Хакеры – это протестанты информационного общества

В общем случае слово «хакер» не имеет никакого отношения к компьютерным преступникам. Фото Reuters

Один из самых авторитетных современных социологов Мануэль Кастельс уже 20 лет назад отмечал: «Наши метафоры создают содержание нашей культуры. Поскольку культура вводится и передается посредством коммуникации, сами культуры, то есть наши исторически построенные системы верований и кодов, под влиянием новой технологической системы подвергаются фундаментальному преобразованию – с течением времени все больше и больше» («Информационная эпоха: экономика, общество и культура», М, 2000). Сегодня такой глобальной (и даже тотальной) метафорой стало понятие «сеть».

Универсальность новой метафоры кажется абсолютной: сетевой график, нейронная сеть, сетевая экономика, сетевая логика, информационная сеть, сетевое предприятие, причинные сети, сетевой интеллект, сетевой маркетинг, сетевое общество... Все мы окружены сетями: социальными, профессиональными, информационными, торговыми; даже у эпидемиологов появился термин – «венерические сети». Экосистемы – тоже сети.

Сеть – внутри нас

Естественно, возникает вопрос: в чем причина такой, поистине протеической, универсальности сетевой метафоры? Некоторые исследователи данного феномена приходят к выводу, что сетевые структуры оживляют генетическую память о первобытном социуме. Действительно, Homo sapiens как виду – около 300 тыс. лет; цивилизованному обществу – не больше 20 тыс. лет. То есть человек на протяжении более 90% всей своей истории находился (и формировался) в условиях первобытных групп. «Таким образом, современные сетевые структуры можно рассматривать как эксперимент по воскрешению некоторых черт, присущих группам охотников-собирателей», – делает вывод профессор биологического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова Александр Олескин.

Принципиально важен следующий факт: законы, по которым строятся и развиваются эти сети, аналогичны тем, по которым строится и развивается глобальная компьютерная сеть – Интернет, или Всемирная паутина – World Wide Web (WWW).

Именно WWW приобретает сегодня критически важное значение в формировании культуры. Принципиальная возможность такого сценария развития заложена в самой онтологии Интернета, которая, в свою очередь, рождается из технологии. «Все проявления культуры, от худших до лучших, от самых элитных до самых популярных, соединяются в этой цифровой вселенной, которая связывает в гигантском историческом супертексте прошлые, настоящие и будущие проявления коммуникативной мысли. Делая это, они строят новую символическую среду. Они делают виртуальность нашей реальностью», – уверен Кастельс.

Человеческая цивилизация создала такое средство порождения знаков – Сеть, более конкретно – Интернет, – которое, во-первых, само стало субъектом цивилизации и, во-вторых, кардинально меняет онтологические основы этой цивилизации. Сопротивление – бессмысленно.

Однако, анализируя причины этой всепроникающей способности науки, техники и технологий (в данном случае – сетевых технологий), мы можем говорить о том, что уже сама антропология дает основания говорить о безальтернативности техногенного пути развития человеческой цивилизации. Или, другими словами, создание технологических систем на основе научных исследований – это антропологическое, внутренне присущее человеку свойство. Ничьей злой воли или хитроумного замысла в этом нет. Со всей очевидностью это стало понятно именно на примере развития сетевых информационных технологий.

Авторитетный итальянский антрополог Детальмо Пирцио-Бироли пишет в своей монографии «Культурная антропология Тропической Африки» (1978): «Интересно также мимоходом отметить, что в наших индустриальных, так называемых развитых обществах ныне впервые появились проблемы высвобождения от природных условий, созданных не как обычно самой природой, а человеком (различные виды загрязнения окружающей среды)».

Обратим внимание на парадоксальный в контексте экологического подхода факт: созданная человеком искусственная окружающая среда (вторая природа, Интернет в том числе) нуждается в человеческом присутствии (поселениях) для поддержания однажды установленного баланса.

Воспроизводство коммуникаций

В этой связи можно вспомнить высказывание Зигмунда Фрейда: «Техническая экспансия человечества является сублимированным, то есть принявшим культурно приемлемые формы, садизмом».

Академик Вячеслав Степин связывал феномен тотального распространения техногенной цивилизации с постепенным формированием начиная с XVII века культурной матрицы техногенной цивилизации: «Она проходит три стадии: сначала – прединдустриальную, потом – индустриальную, и наконец – постиндустриальную. Важнейшей основой ее жизнедеятельности становится прежде всего развитие техники, технологии, причем не только путем стихийно протекающих инноваций в сфере самого производства, но и за счет генерации все новых научных знаний и их внедрения в технико-технологические процессы. Так возникает тип развития, основанный на ускоряющемся изменении природной среды, предметного мира, в котором живет человек. Изменение этого мира приводит к активным трансформациям социальных связей людей <…>. Везде культурная матрица техногенной цивилизации трансформирует традиционные культуры, преобразуя их смысложизненные установки, заменяя их новыми мировоззренческими доминантами» («Теоретическое знание», М., 2000).

Итак, культуры – это порождения коммуникационных процессов. Воспроизводство общества – это не воспроизводство особей, это воспроизводство коммуникаций. Без учета этой «технологической подложки» вряд ли удастся выявить и адекватно объяснить все значимые связи в проблеме «Экология и нравственность в ХХI веке». А это критически важно, ведь, как подчеркивал французский философ и социолог Жан Бодрийяр, «когда мир людей оказывается проникнутым технической целесообразностью, то при этом и сама техника обязательно оказывается проникнута целесообразностью человеческой – на благо и во зло».

В конце ноября 2002 года Конференция ООН по торговле и развитию (UNCTAD) представила ежегодный «Доклад по электронной торговле и развитию». В этом документе констатировалось, что к концу 2002 года число постоянных пользователей сети Интернет составит 655 млн человек. По сравнению с 2001 годом рост интернет-аудитории достиг 30%.

Эта статистика имеет не только символическое значение. Дело в том, что, согласно эмпирическим маркетинговым исследованиям, взрывной рост распространения какого-то товара или услуги происходит после того, как количество потребителей достигает 10% популяции. В таких условиях не учитывать влияния Сети на социум просто неразумно.

Впрочем, показатель в 10% – величина в значительной степени условная. Так, согласно другим исследованиям, в распространении идей критической точкой становится 5% популяции. Правда, чтобы их убедить, следует достичь своим сообщением 50% популяции. При переходе через 20% идея уже живет своей жизнью и более не требует интенсивной коммуникативной поддержки.

И все-таки что ждет социум, перешагнувший 10-процентный порог представительства в глобальной компьютерной сети Интернет? Образует ли Сеть некий новый социум с особой этикой? Можно ли установить общие правила поведения в глобальном сетевом пространстве, где пользователи принадлежат к различным культурам и субкультурам (национальным, возрастным, профессиональным)? Имеет ли смысл вообще пытаться это делать? Что нового привносит Интернет в понимание моральных прав и ответственности?

Теперь ее зовут «информация»

Изменения, которые вносит Сеть в фундаментальные основы человеческой цивилизации, в самом обобщенном виде нашли свое выражение в концепции так называемого информационного общества. «Основу этого общества образует информативность, – отмечают Пекка Химанен и Мануэль Кастельс. – Это означает, что определяющее действие во всех сферах человеческой практики предпринимают на основе информационных технологий, что такие действия организованы (в глобальном масштабе) в информационные сети и сосредоточены на обработке информации (символов)» («Информационное общество и государство благосостояния: финская модель», М., 2002).

Помимо всего прочего это означает также, что развитие надстроечных категорий определяет развитие общества.

Выступая на Всемирном экономическом форуме в Давосе в 2000 году, глава крупнейшей мировой медиакорпорации AOL+Time-Warner Стив Кейз подчеркивал, что Сеть станет местом, где не только растет число пользователей-покупателей, но и будут культивироваться стремления, вкусы, фантазии, стиль жизни. Сегодня мы с вами можем сами оценить, насколько оправдались эти прогнозы… Впрочем, уже в 2001 году итальянский публицист Джульетто Кьезе заявил: «В XIX веке и до последней четверти ХХ века культура считалась синонимом свободы и прогресса как индивидуума, так и общества. Сегодня же культура превратилась просто в одну из сфер экономики и средство извлечения прибыли. Культура изменила свое имя – теперь ее зовут информация».

Мутации информационного общества в соответствии с логикой саморазвития Сети приводят к фундаментальным изменениям этических парадигм. В частности, уже сегодня многими исследователями отмечается назревающий разрыв между традиционной протестантской этикой и хакерской этикой, исповедуемой творцами информационного общества. Зародиться хакерская этика могла только с возникновением глобальной коммуникационной инфраструктуры. (Хотя в некоторых работах генезис хакерства как социального типа поведения выводится от Сократа.)

«В данном случае слово «хакер» не имеет никакого отношения к компьютерным преступникам, – подчеркивают Химанен и Кастельс в своей развернутой характеристике хакерства. – Это слово означает то, что оно и означало изначально: человека, желающего реализовать свою страсть к творчеству… Хакеры стремятся к полной самореализации, к использованию своих творческих способностей... На социальном уровне хакеры работают как сеть, в которой деятельность по развитию остается открытой в той мере, в какой другие могут подключиться к реализации идеи… В глобальной конкуренции включенная в хакерскую этику идея сети имеет критически важное значение потому, что фундаментальные инновации требуют таких огромных ресурсов, что ни у одного отдельно взятого действующего лица, говорим ли мы о предприятии, исследователях или гражданах, их просто нет. В глобальной конкуренции необходима не революция, а сеть мятежников».

Хакерская модель объединения интеллектуальных ресурсов (через создание обширных интерактивных сетей) все чаще показывает свое преимущество перед традиционной вертикальной иерархией. В 1972 году хакер Рей Томлинсон изобрел первую электронную почту. В 1978 году два чикагских студента Уорд Кристенсен и Рэнди Сьюэсс, пытаясь найти систему передачи друг другу микрокомпьютерных программ по телефону, изобрели модем (модулятор-демодулятор) – один из основополагающих технологических элементов существования Сети. В 1979 году американские студенты Том Траскотт, Джим Эллиас и Стив Белловин разработали электронные конференции. А в начале 1990-х годов англичанин Тим Бернерс-Ли и другие хакеры объединили усилия в открытом процессе разработки, в результате которого была создана Всемирная паутина (WWW)…

Этика хактивизма

Этот ряд технологических изобретений можно было и продолжить. Но даже из приведенных примеров ясно, что общества, относящиеся к хакерским сетям исключительно только как к криминальным или полукриминальным структурам, возможно, отсекают от себя один из основных источников интеллектуального капитала и материального богатства. Это поняли быстро. Недаром сегодня хакерские группировки почти официально опекаются государством.

Хакерская этика со свойственным ей акцентом на страстное и творческое отношение к труду ставит под сомнение присущее протестантской этике отношение к труду как к обязанности. Если профессиональная деятельность при классическом капитализме заставляет людей жертвовать ради экономического успеха своими естественными склонностями, что и составляет ключевую черту протестантского сознания – способность к систематической и крайне методичной деятельности, то хакеры представляют культуру формирующегося сетевого общества.

Образно говоря, их жизнь больше похожа на вечную пятницу, за которой следуют выходные, чем на монотонный труд в течение недели в надежде получить награду в виде заслуженного уик-энда. Хакер может работать ночь напролет, а наутро взять выходной и отправиться пить пиво.

Зафиксировать и изучать формирование хакерской этики важно как раз потому, что хакерская этика претендует на то, чтобы заместить или по крайней мере существенно видоизменить протестантскую этику. Социальные последствия такого вытеснения могут быть весьма нетривиальными. Например, общепринятым сегодня считается, что современная наука своим возникновением обязана именно формированию протестантской этики. Исследования показывают, что до сих пор большинство крупных ученых являются выходцами из протестантских семей. «На протяжении четырех столетий доля протестантов среди крупных ученых и университетских преподавателей существенно превышала представительство других религиозных конфессий – даже в тех странах, где протестанты составляли относительно небольшую часть населения, – отмечает член-корреспондент РАН, заместитель директора Института психологии РАН Андрей Юревич. – Имеются эмпирические данные о том, что, например, физики-экспериментаторы в западных странах почти всегда имеют протестантское происхождение – даже если сами они не религиозны».

В результате технологической эволюции появляется уже как вполне различимый социальный феномен хакерская этика. Похоже, она постепенно берет на себя функцию, еще недавно казавшуюся исключительным атрибутом западной, протестантской этики, – создает инновационную культуру. Но это уже не культура индустриального мира, а культура информационного общества.

Еще одна принципиально важная черта хакерской этики – она представляет собой одно из проявлений глобального мышления. Конечно, у каждого хакера есть свои национальные корни. Но хакерские сети нечувствительны к тому, люди каких национальностей в них участвуют. Часто хакеры даже не знают национальности своих партнеров – критериями оценки здесь служат совсем другие показатели, например уровень креативности. Возник даже специальный термин для обозначения сетевой активности – хактивизм.

Разрушительная цифровизация

Ошибкой было бы думать, что механическое перенесение в вертикальную иерархическую структуру индустриального общества информационных технологий автоматически приведет к созданию информационного общества и государства благоденствия. Наоборот, уровень иерархизации в этом случае только возрастает; так рождаются и умирают индустриальные монстры. Характерный пример в этом отношении дает история СССР.

Не уловив вовремя тенденцию перехода западных экономик к сетевым формам организации, к формированию информационного общества, Советский Союз пытался сохранить свою конкурентоспособность (а по сути, цивилизационную идентичность) за счет массированного внедрения различных АСУ, информационно-вычислительной техники, автоматизации производства. Задача ставилась вполне конкретно: «Развернуть работы по созданию и внедрению автоматизированных систем планирования и управления отраслями, территориальными организациями, объединениями, предприятиями, имея в виду создать общегосударственную автоматизированную систему сбора и обработки информации для учета, планирования и управления народным хозяйством на базе государственной сети (курсив мой. – А.В.) вычислительных центров и единой автоматизированной сети связи страны. При этом обеспечить с самого начала проведение принципа организационного, методологического и технического единства этой системы», – подчеркивалось в «Директивах XXIV Съезда КПСС по пятилетнему плану развития народного хозяйства СССР на 1971–1975 годы».

Но жестко структурированное по вертикали общество не смогло «переварить» эти нововведения. Хакерская этика пришла в конфликт с концепцией государственной сети (то есть, как это тогда мыслилось, с одной гигантской супер-ЭВМ, управляемой из единого центра). «Программы развития сетей передачи и обработки информации, которые должны были охватить всю страну, увязывались с глобальной идеологической программой построения коммунистического общества», – отмечал специалист в области искусственного интеллекта и интеллектуальных систем профессор Дмитрий Поспелов.

Сегодня Сеть становится физической средой обитания вполне реального социума. И отрицательный опыт «цифровизации» Советского Союза, возможно, было бы полезно учитывать и сейчас. Например, в рамках стартовавшего национального проекта «Цифровая экономика».