества и написать хотя бы одно первое слово. Причем любое. Вот от этого слова, как от печки, начинается танец создания нового рассказа. Да, у тебя витали в голове какие-то неясные образы, ситуации, положения, картины. Но именно витали, потому что они не были преобразованы в слова. Но как только ты написал первое слово, как альпинист вбил первый крючок, чтобы зацепиться за него и начать восхождение по отвесной скале, так и твое первое слово служит началом восхождения в рассказ.

***

Конец эпохи! Любят восклицать люди, живущие физически. Метафизика их не касается, ибо какие-то обрывки, обломки метафизики влетают им в одно ухо, а из другого вылетают. Метафизика – это компьютерная программа, которая закачивается в компьютер тела, но там не задерживается. Сейфируется (то есть сохраняется) добавление к программе, только записанное в Слове (знаке). Картина, музыка, физика, химия, кино, пирамиды… Все существует только в Слове (знаке). Новое существо, вылезающее на свет божий из лона матери, тоже сконструировано Словом (знаком, химической формулой). Метафизическая программа существует вне человека, вне его воли. Это – Бог. Но писатель добавляет в эту программу свое, трансформируя уже бывшее, из бывшего делая новое. Тело уходит в землю, Слово (знак) остается.

***

Нет ничего удивительного в том, что меня не знают. Не знают даже те, которые знают меня в лицо. Знают как физическую единицу. И это все оттого, что мало кто прочитал меня. А те, кто прочитал, при виде меня краснеют и снимают шляпу. Один молодой человек, лет 20 назад прочитавший мою книгу «Философия печали», развел руки в стороны и сказал: «Ну, я так никогда не смогу написать!» И в самом деле бросил писанину сразу по окончании Литинститута. Я нахожусь не в физическом теле, я нахожусь в текстах своих произведений! Но даже те, которые не знают моих книг, часто путают мое имя. Так, близкая писательница, постоянно напоминающая, что я «читаю ее мысли», называет меня Юрием Владимировичем. Хорошо хоть имя точное, а уж об отчестве я как-то не беспокоюсь. Когда я завел на Ордынке Ахматовский культурный центр, прилетели НТВ, взяли интервью, материал в эфир пошел с такой подписью под моей говорящей физиономией: «Юлий Кувардин». Именно с «л» и «р». Одна талантливая писательница регулярно называет меня Геной. Видимо, она всю жизнь пишет роман с героем Геной. Ну что ж, бывает. Это как у Александра Галича: «И какие-то две с перманентиком все назвать норовят меня Эдиком!» Юрий Нагибин мне рассказывал, как он пришел на один вечер, а билетерша, признав в нем писателя, говорит: «Проходите, товарищ Набоков!» Что же получается у нас в итоге?! А вот что: Гена Кувалдин, Юрий Набоков… Можно продолжить в этом ключе ряд: Эдик Толстой, Вася Чехов, Валера Достоевский…

***

После 65 все меньше я нуждаюсь в собеседниках, особенно молодых, мало что соображающих в истинном назначении художественной литературы, поскольку моими собеседниками являются произведенные мною же персонажи, которые для меня гораздо интереснее людей, еще пребывающих в своем теле. Но и они со временем, как, впрочем, и я, лишатся тела. Все это происходит с какой-то невероятной скоростью, а остаются только тексты, в которых я живой, размножившийся до сотен моих персонажей, продолжаю жить в предлагаемых обстоятельствах в единстве места, времени и действия..


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


Рыночная ипотека до сих пор под негласным запретом

Рыночная ипотека до сих пор под негласным запретом

Анастасия Башкатова

Решение квартирного вопроса для многих семей откладывается

0
893
Угольный сектор ждет консолидация

Угольный сектор ждет консолидация

Ольга Соловьева

На грани банкротства может оказаться 40% предприятий отрасли

0
1129
В Италии начали реформу тюремной системы

В Италии начали реформу тюремной системы

Александр Тараканов

Приговор больше не будет зависеть от наличия или отсутствия свободных мест за решеткой

0
732
Камбоджа и Таиланд пошли на мировую

Камбоджа и Таиланд пошли на мировую

Надежда Мельникова

Усилиями США и Малайзии стороны договорились о прекращении огня

0
758

Другие новости