Мыло

Иванову снова позвонил его университетский друг Сергей. У друга в жизни была ситуация непростая. Так получилось, что из-за внезапно нагрянувшей болезни он сел на бюллетень и даже лег на операцию, чтобы ему там что-то вырезали и зашили, кривой хирургической иглой заодно и его душу проткнув.

После этого как будто с ним что-то случилось, и, выйдя на работу в Пенсионный фонд, в котором Сергей занимался обслуживанием компьютеров, он быстро рассорился с начальством и уволился, громко не по-английски хлопнув дверью.

После этого он никак не мог устроиться на работу и сидел дома, все чего-то ждал и мыслил, компьютером своего мозга строя новые сюжеты своей жизни, в котором он мылся на берегу теплого, похожего на бескрайний топаз, моря. В этих мечтах воспаленные нейроны мозга раздраженно рисовали спокойную картину песчаного берега под ярким зонтом солнца. А недалеко на возвышенности несколько нейронов образовали небольшой белый домик, в котором было уютно и хорошо, где стол сочетался с лежанкой, а открытое окно выходило на море: его стекла блестели, как вода.

Сергей рассказывал Иванову, что, практически находясь на иждивении у жены, он пытался найти работу, но так и не удалось человеку 50 лет чуть оттаять и, став мягким конформистом, вклиниться на какую-нибудь должность, загнав далеко в подсознание морской пейзаж.

Сергей не смог стоять за прилавком и торговать, не смог находиться в должности охранника и следить за тем, чтобы покупатели платили за взятый товар. И даже когда его жена нашла ему работу системного администратора на неполный рабочий день, Сергей отказался, хотя спокойно бы мог, имея навык в обслуживании компьютеров, три часа в день уделять внимание их программам и проводам.

Но и этого Сергей сделать не мог и сидел дома, время от времени названивая Иванову и жалуясь на жену, на то, что она его, по всей вероятности, разлюбила.

В этот раз Сергей заострил тему на том, что в магазинах мыло продают какое-то странное, не то, что раньше, в советские годы.

– Понимаешь, – говорил Сергей Иванову, – это странно, что за мыло сейчас продают – оно не смывается! Оно остается на руках. А вот ты это замечал? Вот ты когда моешься, замечаешь, что мыло какое-то странное? Да наверняка обращал на это внимание.

– Наверное, – как-то неуверенно проговорил в телефонную трубку Иванов, – да наверняка это так. Я даже что-то припоминаю…

Он действительно вспомнил, что когда намыливал руки, то на кистях рук оставались мыльные комочки. Но разве это важно? Нет, думал Иванов, это практически все равно, некогда о таких мелочах задумываться.

– Не скажи! – горячо перебивал друга Сергей. – Разве тебя это не напрягает? Я вот вчера пришел в магазин и начал с мылом разбираться, а мне старые люди посоветовали хозяйственным пользоваться. Вот ты каким мылом пользуешься?

Телефонный разговор длился между друзьями уже около часа, время от времени в трубке раздавался треск, словно она уже не выдерживала и готова была переломиться, точно попавшая под ноги сухая ветка в непроходимом лесу философских размышлений о смысле жизни.

– Каким мылом пользуюсь? – Иванов от неожиданности призадумался, – не знаю… Впрочем, по-моему, кремовым. Да, кремовым. Случайно запомнил название, когда в «Абрикосе» покупал.

– Кремовым, понятно, – знающе протянул Сергей. – Ты извини, что отнимаю у тебя время по такому, казалось бы, пустячному поводу. Подумаешь, мыло. Но, с другой стороны, хочется хоть минимального комфорта. Если уж не дано по жизни у моря жить и наслаждаться его водами, то хотя бы нормально в ванне помыться – это разве преступление?

– Конечно, нет, – поспешно заверил Иванов товарища в его правоте. – Только мне пора идти. Извини, как-нибудь в другой раз договорим. Держись.

– Постой, еще пару минут, – Сергей умоляюще натянул телефонный провод, – ты же не считаешь меня сумасшедшим параноиком, ведь правда?

– Конечно, нет, – Иванов, озабоченно взглянув на часы, начал объяснять Сергею, почему он не считает его параноиком.

Наверное, соседи слушают наш разговор и смеются, думал Иванов. Он жил в недавно построенном доме в квартире на третьем этаже, стены которого листами читались всеслышащими, и все жильцы друг друга слышали, а видели, только когда выходили из квартир; а некоторые при этом даже улыбались своим соседям и даже заговорщицки подмигивали им, словно повязанным с ними одной тайной товарищам.

Иванов избегал встречи с соседями, так как они многое о нем знали, и он о них кое-что знал, и ему было неуютно думать о том, что сейчас, возможно, люди за стеной ушами невольно наблюдают, как из их стены вырастают причудливые, раскрашенные сумасшедшими цветами растения носатых разговоров о превратностях туалетного мыла…

Тем более он вспомнил вот такую историю, случившуюся примерно год назад. Как-то в июне родственники оставили ему на две недели свою собачку, так как сами уезжали на юг в отпуск.

Дней 10 он и не догадывался, что стоило ему только уйти из дома, собачка начинала выть и лаять, как бы стараясь дозвониться до своих дорогих хозяев, через луну, словно через спутник, с ними связаться. Но хозяева не сумели через луну с собакой соединиться, и она сидела в одиночестве и тосковала, точно человек у телефона, отключенного за долги.

Однажды, когда Иванов пришел домой, в дверях его квартиры белел лист бумаги с просьбой позвонить по телефону, начертанному шариковой ручкой.

Связавшись через телефон с находящимся на околоземной орбите спутником, через него Иванов послал сигнал на содержащийся в записке телефонный номер, и тут же услышал прозвучавший у соседей сотовый телефон.

Они долго разговаривали с соседкой о том, о сем, о несчастной собачке. Соседка жаловалась на собачий лай, а Иванов ее заверил, что буквально на днях приедут хозяева собаки и ее заберут. Свои голоса они слышали и в телефонных трубках, и рядом, за тонкой стеной. На самом деле им совершенно не нужен был далекий околоземный спутник, они запросто могли бы поговорить и вживую, даже через стенку, хорошо слыша голоса друг друга, переговариваясь, словно сидевшие по соседству заключенные в тюрьму узники…

Вот и сейчас на том конце телефонного провода собакой выл Сергей, желая мылом очиститься от жизненного налета быта и снова почувствовать себя легким и сильным, воскресшим к новой жизни, защищенным ребенком.

Сергей говорил о мыле, а сам одинокой душой плакал о себе самом и не мог до транзитной луны долететь, чтобы через нее наконец-то добраться до Иванова в гости.

А луна чистым, золотистым мылом появлялась ночью, но не было сил до нее добраться и ее забрать с черной полки небес, чтобы наконец-то смыть с себя сажу людских скорбей.

Томск