О преимуществах хвоста перед копчиком

Лариса Миллер с любимой собачкой Мишкой, 1990. Фото из архива автора

«О если б без слова/ Сказаться душой было можно!» – с тоской восклицает поэт. Но такое общение существует. Стоит тебе утром приподнять с подушки голову, как твоя душа вступает в молчаливый диалог с душой собаки, которая, встав передними лапами на постель, усиленно виляет хвостом и смотрит в глаза: «С добрым утром!» Впрочем, надо ли переводить подобную сцену на человеческий язык, если вся ее прелесть в том, что она – немая? Говорит душа, и говорит без слов. Даже если ты и произносишь какие-то слова, их смысл не важен. Звук и интонация – вот что различает твой четвероногий собеседник. Ты почесал его за ухом, задумался, рука повисла в воздухе, и он тут же принимается настойчиво подталкивать твою руку своим влажным холодным носом: «Почему перестал? Продолжай!» Опять перевожу с собачьего на человечий. Порочная привычка все выражать с помощью слов. Слово – вот корень зла. Вот что растлевает душу, изощряет ум, порождая двоемыслие, подтекст, уловки, кривотолки. Собака потому и простодушна, что бессловесна. Простодушна, но не примитивна. Ее чувства разнообразны, как и способы их выражения. Один только лай чего стоит. Лай заливистый с повизгиванием сопровождает игру в палки; смешанный с рычанием означает угрозу; отрывистый и настойчивый – просьбу; похожий на скулеж – жалобу. Хочешь понимать собаку – смотри и слушай. Она прямодушна, выражается ясно. Ты расстроен, и она беспокойно заглядывает тебе в глаза. Ты зол, и она забивается под диван от греха подальше. Ты весел, и она с игривым видом валится на спину, предлагая тебе почесать ей брюхо. Ты пакуешь чемодан, и она с тревогой следит за каждым твоим движением. Ты, взяв чемодан, направляешься к двери, и она принимается отчаянно выть. Этот вой еще долго будет стоять у тебя в ушах. И если уж переводить с собачьего на человечий, то только стихами:

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь,

С любимыми не расставайтесь,

Всей кровью прорастайте в них.

И каждый раз навек прощайтесь,

И каждый раз навек прощайтесь,

И каждый раз навек прощайтесь,

Когда уходите на миг.

(Александр Кочетков)

Ах, венец творенья! Далеко тебе до собачьей преданности. Будь ты ничтожнейшим из смертных, собака все равно будет любить тебя и никогда не предаст. Любовь для нее – условие существования. Желая обругать свою жизнь, ты называешь ее «собачьей», невольно признавая тот факт, что плохо четвероногому в этом мире, что не можешь ты обеспечить ему, как, впрочем, и себе, сносного существования. Да что ты вообще можешь? Разве ты способен на собачью непосредственность в выражении чувств? Копчик – это все, что у тебя осталось от такой совершенной вещи, как хвост. Собачий хвост – это исповедь. Это – страстный и предельно откровенный рассказ о радостях, печалях, страхах и обидах. Даже огрызок хвоста способен поведать об очень многом. Было бы кому.

А собачья деликатность... Ты угостил собаку, а она сыта и в гробу видела твое угощенье. Но разве она может тебя обидеть? Мучается, но ест. Да еще не забывает благодарно повиливать. Хорошо, если дело происходит за городом. Там хоть можно, взяв злополучный кусочек в пасть и ускользнув с ним из дому, незаметно закопать его где-нибудь на участке, а потом с невинным видом вернуться и лечь у ног щедрого хозяина. И если бы не перепачканный в земле нос, никто бы никогда не догадался, что угощение не съедено, а зарыто. Таких тайников за лето набирается немало. И, что удивительно, собака помнит их все и накануне возвращения в город «обходит дозором». Что же касается возвращения в город и вообще любого переезда, то для отдельных собачьих особей это – сплошной надрыв и мука. Пока набивают машину вещами, вой стоит над землей русской. Собачий вой. Люди сбегаются, чтоб узнать, в чем дело. Да ни в чем. Обыкновенный переезд. Грузят вещи. Погрузят и поедут. С собакой на коленях. Никто никогда ее не бросал. Так что же она воет? «Наверное, другие собаки сказывали», – догадался кто-то. И в самую точку попал. Конечно же, это – прапамять, голос прошлого, которое и давит, и гнетет. Как по ребенку можно в какой-то степени судить о родителях, так по собаке – об обществе в целом. Собака изначально – существо благородное и глубоко порядочное. Все дурное в ней – от лукавого. От лукавого и порочного человека.

Впрочем, не о нем сейчас речь, а о твари бессловесной. О ее бесхитростных хитростях и простодушных попытках самоутвердиться. Вот на тропу выскочила белка. Казалось бы, беги и лови, коли ты – охотник. Но какой охотник из городского домашнего пса? Не нужна ему белка. Ему нужно показать себя: вот, мол, я – ужасный и прекрасный, великий стратег и тактик; я стою как вкопанный и не кидаюсь на свою жертву лишь потому, что еще не время. Но вот прошла секунда, белка устремилась вверх по стволу. Теперь самое время бегать вокруг дерева, царапать передними лапами ствол и, задрав морду, визгливо лаять. Не торопи его, хозяин, не зови. Он занят: он нюхает беличий след.

О, эти запахи... Что ты в них понимаешь? Идешь по лесу и думаешь свою нудную думу. А собака тем временем, принюхиваясь и перебегая с места на место, переживает минуты наивысшего вдохновения. Кто здесь оставил влажный след? Кто промелькнул, «дыша духами и туманами»? Вот ветер принес какой-то новый манящий запах, и пес, на секунду замерев и пошевелив кончиком носа, срывается с места и мчится ему навстречу. И пусть цель не столь уж романтична, поджариваемый на костре шашлык или течная сучка – сила и свежесть чувств – вот что важно. Впрочем, существуют и бескорыстные радости: купанье зимой в свежевыпавшем снегу, а летом – в нагретом солнцем песке. Слабо тебе так жить: азартно, самозабвенно, здесь и сейчас. Да к тому же с неизменной любовью в сердце.

Недавно в газете появилась заметка о говорящей собаке, которая называет хозяйку «ма-ма», а еду – «ам-ам». На одну бессловесную тварь меньше. Жаль. Да сохранится в этом мире, безнадежно отравленном ядовитыми выбросами (в том числе и словесными), заповедная область незамутненных чувств, где души общаются без слов – напрямую.

А завершить хочу стихами о собаках, которые часто служат мне музой.

* * *

Нет, мы не плачем, мы не плачем.

И, будь мы хвостиком собачьим

Любой длины и толщины

С рождения оснащены,

Мы им бы весело виляли,

Безумно радуясь, что взяли

Нас погулять на белый свет,

Где можно взять волшебный след.