Елена Овчаренко
В этот солнечный майский день мое маленькое сердечко было впервые в жизни разбито. А случилось это вот как. Конечно, сам день не предвещал ничего хорошего – нужно было записаться в школу. Это значит, что меня, невзирая на мои вопли, оттерли от всегдашней дворовой грязи, с большим трудом причесали гладко и даже заплели коски, надели приличное платьице, и мама сама повела меня за два квартала и большую дорогу во французскую школу.
До школы, благодаря тычкам и окрикам, мы добрались благополучно: коленки не были еще разбиты, коски не расплелись, и платье имело первоначальный цвет. «Вот так бездарно проходит отличный денек», – грустно подумала я…
Записаться оказалось не так просто – надо было ждать своей очереди, чтобы показаться коллективу школы во главе с директрисой. Но ждать, кажется, любят немногие, а я так до сих пор не научилась этому. К счастью, мама куда-то ушла, и я имела возможность хотя бы завести новые знакомства. Ближе всех ко мне стояла толстая круглолицая девочка с огромным зеленым бантом. «Посадил дед репку…» – довольно дружелюбно процедила я сквозь зубы. Девочка сразу надулась и стала смотреть в окно. Тогда я глянула в другую сторону и позади себя увидела мальчика, который явно хотел мне что-то сказать, но раздумывал, стоит ли. С минуту мы смотрели друг на друга молча, а потом он выпалил страшным шепотом: «У меня папа – ми-ли-ци-онер!» «Врешь», – сказала я тоже шепотом. «А пошли – покажу, мы здесь недалеко живем», – предложил он. «Какой же это милиционер, если он дома сидит?» – спросила я, вылезая вслед за мальчишкой из окна, но он ничего не ответил.
Мальчик, верно, жил в соседнем дворе. Мы молча забежали в темный прохладный подъезд деревянного старого дома, он толкнул одну дверь, другую, и мы очутились в маленькой комнатке, ярко освещенной солнцем. Она была такая тесная и так забита вещами, что, казалось, они, расставленные вдоль стен, водят хоровод вокруг большого круглого стола, стоявшего посреди комнаты. «Смотри, тише», – дернул меня за косичку, видимо по привычке, мальчишка. В самом деле на кровати у стены спал милиционер в форме, только фуражка и жезл лежали на круглом столе. «Папка мой, – сказал с гордостью мальчик, – пошли, а то разбудим», – и тихонько потянул меня за рукав. Так же молча бегом мы вернулись к школе, но лучше бы я и не возвращалась: на крыльце с самым грозным видом уже стояла моя мама. Мальчик ловко прошмыгнул внутрь, а мне в тысячный – нет, в миллионный – раз предстояло выслушать вот что: «Почему, почему ты не можешь, как все нормальные дети, гулять в скверике у школы? Почему я каждый раз должна думать, что тебя украли, задавили, убили, увели? Ну почему ты не похожа на других девочек? Хоть бы тебя приняли в эту школу и ты стала бы вот как они! Посмотри!»
Я оглянулась и увидела их. Именно с этого мгновения мое сердечко дало сильную трещину. Конечно, взрослые твердо знают, что сердце разбивается только у них от их взрослых невзгод, а с детским сердцем этого и быть не может. Вот и я, кажется, стала совсем взрослой и думаю теперь так, но тогда, тогда…
У школы собрались старшеклассники. Мальчишки в своих прежних тяжелых серых формах сбились кучей, кое-кто покуривал в рукав. А по скверику парами прогуливались девочки-старшеклассницы – почти барышни, в белых отутюженных фартучках, с огромными белыми бантами и какими-то книжечками в руках. Они готовились к выпускным экзаменам по французскому, говорили между собой на этом незнакомом, впервые так явно услышанном прекрасном языке и, конечно, не обращали на меня никакого внимания.
Как зачарованная, следила я глазами за этими белыми парами, плывшими по скверику под музыку чужого удивительного языка. «Как просто, – сначала подумалось мне, – запомнить эти незнакомые слова и стать почти такой же, как они, ходить по этому скверику в белом чистом фартуке с книжкой…» И тут я совершила один из самых отчаянных поступков в своей жизни: дрожа, я шагнула вперед и застыла прямо на дороге у одной из этих волшебных пар. И девушка с двумя темно-золотыми косами, перехваченными белым бантом, улыбаясь – мне – одними ясными глазами, серьезно сказала: «Девочка, ты хочешь что-то спросить?» Как?.. И это все? Меня не гонят прочь с дороги, не смеются, не обходят, как какую-нибудь лужу, стороной? Как? Они не видят сбитую в кровь коленку (успела-таки!), расплетенную коску и… Они говорят со мной, как с хорошей…
– Да, – пролепетала я, находясь наверху блаженства, – я хотела… спросить… Как называется книжка, которую вы читаете?
