Дмитрий Плахов.
Вымирание видов: Стихотворения. – М.: Элит, 2018. – 120 с. |
Новая книга Дмитрия Плахова – не хронологический набор текстов, а структурированный ряд, подчиненный замыслу, который во многом «подыгрывает» формируемому Плаховым образу поэта, который создавается в результате сложного конгломерата литературного контекста и поведения в литературной среде. Тут стоит упомянуть, что транслируемый поэтом образ Дон Жуана, придуманный им для определения своей поэтики стебный термин «поствагинизм», обсценная лексика становятся своего рода манком, приглашающим в ловушку. Манок формирует нечто вроде эффекта «московского озорного гуляки», успокаивает, снимает с поэта ауру скучной академичной серьезности.
Важный прием – игра. Помимо масок и иносказаний вступает в силу органичный для поэзии конца XX – начала XXI века как бы стебный стиль: «Дело было не в Пенькове,/ не пойми в каком году,/ а в таинственном алькове/ возле центра Помпиду/ <…> Я отважный подпоручик/ кирасирского полка,/ обожатель женских ручек,/ прочих прелестей алкал». Однако у Плахова куртуазный стиль служит только затравкой, чтобы в финале приемами снижения, контраста вывернуть все наизнанку: «За лабазом возле стенки,/ выжрав хлебного вина,/ вылупив пустые зенки,/ беспардонно глядя на/ воздусей аквамарины,/ алкоголик и дебил…» Элемент игры – желание примерить на себя все маски: «я квестор был эрария/ потом префект претория/ моя звучала ария/ гремела оратория <…> в плену страстей обилия/ танцуй младая грация/ лобзай во мне вергилия/ проперция горация».
Излюбленная форма Плахова – динамичная фэнтези-баллада, где герой действует во вневременном пространстве либо в условиях постапокалипсиса техногенной цивилизации: «когда-то здесь фламингия летала/ цвели поля/ а нынче роща черного металла/ и бурого угля/ суставы переломанных конструкций/ слои культур/ колосья трансурановых настурций/ ребристых арматур». В ней работают античные мифы, фантастика, аллюзии, скрытые и открытые цитаты, а сеть кульминаций создается не сюжетом, а рифмами, смысловыми аллитерациями, использованием для эротических сцен то бранной лексики, то изящных эвфемизмов: «я был червленым казаком/ а после падаль/ а ты ласкала языком/ хрусталь айпада», «с юбкой твоей накоротке/ средняя школа/ так пригуби на чердаке/ флейту эола». Редко, мельком автор «отключает процессор», показывает искреннее лицо. Может быть, в стихотворении «иван-дурак», в поэме «Маршалы». Впрочем – и это тоже часть замысла.
комментарии(0)