Петит

Елена Зейферт. Сизиф & Кo: Книга прозы. – М.: Барнаул, 2016. – 280 с.

СИЗИФОВА СПИРАЛЬ

При внимательном прочтении этой книги рассказов высвечивается ее внутренняя логика. Это движение от готового мира притчи с ее акцентом на нравственных ценностях и теме (само) суда («Две бабушки», «Пети-жё», «Глиняный человек») через попытку объединить мир, разъятый на внутренне и внешнее, на Я и Другого, воображаемое и реальное («Homo infelix: любовь с силуэтом»), к мудрости ребенка, которая преодолевает этот разрыв своим взглядом на привычные вещи в ином ракурсе. Гармония с миром утрачивается при попытке человека подменить собой Создателя («Глиняный человек») или искусственно перестроить чужую жизнь («Белорыбица»). Это открыто проявлено в «Ave, детский ангел, мне людно»: «Я пытаюсь согреть его дыханием, убивая». Вмешательство в чужую судьбу и попытка перекроить ее даже с благими намерениями становится ложной «сизифовой добротой».

Однако «кошмарная явь» из «Игры воображения…» легко преодолевается ребенком с его детской мудростью – изначальной, а не приобретенной в сложном усилии простить себя, согласно выбранному автором эпиграфу из «Бесов» Достоевского. Мир в последнем разделе книги «Анечка», как и язык, теряет свою предельную усложненность, перенасыщенность порой мистическими совпадениями и переплетениями, как это было, например, в «Наброске к портрету» и «Игре воображения: фрагменте романа». И таким же простым становится обращение к Богу и сострадание Ему как своему сверстнику в завершающей книгу «Молитве», где Анечка говорит: «Мама, ну я прошу его, чтобы Он не плакал». Так воплощается евангельский тезис: «И сказал: истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф., 18, 3).

Внутренний сюжет книги, таким образом, представляет собой своего рода спираль – от осознания потери гармонии с миром к ее обретению уже на ином уровне. Раздел «Закон улитки», где эта схема наложена на перемешанные между собой и с современностью мифологические сюжеты о рождении Афродиты и Фаэтоне, можно назвать уменьшенной моделью всей книги в целом. Подобно тому, как «витками чертова колеса» повторяются истории Женщины и Мужчины, дурной бесконечностью повторов становится судьба героя, не пришедшего к детской мудрости. Не случайно «Город кита» завершается образом мужчины-ребенка. Современный Фаэтон Джой для своей матери – дитя, чье безумие она принимает как язык мифа.