Геннадий Евграфов
Ленин презрительно осмотрел толпу, ощерив рот в революционной улыбке. Фото Ивана Мельяча
Посвящается… Куда ни кинь – всюду альтернативщики… Интерес пишущих к альтернативной истории легко объясним: в 1917-м Россия сошла с рельс, и все хотят предложить свою версию событий – что могло бы быть, если бы было не так, как было, и «поезд» катился дальше. В свою очередь, я хочу предложить читателям фрагменты из своей версии истории революции – правдиво альтернативной.
«Чистый разум» Иммануила Канта
15 апреля 1917 года все было решено. Затянувшиеся переговоры русских революционеров с немцами завершились устной договоренностью. Немцы как можно скорее желали избавиться от русских политэмигрантов. Русские политэмигранты мечтали избавиться от поднадоевших немцев. Верховное командование боялось русских как огня. Дьявольская природа вождя большевиков не давала рассудительным немцам покоя. Командование пугало, что русские могут устроить беспорядки в воюющей Германии. Затем они аукнутся в сонной Голландии, полыхнут в благополучной Швейцарии, и вскоре вся Европа окутается дымом и сгорит в революционном огне. Именно поэтому непрошеных гостей во главе с их предводителем было решено отправить на поезде в Россию. Пусть устраивают свои революции на родине.
Верховное командование снеслось с МИД Германии. МИД дал свое согласие на проезд неугомонной ленинской братии по территории страны. Из опасений, что компания может покинуть поезд где-нибудь по дороге, было решено один вагон опломбировать. Но во всей стране не нашлось необходимого качества пломбы, дабы надежно запереть революционеров. Вот тогда-то генштабист Иммануил Кант, полный тезка великого философа, но обладавший, как и его знаменитый однофамилец, острым, пронзительным умом и чистым разумом, предложил, как ножом отрезал, – девочек и денег.
«Роль пломбы сыграют девочки и деньги, – пояснил он свою мысль ставшему в тупик Верховному Главнокомандующему. – Русские женолюбивы и любят деньги. С Лениным едет 20 человек. Нам понадобится 21 купе, 21 миллион марок и 21 мэдхен, готовые пожертвовать своей невинностью во имя Великой Германии». На призыв, брошенный стране, немедленно отозвались неистовые патриотки – 30 невинностей, 12 пожилых женщин и 2 старушки. Пожилых сразу же без объяснений отправили к мужьям. Старушек – восвояси, объявив, что набор закончен. Но за проявленные мужество и патриотизм наградили орденом «За отвагу» I степени. Невинностей решили оставить всех, на всякий случай, записав семь в качестве дублеров.
Тут же напечатали 22 миллиона фальшивых марок, одну – на всякий случай – оставили в недрах хранилища Главнокомандования. На следующий день добропорядочные бюргеры наблюдали следующую картину: русские в добротных буржуазных костюмах и лакированных башмаках, все как один в котелках и с тростями в руках, медленно и торжественно прошествовали на Центральный вокзал Берлина. За ними стройными рядами, чеканя шаг в марше, двигались юные фрау, прижимая к груди корзинки с шампанским и разнообразной провизией. Наблюдательные обыватели не могли не выделить среди иностранцев господина с чуть намечавшимся брюшком, зажавшего под мышкой шахматы.
На перроне их встретила возбужденная толпа, мешавшая отъезжантам пройти к вагону. Это были русские, которым не достались ни девочки, ни деньги. В руках собравшиеся держали плакаты: «Немецким шпионам – смерть!», «Ленин – обманщик и вор!», «Луначарский – поделись девочками и деньгами!» Кто-то, вспомнив «Закат Европы» Шпенглера, крикнул: «Мы не хотим оставаться в прогнившей Европе» – и от перенапряжения упал в обморок.
Ленин презрительно осмотрел толпу, сверкнул левым глазом, цыкнул правым молочным зубом и, ощерив рот в революционной улыбке, громко запел «Интернационал». Песню немедленно подхватили Платтен, Ганецкий и другие партийные товарищи. Под ее мощным напором протестовавшие дрогнули, сникли и освободили проход к поезду.
 |
| Пусть устраивают революции на родине.
Памятник Ленину в Дании. Фото Питера Розбьерга |
Под перестук колес
До восставшего Петрограда добирались несколько суток. На протяжении всего пути из запломбированного девочками и деньгами вагона доносились смех, стоны и истерические повизгивания – революционеры куролесили, пили водку и щекотали невинных отважных мэдхен, осторожно прихлебывавших шампанское. Только Ильич, не поддаваясь плотоядным буржуазным инстинктам, самоотверженно и одновременно храня верность Надежде Крупской и Инессе Арманд, как ни в чем не бывало продолжал неоконченную на Капри партию с Богдановым.
Когда поезд пересек границу Германии и показались родные голые осины, повеселевший вождь сделал неожиданный для старого товарища ход – двинул ферзем, загнал короля соперника в угол и, плотоядно ощерив свой рот в улыбке, гортанно пророкотал: «Вот вам и мат, батенька! Деваться больше некуда. Впереди Россия!» С этими словами вождь оторвал свою лысую от революционных дум и отполированную, как немецкий бильярдный шар, голову от шахматной доски, высунулся из окна и протяжным резким звуком «у-а-а! у- а-а!» приветствовал бедную родину.
Когда поезд шел мимо российских населенных пунктов, местное население прятало детей по избам да по полатям, тихо бормоча вслед изрыгающему дым чудовищу на колесах: «Ну, погодите, дьяволы немецкие».
На волоске от гибели
Две летние попытки большевиков взять власть в свои руки провалились. Временное правительство, заседавшее в Мариинском дворце, должно было пасть, но оно не пало. Ленин висел на волоске от гибели, требования расстрелять предателя – война с Германией продолжалась – неслись со всех сторон. Однако ему удалось залечь на дно.
Некоторое время вождь большевиков находился в полной прострации. Он сидел на потайной квартире на окраине Петрограда и безучастно смотрел в окно. Потом вдруг очнулся, разжег кубинскую сигару, выпил рюмку превосходного ямайского рому и схватился за «Синюю тетрадь», озабоченный только одной мыслью: сейчас и немедленно оставить завещание своим идейно преданным товарищам. Склонившись над тетрадью, Ленин грыз новую автоматическую ручку с симпатическими чернилами, подаренную немецким Главнокомандованием для конспиративных сообщений. «Еще чего, нашли дурака», – думал он, торопливо записывая пришедшие на ум мысли.
«Слезинка ребенка»
В своем завещании Ильич просил верных ему и делу мировой революции товарищей не отчаиваться и продолжать великое и необходимое всему человечеству дело без него. На это единственное важное дело в своей жизни он жертвовал большую часть личных денег, хранившихся на счетах в швейцарских банках. Меньшую – оставлял своему преданному соратнику по партии и семейной жизни (на которую не оставалось ни минуты свободного времени), хорошо справлявшейся с ролью революционной жены, – Наденьке. Все наличные оставлял своей любимой подруге Инессе, крепко оберегавшей основы семейной жизни. Он просил сподвижников по борьбе, когда они захватят власть и построят полный и окончательный социализм, обойтись на пути строительства нового мира без жертв, расстрелов и лагерей и, вспомнив, что читал не только перепахавшего его вдоль и поперек Чернышевского, но и Достоевского, привел в обоснование своей просьбы мысль реакционного классика о слезинке ребенка.
Чухонская хитрость
Дописав эту фразу в тетрадь, Ленин расчувствовался, глаза его увлажнились… Промокнув слезы нежным батистовым платочком, подаренным в порыве страсти Инессой и источавшим нежнейший запах Коти, он вновь взялся за немецкое перо: «Сталин груб и бессердечен, Дзержинский туповат и потому скор на решения, оба могут принести немало бед…»
Он не успел дописать фразу: в дверь постучались. Вождь немедленно спросил пароль, в ответ что-то невнятно пробурчали, его сердце ушло в пятки, душа дрогнула, в размягченном мозгу мелькнула мысль: пришли арестовывать, сопротивление бесполезно – и… распахнул дверь.
На пороге стояли два высоких не знакомых по партии чухонца в высоких сапогах и зачуханных костюмах. «Для конспирации», – догадался Ленин. То, что они партийцы и одновременно чухонцы, он определил мгновенно своим цепким и памятным на любую провокацию взглядом.
«Собирайтесь, Ильич, и как можно скорее! – медленно, растягивая слова на свой неторопливый лад, произнесли в один голос чухонцы. – Вас ищут, чтобы отдать под суд. Мы должны опередить керенских ищеек». С этими словами они для обмана шпиков нахлобучили на вождя мирового пролетариата невесть откуда появившийся парик, облачили его в длинный плащ, обмотали его челюсть белыми бинтами (после чего он стал похож на народного артиста Щукина, исполнившего роль вождя в по-сталински правдивом антихудожественном фильме «Ленин в Октябре», вышедшем на экраны, когда продолжатель его дела с яростным остервенением уничтожал советский народ) и потащили к выходу.
«Погодите, погодите, мое завещание!» – воскликнул Владимир Ильич и вырвался из цепких рабочих рук чухонских товарищей. Схватив со стола «Синюю тетрадь» и бережно прижав ее к груди, вождь благополучно ушел в глубокое подполье.
Выстрел «Авроры»
Октябрьская революция произошла в России не в начале ноября 1917 года, а в конце апреля. Гражданам Российской империи надоело жить хорошо, они восстали и призвали из-за границы присяжного поверенного Ленина. Ленин влез на броневик и только собрался обратиться с призывом к разгоряченной революционными страстями толпе идти на Зимний, как водитель, не ожидавший такого маневра от мессии, с испуга нажал на гашетку.
Орудие выстрелило и попало во дворец. Из дворца с первых этажей со звоном посыпались стекла. Переодетые для маскировки в женский батальон юнкера бросились врассыпную, оставив дворец на разграбление озверевшей большевистской солдатне и невесть откуда подоспевшим пьяным матросам.
В 30-е годы все верные истине советские историки напишут, что это был выстрел крейсера «Аврора», положивший начало успешному наступлению большевиков. Николай и Керенский, правившие попеременно страной, переодетые в индейские платья, разукрашенные немыслимыми перьями на голове и тату на теле, под улюлюканье толпы на американских автомобилях бежали из дворца прямиком к легендарному крейсеру. Вождь в спину своим врагам, немало попившим кровушки у простого русского народа, гневно читал «Апрельские тезисы».
Правда матроса Железняка
Только к вечеру, когда солнце утонуло в свинцовых водах Невы и «Аврора» вошла в финские шхеры, два неудачника нашли спрятанный на нижней палубе ящик водки и пришпиленную к нему записку, на которой, предвидя такой исход событий, матрос-анархист Железняк глумливым революционным почерком вывел: «Ну что, гады, профукали Россию?»
Партийная любовь
После очередного выкидыша Ленин ушел от Крупской к Арманд: вождь очень хотел иметь наследников. Теперь ему окончательно стало ясно, что жена на это неспособна, сколь ни вози ее по дорогим швейцарским клиникам. Больше растрачивать деньги из скудного государственного бюджета было невозможно. Единственная надежда была на Инессу.
Арманд встретила Ильича с распростертыми объятиями. «Ты надолго, Володичка?» – спросила она, придерживавшаяся теории свободной любви смолоду.
«Навсегда!» – бескомпромиссно отрезал предсовнаркома и, не тратя больше времени на пустые разговоры, немедленно приступил к делу.
«Эх, если бы я могла!»
Но сразу у них ничего не получилось. Только по прошествии трех лет упрямой и упорной любви верная Арманд принесла Ильичу желанного сына. Мальчика назвали Федей, его баловали, холили и лелеяли, выполняя любое желание. По поводу рождения наследника вождя созвали Политбюро. Политбюро маленький комочек, завернутый в красное одеяльце, чтобы с пеленок привыкал к цвету знамени, понравился. Бережно передавая его из рук в руки, члены качали головами и приговаривали: «Ну, вылитый Ильич!»
Хотя Ленин был неверующим и невоцерковленным человеком, на семейном совете решили Федю крестить. Инесса предложила в крестники своего бывшего содержателя, горячего Орджоникидзе, вождь предложил бывшую «политическую проститутку», ставшего на путь исправления Троцкого. После некоторого раздумья Инесса согласилась – «политическая проститутка» Бронштейн-Троцкий до революции был одним из ее любовников, а после – приемным отцом двух брошенных ею детей.
Надежда Константиновна относилась к Феде как к родному сыну, приносила игрушки и конфеты, прижимала к груди, часто вздыхала и сквозь слезы говорила: «Эх, если бы я могла!» Несмотря ни на что, она до конца жизни Ленина и Арманд оставалась им верной соратницей и подругой.
Смерть вождя
Ленин умер весной 1928 года от сифилиса мозга. Перед большевиками стал вопрос: вскрывать тело вождя или нет. Окончательное слово принадлежало Надежде Константиновне. Крупская, как истинный большевик, не боящийся ни Бога, ни черта, ни минуты не колеблясь, сказала: «Да!»
Но здесь, как говорят обнаруженные нами новые источники, в дело вмешалась Инесса Арманд, которая из гражданской жены Ильича перешла в новое качество – гражданской вдовы. Она плакала над телом любимого три дня и три ночи, а на четвертый, воспряв от безутешного горя, непререкаемым большевистским тоном сказала: «Нет!»
Тогда хитроумные интриганы Зиновьев (оказавшийся Радомысленским) и Каменев (бывший Розенфельд) – они верно предполагали, что следующим вождем будет Сталин – предложили на Политбюро организовать третейский суд и главным судьей назначить именно Кобу. Политбюро, помня о роли верного ученика вождя в Гражданской войне, согласилось единогласно.
Третейский суд
На дворе стояла оттепель, но Сталин мерз, кутаясь в широкополую шинель, в которой он спал и ел, ел и спал. Лежа на неудобной жесткой солдатской койке в кремлевском кабинете, он перебирал в своем иезуитском мозгу: «Вскрывать – не вскрывать», – обрывая лепестки чудом сохранившейся прошлогодней ромашки.
«Не вскрывать, – неожиданно пронзило мозг. – Соорудить саркофаг, назвать Мавзалеем, и пусть ходят и паклоняются, как святым мощам. Он Учытел – я верный ученик. А если его базэдовая падруга будет возражать, то мы найдем ему новую вдаву».
Он собрал всех членов Политбюро и объявил свое решение. Приглашенная в качестве почетной гостьи Крупская промолчала. Но решение все же было принято при одном воздержавшемся – Карле Радеке. Через несколько лет выдумщик и распространитель политических анекдотов, возбуждающе действовавших на простых советских граждан, бесследно исчез.
«Чудесный грузин»
После смерти вождя Сосо Джугашвили, он же Бесошвили, он же Чижиков, Нижерадзе, Василий, Коба и так далее, участник эксов, наркомнаци генсек, отравил «иудушку» Троцкого, расстрелял «любимца партии» Бухарчика, повесил на Соборной площади в Кремле дружков Ильича Рыкова и Томского, путем ласковых уговоров оставшихся в живых старых большевиков сам стал Вождем Октября, Великим Вождем и Учителем советского народа и мирового пролетариата, организатором побед социализма, другом врачей и учителей, рабочих и колхозников, всех пионеров и физкультурников...
