Легкость пенится в поэтической чаше Максимилиана Потемкина. Фото из архива Веры Шаповаловой
Смысловая стяжка между страхом и молитвой организована у него тонко. Внешняя простота строк, свидетельствуя о неустанной внутренней работе, сверкает золотом содержания:
Мне кажется, я больше не боюсь.
Поэтому я больше не молюсь.
Поэтому я небо не кормлю
и этим никогда не оскорблю.
И то, что дальше стихотворение завершается на детско-незащищенной ноте, словно обнажает трепетные корни души поэта Максимилиана Потемкина (1974–2023):
Мне кажется, что каждому бы так.
Пусть кажется. Ведь каждый жить мастак.
Я знаю, что не знаю ничего,
но тем незамутненнее чело.
Его стихи тщательно выделаны, и внешняя простота их, говорит о правильном векторе восприятия поэтического слова. Сколь бы трудны ни были идеи и как бы ни клокотали эмоции, все должно быть доходчиво. Как у классиков. Мелодия его стихов напевна:
Три старика играли джаз,
и им потворствовал сентябрь.
Он джазу равен был, хотя мог
и больше быть на этот раз.
Он мог подмять и стариков,
и филигранный лепет трио,
но вдохновлялся этим ВИА
и усмирял себя легко.
Что это? Предчувствие ранней смерти? Прощание с роскошным и непостижимым миром? Может быть. В его стихах нам открывается тяжелая бездна самопознания:
Мой дьявол стоял по-за правым плечом
и лыко вязал оловянное.
За правым, за правым он был размещен,
и пах валидолом и ладаном.
*
Мне тоже казалось, что кружится мир,
но оси при этом смещенные.
И дьявол мой пьяный со мной, черт возьми,
болтался за правым плечом моим.
*
Я глуп был и весел. Я тешил слова,
и думал, что строю навечное.
А дьявол меня сам себе наливал,
мой дьявол, мой правый, заплечный...
Иллюзии – в том числе и поэтические – сдергивают маски. А в лица страшно смотреть. Однако и смелостью веет от стихов Потемкина. Словно готов поэт к посмертью и не удивит его возможная расплата.
С каждым движением треть превращается в четверть.
От притяжения капли вбиваются в череп.
Бедный июнь! Рецессивные, квелые гены.
Бедное время, что проистечет без легенды.
Трагедия поворачивается то тем, то этим боком и, некрасивая, требует красивых стихов. И стихи Потемкина красивы.
Я черно-бел, и это не слова.
Мне не идут касания «едва».
В полутонах я тоже не силен.
Я словно тот в посудной лавке слон:
чуть шевельнешься – грохот и разор.
Зато не эпигон я и не вор.
Нечто сквозное мерцает, длится черно-белый фильм индивидуального бытия. Легкость пенится в поэтической чаше Потемкина.
Очень прошу вас, плиз,
Будьте меня вы близ.
Будьте со мною тут.
Станет и лад, и гуд.
Да, я дурак, ай ноу.
Только без вас хреноу.
Тошно без вас и бэд.
Полупуста май бед.
Отзвуки Серебряного века играют у него тонкими струнами ассоциаций:
Листва покрылась патиной морозной,
И, к шелесту приплюсовавши хруст,
Ноябрь вводит скрипку виртуозно
В привычную полифонию чувств.
Много ярких вспышек, китайских фонариков зажигалось в строках Потемкина, много благородного серебра переливалось, и свод, оставленный им, вмещается в огромные пространства русской поэзии.
комментарии(0)