Ленин как гениальный человек действия, но только в интересах гибели и смерти

Даже спустя 100 лет со дня смерти В.И. Ленина его личность остается до конца «нерасшифрованной». Что не мешает функционированию имени Ленина как символа. Фото Reuters

На сегодняшний день создан целый комплекс наук, разрабатывающих проблематику того, как действовать в современном усложняющемся социуме и управлять им. В их числе такие предметные области, как разнообразные теории управления (изучают ключевые принципы управления и способы достижения поставленных целей через реализацию управленческих функций), теория принятия решений (изучает закономерности выбора путей решения зачастую тоже нестандартных задач для достижения поставленных целей, способы поиска этих путей в условиях неопределенности и решения с элементами рисков), социальные технологии (ориентируют на такое выстраивание социальных взаимодействий, которое обеспечивает поиск оптимальных управленческих решений и просчитывает приемы их реализации)…

Разработчикам указанных теорий не грех было бы если не поучиться, то поинтересоваться, как приходилось решать сложнейшие проблемы в ходе строительства нового – Советского – государства.

Жизнь и судьба князя-большевика

Еще при живом Владимире Ленине пролетарский поэт Николай Полетаев так увидел фигуру вождя революции и после ее осуществления креативного управленца: «Портретов Ленина не видно. / Похожих не было и нет: / Века уж дорисуют, видно, / Недорисованный портрет». Портрет этот дорисовывается и в год столетия со смерти Ленина (21 января 1924 года). И здесь какую-то черту к недорисованному портрету могут добавить исследования князя Дмитрия Петровича Святополка-Мирского.

Русские князья – сословие крайне противоречивое. С одной стороны, они резко выступали против многих социальных трансформаций России: достаточно вспомнить боярскую оппозицию Ивану IV и Петру Первому. С другой – некоторые их представители вставали в передовые ряды преобразователей – можно вспомнить Василия Голицына или Федора Ромодановского при Петре.

Ситуация типологически не изменилась в ходе Февральской и Октябрьской революций 1917 года. Князь Георгий Львов возглавлял Временное правительство, а князь Петр Кропоткин был олицетворением мирового анархизма. Крайне интересен жизненный путь еще одного из них.

Родился Дмитрий Святополк-Мирский в 1890 году в Харьковской губернии. Его отец Петр, крупный землевладелец и англофил, был министром внутренних дел Российской империи в 1904–1905 годах, об увлечениях сына знал и довольствовался тем, что тот всего лишь социалист, но не анархист. Мать происходила из рода Бобринских, потомков сына самой Екатерины II. Проявил способность к иностранным языкам, писал стихи в духе символизма, но с 1911 года служил в армии, участвовал в Первой мировой войне, получил боевые награды.

В конце Гражданской войны был интернирован в Польше, после концлагеря оказался в Афинах, а с 1921 года трудился в Лондонском университете; на основе читаемых там лекций подготовил вышедшую в 1925–1926 годах «Историю русской литературы» (ИРЛ) – лучшего пособия по предмету, причем не только для англо-, но и русскоязычной публики.

В 1930 году стал марксистом, пройдя через горнило евразийства, правда – левого, представители которого не уходили от подозрений в связях с советской разведкой. После встречи с Максимом Горьким устремился на родину, куда прибыл в 1932 году. За год до этого стал членом Компартии Великобритании, но автоматически в ряды ВКП(б) принят не был. Проводил в СССР активную работу как историк литературы и публицист, переводил на английский язык труды Ленина. Был известен Льву Троцкому и Иосифу Сталину… Но в 1937 году арестован по подозрению в шпионаже. Смертный час встретил в лагерной больнице под Магаданом в 1939 году, реабилитирован в 1963 году.

Труды о непостижимом активисте

Имя Ленина впервые мелькнуло в письме Святополка-Мирского от 5 сентября 1920 года из Афин английскому русисту, устраивавшему на работу; в нем он фиксирует расхождение «России Ленина» с «Россией чернозема», описателем которой был Николай Лесков.

В 1922 году Святополк-Мирский говорит о вожде революции: «Ленин, безусловно, является одним из величайших ораторов современности, потому что он заставил толпы выполнять то, что они были склонны сделать». Впрочем, и упрекает Владимира Ильича за непонятный партийный жаргон. В 1924 году он допускал, что Ленин – гениальный человек действия, но только в интересах гибели и смерти.

Однако в начале 1925 года Святополк-Мирский откликнулся на смерть вождя статьей, которая отличалась особым акцентом на его «монгольском расовом происхождении». Это-де видно не только по его чертам, но и по присущему главе большевистской партии «упорству, выдержке, упрямству, хитрости, коварству, неумолимости и жестокости». Все же он был обречен признать: в Ленине – «все русское, даже его толкование учения Карла Маркса. Все формулировки, лозунги, методы – все это в высшей степени русское, точнее, русско-татарское».

Может, так получилось потому, что он спасал Россию – и за это его так обожал русский народ, спасаясь от врагов? – задается вопросом Святополк-Мирский. В конце же статьи он уподобляет Ленина уже не азиатскому Чингисхану, а отечественному былинному герою Святогору.

В ИРЛ на английском языке Святополк-Мирский поместил Ленина в ряду тех носителей словесности, которые занимали княжеский престол и царский трон, включая Владимира Мономаха с его поучениями, Петра I с его поражающими варваризмами в приказах и распоряжениях, Екатерины II, Наказ которой был запрещен цензурой в самой Франции. Так, во франкоязычной статье 1931 года «Петр Великий и Советы» он утверждал: «Ленин создал новый тип политического действия и прекратил то, что до той поры было игрой политического случая, в научную технологию, победившую постольку, поскольку она давала возможность предвидеть вероятность победы».

Обратим внимание на выделенные нами слова – в них предвещается нечто и о науке управления, и о социальных технологиях.

Почти одновременно с написанием англоязычной книги о Ленине вышла русскоязычная статья под названием «История одного освобождения». До приезда князя в СССР она появилась на французском языке. «Те месяцы, – пишет Святополк-Мирский, относя их к пребыванию в узкой квартирке в Лондоне, – которые я провел с Лениным, были наиболее значимыми и плодотворными в моей жизни». И добавил, что в этом деле ему помогли две совершенно замечательные книги: «Основы ленинизма» Сталина и «Воспоминания» Надежды Крупской. В это же время успешно прошел провозглашенный год великого перелома (1932), означавший начало форсированной индустриализации и коллективизации – на фоне Великой депрессии на Западе. Это и есть, согласно Святополку-Мирскому, реальность диалектическая, которая оказалась равномощной реальной классовой борьбе; она разворачивалась во всю мощь уже внутри класса крестьянства.

«Административный педагог»

Однако раскроем так и не переведенную на русский монографию о Ленине, особенно внимательно вчитываясь в страницы, имеющие отношение к наукам об управлении.

Государствостроительная мысль Ленина зарождалась в годы того, что Святополк-Мирским именуется Великой войной, и продолжалась во времена войны Гражданской – немаловажный фактор, им отмеченный. В его анализе феномена империализма это особо подчеркивалось: «Существенное различие между этой эпохой и эпохами раннего капитализма просматривается через принципиально разные подходы к ведению войны».

Тюремное фото князя-марксиста Дмитрия Святополка-Мирского. 1937 г.  Фото из книги Михаила Ефимова и Джеральда Смита. «Святополк-Мирский». М.: Молодая гвардия, 2021

В этом плане Святополк-Мирский представил Ленина в необычном ракурсе – как «административного педагога» (administrative pedagogue), решающего самые необычные задачи трудового воспитания народа. Вождь учил бороться с бюрократизмом, подвергаться самокритике, включая признание своих ошибок, внедрять научные формы организации труда, при этом не пренебрегая зарубежным опытом в этих направлениях. Все это осуществлялось с опорой на его «мощный интеллект и безграничную работоспособность», служившие образцом для других. Многим, и даже рабочим, представлялось, что Ленин в этом плане стоял вне и над партией, но, по сути, он действовал и мог действовать только как лидер команды (the team-leader). Соответственно выстраивался и его управленческий стиль – предельно гибкий и позволивший перейти к новой экономической политике.

Святополк-Мирский особо подчеркивает, что вся жизнь Ленина была исключительно практическим действием. «Однако, в отличие от деяний людей в ходе предшествующей истории... каждое из его действий неотличимо от теоретического знания». Добавим от себя: знаний из тех предметных областей, которые позже приобретут названия: теория управления, теория принятия решений, социальные технологии. «Действие есть душа марксистской теории, но это подтверждают только практические дела Ленина», – афористически утверждает Святополк-Мирский. Дела, обосновываемые на применении диалектического метода в конкретных условиях. И тем, что еще в своей ИРЛ Святополк-Мирский называл мужеством ответственности.

Остается заметить, что о доминировании проектной мысли над интуицией пишет и современный аналитик Сергей Кара-Мурза: «Предвидения Ленина сбылись с высокой точностью (в отличие от Маркса). Читая его материалы, приходишь к выводу, что дело тут не в интуиции, а в методе работы и типе мыслительных моделей».

Как дорисовывать портрет

В книге «Интеллиджентсиа», выпущенной издательством «Советская литература» в 1934 году, а на английском языке – в 1935-м (ее название – транскрипция русского слова), отмечено, что ряд представителей английской интеллигенции «ушиблены» марксизмом и фигурой Ленина в условиях великого кризиса на Западе и года великого перелома на Востоке. Так, Герберт Уэллс беседовал с Лениным и, как известно, именовал его «кремлевским мечтателем». А вот приехавший в 1925 году в СССР экономист Джон Кейнс допускал осуществимость многих такого рода мечтаний.

Философ же Бертран Рассел констатирует князь-марксист, «социалистическое строительство СССР… сближает с субсидированным казной строительством японского капитализма 1870–1890 годов; Ленина с Рокфеллером как представителей активного, наступательного типа, противостоящего типу «бескорыстного» ученого».

Отметим все же, что Ленина Рассел ставил куда выше и в особой «мечтательности» его не уличал. Так, в 1924 году он, откликаясь на его смерть, писал: «Можно полагать, что наш век войдет в историю веком Ленина и Эйнштейна, которым удалось завершить огромную работу синтеза, одному – в области мысли, другому – в действии. Ленин казался мировой буржуазии разрушителем, но не разрушение сделало его известным. Разрушить могли и другие, но я сомневаюсь, нашелся ли бы еще один человек, который мог бы так хорошо строить заново». И далее он именует Ленина «философом, творцом системы в области практики». Система в области практики – это, на наш взгляд, и есть управленческий стиль Ленина и присущие ему социальные технологии.

В заключение отметим: конечно, появятся новые апологии и обличения вождя, однако соображения князя-большевика о том, что Ленин делал и сделал, не потеряют ни яркости, ни убедительности. Особенно его суждения об «административном педагоге» и «главе управляющей команды». Так что до, в ходе и после столетия со смерти Ленина его портрет придется «дорисовывать».