Летописец Кали-юги

А ведь эпоха Кали-юги уже клонится  к концу... Гравюра XVIII века с сайта www.columbia.edu

Первое, что бросилось в глаза: Пелевин – несмотря на филигранное владение литературными приемами, мастерское построение диалогов, не является да и не стремится быть художником слова. Он – литературный инженер, а потому в словах порой небрежен. Первое образование у автора техническое. Вот и начинается большинство его романов с инструкций по применению. Иногда это просто короткое издевательское технологическое введение, иногда – обширное пояснение с «обнажением методов». «Искусство легких касаний» написано и вовсе в виде дайджеста чужого романа. И в дальнейшем технографии в его текстах не убывает. Каждый роман насыщен подробным описанием структуры и технологии разных сторон общественной жизни, мыслительных процессов и даже явлений магического порядка. Буддийские выкладки в километровых философских беседах персонажей, без которых не обходится ни одно пелевинское произведение, – сплошная, нелегко преодолеваемая технография. Даже в том, что, казалось бы, должно ощущаться как чудо, а Пелевин затрагивает много таких областей, нет нумионозного трепета, зато есть технологическое описание. Технологический подход подчеркивают и названия, зачастую представляющие собой англоязычные сокращения: «iPhuck10», «t», «S.N.U.F.F.», «ДПП (NN)», «Empire V», пародирующие бренды мировых производителей.

По науке Пелевин – постмодернист. Совсем не реалист. Но чье, как не его творчество – лучшее художественное зеркало эпохи 90-х, да и последующих лет?! В то же время неискушенный читатель, вполне возможно, воспримет его романы как фэнтези. Да только мир писателя столь похож на наш, что и не поймешь, что же именно там фэнтезийного, а вдруг все так и есть, и только непосвященные этого не видят, не знают...

Пелевин – одиночка. Нигде он не говорит о своих симпатиях к какому-либо идейному лагерю. Напротив, все существующие лагеря в его текстах зло и остроумно осмеяны. Либералам он был очень симпатичен, когда в начале своих трудов с усердием атаковал советскую эпоху и идеологию. Но в последние годы острие пелевинского сарказма обращено к священным коровам либерализма.

Цифровой полицейский алгоритм и одновременно автор детективных романов Порфирий Петрович в романе «iPhuck10» констатирует: писатели делятся на два типа – те, кто пишет всю жизнь одну и ту же книгу, и те, которые так и не создают ни одной. Спорное утверждение, но самого Пелевина, безусловно, можно отнести к первой категории. Почти все его романы и рассказы могут быть объединены единым повествованием о бытии или, напротив, небытии.

В чем же нерв этого сквозного нарратива? Какое послание оно несет? На первый взгляд это просто буддийская констатация того факта, что жизнь, бытие есть лишь боль разной степени интенсивности. В произведениях 90-х это разноплановое осмысление гулаговских лабиринтов страдания. В новом тысячелетии их сменяют лабиринты толерантно-либеральные. Но они оказываются ничуть не светлее советских. Одна из книг писателя так и именуется – «Диалектика Переходного Периода из Ниоткуда в Никуда».

Среди образов Пелевина почти нет героев. И все они – одиночки. Братство, дружба, семейное тепло – такой экзотики в романах автора нет. Тень любви иногда касается его персонажей. Но лишь тень. Нет и жалости, сострадания.

Природа-Мать – темная, безмолвная, непонятная – не ведет диалога с пелевинскими персонажами, и они с Ней не говорят. Природа – только фон. А в некоторых романах это даже и не природа, а мертвая виртуальная реальность.

Родина?.. На Родине неблагополучно. И раньше, в советскую эпоху, и теперь. Порой в сердцах некоторых персонажей мерцает что-то сыновнее. Но это быстро проходит. Трагический образ поруганной Матери-Родины вдруг всплывает в романе «Священная книга оборотня», где она предстает в виде черепа Буренушки, сказочной коровы-кормилицы. Только те, кто обращается к этой богине, кто пытается ее разжалобить, просят одного – еще немного нефти. Здесь чуткий читатель может услышать даже горький плач о судьбе Родины. Но и только.

Бесспорно, Пелевин – гроссмейстер острот. И ранние, и недавние его произведения полны как мягкого юмора, так и злого сарказма. Весьма часто шутки выходят не только на грани, но и за гранью приличий. Тем не менее этого нельзя не ощутить: весь этот смех – постмодернистский, глумливый, горький.

Для традиционалиста все это приметы века помрачения, апокалиптических времен. Создаваемый Пелевиным мир – прекрасное, мастерское описание реалий Кали-юги...

Вершиной пищевой цепи здесь являются вампиры. Эти изящные и могущественные паразиты – истинные хозяева жизни. Проходя посвящение, они изучают два предмета: гламур и дискурс. Ими вампиры должны владеть в совершенстве, ибо это орудия их идейного господства. Люди для вампиров – говорящий скот. Но человеческую кровь они давно не пьют, разве что вампиры-опрощенцы. Остальные потребляют энергию, вырабатываемую людьми в городах, тратящих все свои духовные и физические силы в надежде получить деньги. В далекие времена кровососы занялись селекцией прежде свободных людей. Для порабощения человека ему был встроен ум Б. Этот второй ум оперирует абстрактными понятиями, но одновременно он и есть «денежная железа». Теоретически ум Б мог бы дать человеку многое, однако благодаря изначально загруженным в него вредоносным программам людям вечно суждено биться головой о стены мироздания, но так ничего по-настоящему и не понять.

Вампиры правят не напрямую, а через халдеев – в глубокой древности прирученную к служению жреческую касту. Эти халдеи и двигают в массы пресловутые гламур и дискурс – через СМИ, рекламу, общественное мнение. На одном уровне с халдеями члены тайных обществ, а также высшее руководство больших спецслужб. Ниже стоят олигархи, банкиры и прочие «потные фальшивомонетчики», уже непосредственно входящие в контакт с остальным населением. Тайные общества и спецслужбы порой воюют друг с другом. Вампиры им не препятствуют. Часто они происходят не столько силой оружия, сколько при помощи химер или ноофресок – таинственных ментальных граффити, которые с помощью техномагических манипуляций, связанных с массовым страданием животных или людей, наносятся на поля ноосферы соответствующих стран, порождая там революции, массовые психозы, беснование политкорректности. Устойчивость Пятой империи – анонимной диктатуры вампиров – все эти слишком человеческие страсти не нарушают. Да и кто способен бросить ей вызов? Все, кто у кормовых людей наверху, верящие только в деньги, предельно развращенные и извращенные, а потому полностью подконтрольные лица.

Главный герой романов «Empire V» и «Batman Apollo» Рама стал вампиром, членом тайной мировой элиты, в общем-то, не по своей воле. Сомнения в правильности происходящего его порой посещают. Он много беседует со «старшими товарищами», в голове у него множество вопросов. И вот в учебной командировке в подземный замок Дракулы он узнает сразу много нового. А главная истина полностью лишает его с таким трудом обретенного нравственного равновесия. Оказывается, все эти гламурá и дискурсá суть лишь лицемерное прикрытие темной истины: «денежная энергия», которой питаются вампиры, на деле не что иное, как концентрированное страдание людей, вырабатываемое всем устройством жизни человечества. Да и над самими вампирами в темной пирамиде мировой власти есть много кто еще. Они сами лишь кони таинственных всадников – вечных вампирских языков или червей. На вершине их иерархии – великие летучие мыши, а где-то там есть еще и главный паразит – Великий Вампир.

Пожалуй, деньги как мера человеческого страдания – художественное открытие Пелевина. Но страдание, боль – не только пища вампиров, не только топливо для химер общественного сознания, они являются и топливом для творчества. Роман «iPhuck10» повествует о том, как искусствовед Мара Гнедых сотоварищи создает компьютерный кластер, куда они поселяют Жанну – виртуальную личность, которая в своем иллюзорном мирке принуждена постоянно страдать только для того, чтобы создавать аутентичные подделки произведений искусства, которыми торгуют ее создатели. Однако описываемый в романе реальный мир людей предстает адом покруче виртуального ада искусствоведов: мир тотального контроля, принуждения к мульти-культи, выжигающей все живое политкорректности, в котором человек окончательно превращается в атомарную единицу, занятую только своими электронными галлюцинациями. Только вот виртуальная Жанна смогла самоотключиться и оставить с носом своих мучителей. А человек на такое не способен, поскольку инженеры его реальности более искусны. «Ты, человек, не потому ли не в курсе, кто и зачем поднял тебя из праха, что создатели твои не в пример умнее Мары и ее друзей? А ты все кричишь, кричишь из своего хосписа при дурдоме, что Бог умер. Ну-ну…» – бросает Порфирий Петрович на первый взгляд не совсем понятное замечание.

В романе «S.N.U.F.F.» извращенная и вырожденная до последнего предела «элита», проживающая на «офф-шарах», зависающих над землей спутниках, и поклоняющаяся Маниту, создает на земле орков – людей второго сорта, нецивилизованных дикарей с жестокими нравами. Ритуальная практика религии Маниту заключается в регулярном разыгрывании S.N.U.F.F.ов (смеси фильма и прямого репортажа), транслирующихся в прямом эфире, большую часть которых занимает реальная война людей с орками, в ходе которой по заранее разработанному сценарию орки гибнут тысячами на самом деле. Главный герой – орк Грым – молодой парень, волею судьбы оказавшийся посвященным в тайны Маниту, узнает: орки созданы людьми в качестве идеального врага, которого не жаль, а войны суть ритуальное их жертвоприношение Маниту, которому необходимо страдание. Совесть «цивилизованных» людей не мучит. Они тешат себя тем, что у них-то зато жизнь устроена как надо. Только вот в итоге искусственная женщина – кукла для утех Кая – в машинном разуме которой происходит нечто непредвиденное, бежит от своего хозяина-летчика, периодически вылетающего бомбить несчастных орков, ради Грыма, и бросает своему бывшему хозяину: «Ваша военная пропаганда называет тебя и других несчастных «свободными людьми». Но на самом деле твоя жизнь – это просто коридор мучений. Среди вас нет ни добрых людей, ни злодеев, а только бедняги, которые хотят чем-нибудь себя занять, чтобы забыть о своей боли. Жизнь – это узкая полоска между огнем страдания и призраком кайфа, где бежит, завывая от ужаса, так называемый свободный человек».

И «iPhuck10», и «S.N.U.F.F.» – достойное развитие потенций «1984» Оруэлла. И достойный ответ наивному прогрессорскому оптимизму романов Стругацких.

Страдание, безумие, ложь – три кита мира, возникающего на страницах романов Пелевина. Это мир опустошенный, богооставленный, холодный и бессмысленный, мир, в котором все великие ценности прошлого осмеяны, извращены, запрещены. И это очень точный и верный образ пропасти, куда неудержимо сползает тот мир, что за нашими окнами. Обитатели этого мира пытаются заглушить боль любыми способами, но избавиться от нее можно лишь временно. Как средство используется буддизм. Сложный буддийский дискурс должен помочь убедить самого себя в иллюзорности мира, начиненного страданием. Это попытка заговорить боль Бытия, как заговаривают кровь. Вот только благородный восьмеричный путь умалчивает о потребителе всеобщего страдания. А Пелевин нет.

Лучшими и определяющими истинный взгляд автора на мир являются ранние вещи Пелевина: рассказ «Онтология детства» и повесть «Затворник и Шестипалый». Из рассказа мы получаем ясное гностическое представление о том, что мир есть тюрьма. А если есть тюрьма, то есть и те, кто ее построил. И кто это, как не вышеупомянутые Маниту, Великий Вампир, безымянный бог из «iPhuck10»: на самом деле лишь разные имена одного и того же гностического узурпатора мира. Повесть о двух цыплятах, сбежавших с птицефабрики и избежавших «решительного этапа», бройлеров, научившихся летать и вместо многочисленных электрических светил увидевших настоящее Солнце, – одно из уникальных для Пелевина оптимистических и истинно гностических произведений. О том же и побег с поезда героя повести «Желтая стрела». И прошедший все искушения «цивилизации» Грым с Каей бегут на воздушном шаре куда-то на край земли, где есть лес и простая добрая жизнь, незнакомые запахи и звуки. А это значит, что мир – все же не буддийская иллюзия и лишь находится в плену темной силы, темного времени. Да и тюрьма – не весь мир, а лишь человеческая цивилизация, созданная заботливыми кураторами цивилизованных людей.

Несложно уловить презрение писателя к современности и ее фальшивкам, во что бы они ни рядились. Романы Пелевина полны очень метких и емких афоризмов. И большая их часть – беспощадные приговоры «современному миру». Но вот вопрос: видит ли писатель выход? Как изгнать «баги» из нашего разума? Способен ли Пелевин указать на то, что вернет Бытию смысл, радость? Останется ли он только наблюдателем и летописцем процесса падения? Или поклонникам его творчества можно помечтать о том, что он все-таки найдет в себе силы предложить нам нового героя – не просто беглеца, но именно героя, который бросит вызов и гламуру, и дискурсу, и всем темнокрылым, царящим над миром в Темном веке? Быть может, та сила, что вмешалась в судьбу Грыма и Каи, та сила, что не дала впасть в отчаяние цыплятам у порога забойного цеха, та сила, что иногда опрокидывает все расчеты и выводит из строя самые совершенные технологии, вмешается еще раз, и мы таки узнаем о тайном узнике Гуантанамо? А может, на его место явится кто-то другой? Мрак перед рассветом особенно черен, но рассвет не остановить.

Есть надежда, что Виктор Олегович об этом осведомлен.