Волшебная комната

А где-то там едоки картофеля... Рисунок Андрея Киселева

– Vasilisa Andreevna, le petit déjeuner est servi. Je vous attends*.

Василиса вытянулась на кровати, свесила сначала руку, потом стала медленно сползать, чтобы продлить эти секунды нежно-теплой мягкости. Все же трагический миг касания ногами пола наступил, и она прыгнула к окну.

«Зима, крестьянин торжествуя», – начала декламировать Василиса, когда в комнату вошла мама.

– Душа моя, тебе пора умываться и завтракать. Сюжеты для очередных картин будем разглядывать позже, – сказала она с намерением немедленно отправить дочь в ванную, но и сама не смогла не восхититься красотой, блиставшей за окном. Снег и лед экспрессивными мазками покрыли Неву, а солнце рисовало на ней мазками Караваджо. Купол Исаакиевского сверкал, как начищенный чуковской Федорой самовар, и хотелось кустодиевских санок, шубы и чая одновременно.

Строгость и академичность виду придавал, конечно, Зимний со своей бирюзово-холодной красотой и стройными колоннами. Адмиралтейство по сравнению с ним казалось пухлой дамой в маскарадной шляпе со шпилем-пером, однако, дамой со вкусом и утонченными манерами. А Петропавловке хотелось на плечи накинуть теплый плед, чтобы худенькая красавица не мерзла.

Увлекшись игрой света и представляя поочередно шедевры мирового искусства, на которых зима была изображена то в традиционно белом, то в темно-мрачном, то в виде скульптуры хрупкой девушки, мама даже не заметила, как Василиса вышла из душа и отправилась в столовую.

– По какому поводу у нас сегодня сырники со сгущенкой? Ты с кем-то в школе вчера поссорилась? – спросила она дочь.

– Все более прозаично, мам, – чувствую наступление холодов и запасаюсь жиром. «А в них запасы годовые», – продекламировала Василиса, надув щеки и изображая хомяка из детского стишка.

– Агата Владимировна, я, с вашего позволения, запасусь хлопьями с низкокалорийным йогуртом, а то, боюсь, с кладовыми жировыми у меня и так все в порядке. А сегодня у нас праздник – вечером прилетает Андрей.

– Явление отца народу – это действительно событие выдающееся. И когда же почтут забытых домочадцев?

– По расписанию прилет в 17:20, но еще таможня, багаж. Я встречу его в аэропорту. Вы с Агатой Владимировной подождете нас дома.

– Я же рисую вечером. Так что мне даже не придется ждать.

Василиса училась в гимназии с латынью и прочими полагающимися для девочки из благородного семейства дисциплинами, которая располагалась на Горьковской, в десяти минутах ходьбы от ее не менее благородного ареала обитания.

После школы полагались два раза в неделю танцы, три раза английский (на французском перманентно разговаривала дома Агата Владимировна), и столько же – посещение художественной студии при Эрмитаже. В свои десять Василиса была занята не менее министра.

День пролетел незаметно, и вечером вся семья собралась за торжественным ужином.

– Как гастроли, папа? – спросила Василиса, зная как отцу-скрипачу важно рассказать про утонченную или «хамоватую» публику, про эксцентричного или «юморного» дирижера. Он любил свою работу, и так как она составляла большую часть его жизни, ему было важно, чтобы семья интересовалась, а он обстоятельно рассказывал, обязательно вставляя в повествование добрые, незамысловатые шутки.

Папа завершал делиться впечатлениями, как правило, к десерту, Василиса знала это и ждала тирамису.

– Итак, первые скрипки выступили великолепно, контрабас – на четверку, а дирижер был все-таки немного фамильярен, – подытожила девочка предыдущие полчаса. Внимание, вопрос: сколько килограммов тирамису съел оркестр Мариинского театра во время гастролей в Ла Скала?

– Не так много, Василиса, не так много, как ты думаешь, дорогая. Пять дней по восемь часов в день артист Мариинского на гастролях в Ла Скала проводил за репетицией, дней было всего шесть, из них четыре – с выступлениями, один заняла дорога. Внимание, вопрос: сколько времени оставалось артисту Мариинского на то, чтобы думать про тирамису?

– Ах, папа, но это же не корректный вопрос! Думать про тирамису ты мог даже сидя в «яме».

– Сидя в «яме», милая, я думаю про свою партию, потому что иначе было бы невозможно твое заключение по поводу качества исполнения солирующих скрипок.

– И все-таки расскажи, как вам Милан на этот раз?

– Следующие гастроли будут как раз в твои каникулы, и вы сможете с мамой оценить количество тирамису, умещающееся в десятилетнюю девочку ростом сто тридцать пять сантиметров и весом в примерно тридцать килограмм.

Перед сном Василиса, как часто бывало, стояла у окна, любуясь прекрасным видом. И, как обычно, пожелать bon nuit заходила мама.

– Смотри, какое бархатное небо. И месяц тоненький, изящный.

– А там, на звезде, дом Маленького Принца? – спросила Василиса.

– Может быть. Ярко нам светит, передает привет. И instruction – Василиса, пора спать, звездочка моя.

– Мама, а ты меня любишь больше всего на свете?

– Обещаю, что на мороженое с шоколадом никогда тебя не променяю.

– Даже с ванильным сиропом? – лукаво улыбаясь, добавила девочка.

– Если с сиропом, то придется серьезно подумать.

Мама обняла свою принцессу, поцеловала по традиции три раза, и удалилась.

Девочка еще долго лежала в темноте, свет от маленькой луны осторожно касался подоконников и едва дотягивался до углов кровати. «Не беспокоит меня. Видимо, действительно пора спать», – подумала Василиса.

На следующий день после школы ее забирал папа – редкая привилегия.

– У нас будут гости, Василиса, – объявил папа, как концертмейстер, торжественно и при этом непринужденно. Мой давний друг, пианист, вернулся из Франции. Теперь они будут жить в Петербурге. Матвей, его сын, – почти твой ровесник. Матвей играет на виолончели, уже победил в международном конкурсе. Его мама, Анастасия Александровна, знаменитая балерина. А папу зовут Лев Андреевич, впрочем, мы еще представимся вечером. Я просто хотел тебя оповестить и попросить быть с Матвеем милой, он здесь новенький, ему нужна поддержка.

– Он будет ходить в мою школу?

– Да. Как ты догадалась?

– Составила логическую цепочку из твоих высказываний: просят помочь и поддерживать, значит, не только во время ужина. Все кролики любят морковку, Роджер – кролик, donc, Роджер любит морковку.

Папа засмеялся, а когда речь зашла о знаменитом кролике, он удивленно смотрел на Василису.

– Предмет у нас есть такой – логика. Там рассказывали, – пояснила Василиса.

– Логика – это хорошо, – заключил папа, как всегда делают взрослые, когда не находят сказать ничего более конкретного, оригинального и вообще не находят, что сказать.

Дома приготовления к вечернему мероприятию шли полным ходом. Агата Владимировна расставляла цветы в вазах, из кухни исходил по-особенному притягательный аромат. А натертый до ослепительного блеска рояль всем своим видом и годом изготовления выражал великую гордость за societe, родившее его на свет, и выглядел по-праздничному.

– Агата Владимировна, а что у нас сегодня на десерт? – расспрашивала Василиса, прибежав на кухню, едва переодевшись и помыв руки (без этого была бы выставлена вон).

– Это будет сюрприз, – отвечала строгая домоправительница на французском, потому как на иных языках она в виду должностных обязанностей с Василисой не общалась.

– О-о, сетантересан, – протянула девочка, делая особенный акцент на последний носовой «ан». – Что же, даже мне не скажете?

– Это будет сюрприз для ВСЕХ, – сказала А.В., и всем видом показала, что Василисе пора идти по своим делам.

А дел было немало: предстояло принять учителя английского, сделать уроки. К великой Василисиной радости, по случаю званого ужина на сегодня она была освобождена от танцев, которые существовали в ее жизни не вместо, а в дополнение к Эрмитажу и занятиям английским, и утомляли свободолюбивую Василису чересчур строгими академическими порядками. По части чопорности ей хватало и школы со всеми ее греческими и латынями.

Девочке нравилась геометрия и астрономия. Программа пятого класса по этим предметам была хоть и не слишком углубленная, однако весьма занимательная. Углублением был сам факт существования у пятиклассников таких предметов. К удивлению всех, Василиса успевала по геометрии и астрономии наравне с лучшими в классе (двое других были мальчиками, разумеется).

Учителем английского был студент из Австралии, которого Василиса ласково называла Кенгуру. Он и правда немного походил на материкового эндемика: долговязый, сутулый, хоть и с длинными руками. Но, конечно, как и полагается жителю южного материка, – блондин с небесно-голубыми глазами, которые всегда смотрели на Василису как на маленькую сестренку, которая у него была дома. Они отлично ладили и даже тайно от А.В. и мамы иногда забегали в Макдональдс. Василиса лакомилась десертом, а Брайан – картошкой фри, крылышками и колой.

Схема похода была разработана Василисой до мелочей: в день занятий девочка якобы уходила из школы со старшим братом одноклассника, Петра, жившего в соседней парадной. Для подтверждения легенды стоило лишь однажды попросить одноклассника сообщить об этом А.В., что тот и сделал тоном наиболее серьезным и деловым. Брайан встречал Василису после уроков, а потом приходил, выждав нужные 15 минут, допивая колу.

Брайан не очень утруждал Василису грамматикой, а так как способности у нее были выдающиеся, в школе она успевала лучше всех, что и было отнесено родителями на счет дорогих частных уроков. Они болтали про птичек, Деда Мороза и прическу Мэрилин Монро, иногда Василиса рассказывала об устройстве солнечной системы по Кеплеру. Сегодня она поведала Брайану про радостное событие и предложила закончить пораньше.

Ужин проходил в обстановке увеселительной и непринужденной. Лев Андреевич с папой шутили, мамы сошлись на любви к Моне, а дети – на ненависти к латыни.

После десерта все распределились по интересам. Василиса предложила Матвею посмотреть слайды, у нее была целая коллекция картин, доставшаяся по наследству от бабушки, большой любительницы импрессионистов и постимпрессионистов.

Василиса достала огромную коробку.

– Что будем смотреть? Хм... Ван Гог. Давай Ван Гога! Я видела в Эрмитаже – у него красивые картины, очень цветные. Хорошо?

– Хорошо, – кивнул Матвей.

Василиса с таким энтузиазмом произнесла «цветные картины», что предлагать «Карлсона» было банально. И неизвестно даже, был ли он одобрен бабушкой-искусствоведом.

Они забрались в уютное пространство, устроенное для просмотра – огороженный ширмой домик внутри Василисиной комнаты. Проекция шла на стену, завешенную белым ватманом.

Девочка поставила в проектор первый слайд, и пространство вокруг залилось красным, желтым, оранжевым с согнутыми над работой фигурами женщин и кучером вдалеке. Картина была, как несложно догадаться, «Виноградники в Арле».

Дети завороженно разглядывали желтое небо, блики огненного гиганта на воде, синие горы вдали и, конечно, алые виноградники.

– О чем она думает? – спросила Василиса, пристально глядя на женщину первого плана, стоявшую вполоборота к зрителю.

– Que-ce que vous penser, madame**?

– Le soliel va se coucher tres tot, et il y a encore beacoup de travail***, – подхватил игру Матвей.

– Как дела, красотки мои? – вступил Матвей за кучера на заднем плане.

– Ты тоже слышишь? – шепотом спросила Василиса.

– Да. Они тихо поют.

– А кучер что-то говорит женщинам? Salut, les filles, quel chaleur aujourd’hui! Жаркий выдался денек!

Женщины покивали, даже не поднимая головы – поглощены работой.

– Да, не сладко им там. В прошлом году мы с мамой были в Провансе. Ух и пекло было! – прокомментировал ситуацию Матвей и широко улыбнулся, сам радуясь от своего «ух и пекло».

Василиса не отреагировала и продолжала смотреть на картину, которая оживала у них на глазах, заманивая в лоно южной французской провинции.

– Вот бы им помочь, – сказала Василиса. – Это сложно – собирать виноград?

– Думаю, на таком солнцепеке даже и без собирания винограда, как говорит наша суровая Анна Леопольдовна, «не сахар».

В ответ на удивленный взгляд Василисы мальчик сообщил, что суровая Анна Леопольдовна преподает ему сольфеджио.

– Если мы слышим их голоса, интересно, мы можем туда попасть?

Тут голоса стали стихать, и картина снова отрешенно застыла на стене.

– Солнце такое красное, градусов тридцать пять, не меньше, – отметил Матвей. Видимо, погодные условия собирания винограда занимали мальчика больше всего.

– Нам говорили, что он выдавливал краску из тюбика прямо на холст и размазывал пальцами, – сделала искусствоведческий экскурс Василиса, делясь полученными в школе при Эрмитаже знаниями. Интересно, пальцы у него были тонкие?

– Зачем ему тонкие? Он же не Денис Мацуев.

Матвея позвали собираться домой.

– Приходи завтра, еще что-нибудь посмотрим.

– Ага, спасибо.

На следующий день Василиса ждала с нетерпением вечера и погружения снова в свою «Волшебную комнату».

На сей раз они рассматривали «Автопортрет с трубкой».

– «Для того чтобы хорошо работать, нужно хорошо есть, жить в хорошем доме, время от времени плясать, курить трубку и пить кофе в тишине»****, – вдруг заговорил художник.

– Здравствуйте. Хотите, я вам принесу кофе? – не растерялась Василиса.

– Ах, что вы, милая девочка, не стоит беспокоиться. Я никому не нужен.

– Нет-нет! Нам нужен! Очень! Пожалуйста, не грустите. У нас есть еще отличный торт. Хотите?

Пока Василиса бегала на кухню, голос пропал.

– Он курил трубку, – прошептал Матвей.

– Бедный… По-моему, он сегодня ничего не ел.

– Смотри, это его комната. Такая маленькая, почти как у лицеистов. Ты не видел? В Пушкине.

– Нет, у лицеистов в гостях я еще не был.

– Это, наверное, его картины на стенах. Он все равно ничего не мог продать, у себя хранил. А кровать такая забавная, как будто детская.

Василиса пыталась отвлечься от грустного Винсента.

– Давай картину с лодками посмотрим.

– Я бы хотела поплыть куда-нибудь на необитаемый остров, вот на этой, красненькой.

– Во Франции девочки не любят «красненькое» и не дают нести портфель.

– Странные они...

– Вот эти японские мне тоже очень нравятся, такие изящные цветочки. Я умею лепить. Хочешь, покажу?

Следующий день начался с «Едоков картофеля».

– Ой, как у них тут темно!

– Раньше было две лампы, а теперь денег на керосин нет. Это хорошо, что хоть эта осталась, – говорила женщина с картины, будто отвечая на замечание Василисы.

– Сосед наш, Марсель, умер вчера от легочной болезни. Теперь его жена и трое детишек остались без кормильца. Надо бы им картошки занести сегодня, – продолжила разговор другая.

– Проклятая шахта!..

– Ой, какой ужас! Может, вы хотите торта? – пыталась как-то приободрить едоков Василиса.

Герои не слышали ее и говорили о своем.

– Это невыносимо, Матвей, пусть они прекратят!

Василиса заплакала.

Мальчик поспешно вытащил слайд и обнял девочку.

– Не расстраивайся так, они ненастоящие!

На следующий день Василиса была мрачна, даже задачи по геометрии не давались.

– Что случилось, милая? Ты какая-то хмурая целый вечер. И Матвей сегодня не пришел. Мы с папой очень обрадовались, что вы подружились…

– Мама, ты знаешь «Едоков картофеля»?

– Картину Ван Гога? Да, конечно. А что?

– Почему они такие грустные там?

– Потому что у них была непростая жизнь. Мужчины работали в шахте в очень тяжелых условиях, многие погибали. А женщины занимались хозяйством, выращивали овощи, чтобы хоть как-то прокормиться. Климат на севере Голландии не самый благоприятный, кроме картошки и капусты много чего не вырастишь. Потому и «Едоки картофеля».

– А сейчас так не бывает, да ведь?

– Нет, милая. В наше время у рабочих не такие условия, но все же шахтерам непросто живется.

– Они есть, шахтеры, и сейчас? А где же они живут?

– Да, конечно, есть. Живут они там, где добывают уголь, в Донбассе, например.

– А это далеко от Петербурга – Донбасс?

– Да, Василиса, это на юге Украины.

– А мы поедем когда-нибудь на юг Украины?

– Разве что в Крым, дорогая моя. В Донбасс не поедем, не волнуйся.

– А больше нет нигде шахтеров, только в Донбассе?

– Почему же нет? Уголь добывают и у нас, и в Китае тоже.

– А зачем? Раз это так тяжело и люди болеют… Это же несправедливо.

– Из угля получают энергию. Энергия нужна для производства, для нас тоже, чтобы дома, например, было тепло.

– А по-другому нельзя добывать энергию?

– Можно, но на все не хватает.

– Мама, мне очень жалко этих шахтеров.

– Василиса, милая, в жизни много страдания и несправедливости. Как бы тебе сказать... Не все могут ходить в Эрмитаж и заниматься английским. Не у всех есть Агата Владимировна.

– Хм... я не знала, что это так хорошо – ходить в Эрмитаж...

Василиса задумалась и, немного помолчав, сказала:

– Я больше не буду жаловаться на свою учительницу танцев, мама. Ох, я вообще больше не буду жаловаться.

– Да, это хорошая идея, на учительницу танцев не нужно жаловаться. И на куратора в Эрмитаже тоже. Они не желают тебе зла. Я же тебе всегда говорила. Разве нет?

– Ну да, говорила, – протяжно произнесла девочка, прижимаясь к маме. Я просто вреднючая, да? Et en peu gaté*****, как говорит А.В.

– А.В. всегда правду говорит, – мама даже выпрямилась при этих словах.

– Почитай мне «Маленького принца», пожалуйста.

– Конечно, моя принцесса, конечно. Принцессам не нужно грустить.

------------------------------------------

* Василиса Андреевна, завтрак готов (франц.).

** О чем вы думаете, мадам? (франц.)

*** Солнце скоро зайдет, а у нас еще много работы (франц.).

**** Цит. по «Письма Ван Гога Тео».

***** Испорченная (франц.).