Я сквозь туннель вхожу…

Листика (Елену Семёнову) всегда было очень интересно слушать, когда она рассказывала истории. О чем угодно – о Литинституте, о летнем отпуске, о наших писателях-современниках (и живых, и мертвых), о стихах, о газетных буднях, о чем угодно. Манера у нее была завораживающая – она всеми чувствами погружалась в то, о чем говорила, и все эти чувства попеременно отражались на ее всегда добром лице, руки разводились в стороны в широком жесте, палец поправлял сползавшие очки, волосы рыжели, на груди всегда висело какое-нибудь недорогое, но чудное украшение вроде цветного камня, обтесанного морской волной.

У меня до сих пор звучит в памяти и листиковское связующее «во-о-от», и смешок, который то и дело вкрадывался в ее рассказы, смешок приглашающий, чистый, повышающий настроение всем слушателям, и то, какие она всегда находила точные слова, сочные детали, неочевидные штрихи к портретам и ситуациям.

После ухода Листика из жизни я нашла в Сети видеозаписи с разных литературных мероприятий, где она выступала (а она была очень активной, отзывчивой, и хоть и скромной, но совершенно не зажатой, и сцена ее любила). Хотелось снова услышать, как Елена Семёнова делится байками, как она читает стихи, как поднимает порой серьезные, даже страшные темы без пафоса, искренне и просто. Когда смотришь эти записи, совсем забываешь, что такого поэта и редактора, интервьюера и литкуратора, эффектной женщины и редкого человека больше на свете нет.

В голове роятся отрывки разговоров с Листиком в нашей редакции, и хочется уберечь каждый от забвения, от распада, хоть они ничего и не значат и не имеют никакой объективной важности, это всего лишь лоскуты реплик про квашеную капусту, или про взросление и первую любовь, или покойного папу (а он был большим ученым, физиком), или про прочитанные книги, или про общих знакомых, но все равно это кусочек того светлого, глубокого и веселого, что звалось Листиком, поэтому цепляешься хоть за это.

А еще вспоминается день рождения Листика, на который мне повезло попасть вместе со всей редакцией. Мы приехали в Щукино в их с мамой (тоже физиком) гостеприимную квартиру, в которой было столько всяких милых мелочей, привезенных именинницей из поездок или живущих с ней с самого детства, а еще ­– большой музыкальный аппарат, ретро, проигрыватель не помню каких времен, с пластинками. И вот Листик поставила какую-то композицию то ли 70-х, то ли 80-х (я всегда плохо разбиралась в меломанских вопросах) и начала танцевать.

Голоса пели, музыка звучала, Листик танцевала, а мы смотрели на нее как завороженные. Там же с нами сидел и еще один герой сегодняшней рубрики «In memoriam» Александр Анашкин, и он тоже потом танцевал, да так виртуозно, с выдумкой, что этот пляс мне тоже навсегда запомнился. И ведь никто из нас не думал, что через несколько лет Саша и Листик окажутся соседями на газетных страницах в рубрике «In memoriam».

И что в каждом стихотворении Листика будут бросаться в глаза намеки на ее земную кончину. Вот в этом, например:

Вершится тыщеглазая молитва

Я сквозь туннель в нее вхожу, как в дом

А дом?! Ведь дом в трезвучьи донном –

Как бубен! Завершен, застыл…

Замершее молчанье стадиона

Пред тайным откровеньем крыл.

Где, интересно, теперь дом Листика, существует ли он? А если да, то она когда-нибудь при встрече нам обязательно в красках расскажет, где он, что он и какие там порядки. И ласково засмеется.