Кого и куда ведет «зеленый переход»

Глобальный Север весьма обтекаемо декларирует «уход от ископаемого топлива». Фото Reuters

18–19 сентября 2023 года в Нью-Йорке проходил Саммит по целям в области устойчивого развития (ЦУР). Мировые лидеры собрались, чтобы обсудить повестку дня в области устойчивого развития до 2030 года и подвести итоги выполнения 17 целей в области устойчивого развития. Участники саммита отметили, что острота противоречий современной мировой социально-политической ситуации отнюдь не благоприятна для эффективной реализации ЦУР. И тем не менее в принятой на саммите Политической декларации заявлено о поддержке курса мирового сообщества на продолжение стратегии устойчивого развития. Более того, было принято решение о проведении Саммита будущего (сентябрь 2024 года). Подготовка к этому саммиту уже началась.

В приложении «НГ-наука» мы стараемся отслеживать этот процесс. Первый выпуск рубрики «Саммит будущего» появился в «НГ-науке» 11 октября 2023 года, он открывался текстом, который представил Виктор Лось: «Почему человечество так устойчиво не хочет развиваться». Затем была публикация Михаила Иоффе «17 мгновений устойчивого развития» (22 ноября 2023 года). Сегодня – новый материал, с нестандартным взглядом на перспективы «зеленой энергетики».

Обсуждение концепции устойчивого развития в мировом и российском контексте, надеемся, отвечает интересам и окажется полезным как для ученых, так и для общества в целом. Причем речь идет не только о сообществе ученых-экологов. Экспертный, критический взгляд на ЦУР и стратегию устойчивого развития как геополитический феномен могли бы представить экономисты, социологи, физики, математики (куда же без математики?!), химики и даже филологи (почему бы нет?). Цели устойчивого развития, конечно, надо пропагандировать. Но при этом их не только можно, но и нужно аргументированно критиковать.

Андрей Ваганов, ответственный редактор приложения «НГ-наука».

Среди центральных глобальных проблем изменение климата вроде бы стоит особняком. Взгляды на нее подавляющего большинства государств и того, что (несколько неточно) называют мировым общественным мнением, достаточно близки. Климатический кризис в самом деле подрывает устойчивость развития человеческой цивилизации. Но за этой общей констатацией скрывается ворох противоречий, взаимоисключающие политические подходы и стратегии, которые очень трудно состыковать.

Преуменьшая перекосы

В основе такой чересполосицы – разные взгляды на ответственность групп государств за климатическое неблагополучие, затор в усилиях по перераспределению богатства в современном мире, черепашьи шаги в деле реформы глобальной финансовой системы. Коротко говоря, призывы обезуглеродить (декарбонизировать) наше будущее фокусируются на одном – пускай чрезвычайно важном – аспекте, преуменьшая иные перекосы в мировой экономике.

Однако объективности ради надо признать, что попытки справиться с климатическим вызовом – сегодня едва ли не самая налаженная сфера взаимодействия государств и негосударственных субъектов, несмотря на все геополитические тучи. Много лет ведутся многосторонние переговоры в рамках СОР – конференции участников ооновской конвенции по изменению климата. Они пришли на смену Киотскому протоколу, который требовал действий только от развитых государств. И ведь не скажешь, что ничего не происходит. Новые стратегии, принятые в большинстве государств (в том числе и в России), иные щадящие планету технологии – пусть медленно, но меняют ситуацию к лучшему. Десяток лет назад прогнозировалось, что рост температуры в мире к 2100 году достигнет 3°С. Сегодня же ожидания снизились до 2,5–2,8 градуса. Но это пока далеко от цели Парижского соглашения 2015 года (2°С, а еще лучше 1,5°С).

Главный же козырь адвокатов быстрейшего перемещения в желанное низкоуглеродное будущее состоит в прогрессе разработок источников возобновляемой энергии. Скажем, согласно International Renewable Energy Agency, в 2015 году установленная мощность солнечных электростанций в мире была 230 ГВт; в 2022 году она превысила 1000 ГВт. Примеры можно множить, но при всей своей показательности они содержат долю лукавства.

Для того чтобы выяснить, что же здесь лукавого, обратимся к самому – чрезвычайно популярному сегодня – термину «зеленый переход».

Конференция СОР28 в Дубае подтвердила, что пик спроса на нефть и газ просматривается на рубеже двух-трех десятков лет.  Фото Reuters

Как и прежде стержневое понятие «устойчивое развитие», он позволяет каждому вкладывать собственное содержание, расставлять приоритеты по-своему. Вообще вся климатическая повестка изначально формировалась под влиянием постиндустриальных держав глобального Севера. Таковой она, грубо говоря, и остается; усилия сделать ее более сбалансированной лишь частично успешны.

Лидером с точки зрения идеологии «перехода», политических установок и возникающих стандартов является Европейский союз. Именно чиновники из Брюсселя и действующие с ними в унисон десятки мозговых центров, некоммерческих организаций делают упор на задаче полностью заместить ископаемое топливо как первопричину климатического кризиса. (Те же американцы, действуя сходным образом, все же более прагматичны.)

Но, как это нередко бывает, действительность путает карты хитроумных стратегов. С началом СВО весной 2022 года энергетические рынки Евросоюза перевернулись. Прежде всего пришлось срочно реабилитировать ископаемое топливо «вчерашнего дня», включая – страшно сказать! – уголь. Низкоуглеродные амбиции при этом сохранились большей частью в разделе риторики. Но по состоянию на сегодняшний день, похоже, худшего удалось избежать (призрак рецессии в промышленности не в счет). Поэтому европейский политический мейнстрим с удвоенной энергией продвигает вперед «зеленую» трансформацию.

Понять европейцев можно. Во-первых, имеющиеся и перспективные технологические решения обещают ЕС выгодные позиции в глобальной экономической гонке. Во-вторых, высокие собственные требования (скажем, Механизм трансграничного углеродного регулирования – SBAM) позволяют использовать протекционизм – не называя его по имени.

Однако подвохи на этом пути не заставили себя ждать. Заокеанский союзник вроде бы поспешил на помощь, заменяя российский трубопроводный газ американским СПГ. Но тут возник целый шлейф деликатных вопросов: пугающая зависимость ЕС от тандема США–Катар; долгосрочные инвестиции в газовую инфраструктуру не по душе пуристам обезуглероживания. И все же главное в том, что европейские лидеры упрямо гнут свою линию на безотлагательность «перехода». В развитие «экологически чистой энергии» предполагается инвестировать в ближайший период 210 млрд евро, чтобы увеличить долю ВИЭ в энергобалансе континента с нынешних 22% до 45% в 2030 году.

Однако, обрисовывая радужные перспективы, бюрократы в Брюсселе и западноевропейских столицах затушевывают истинную цену «перехода» для рядовых граждан и целых сегментов экономики. В частности, в Великобритании, Германии набирает силу общественный протест против перевода отопления жилья на ВИЭ.

При всем этом противоречивость взглядов на энергетическую революцию внутри самих постиндустриальных стран – это лишь часть общей картины, причем не главная.

«Переходное» топливо

Большой спорный участок сложился не сегодня. Речь о расхождениях между гонителями ископаемого топлива на глобальном Севере и нефте- и газодобывающими странами. Очередной драматичный эпизод произошел на конференции СОР28, завершившейся в Дубае в середине декабря 2023 года. Достигнутый «на флажке» компромисс говорит о постепенном «уходе от ископаемого топлива» (Transitioning away from fossil fuels), чтобы достичь углеродной нейтральности к 2050 году – что стало первой формулой такого рода в ходе климатических переговоров. При этом делегаты добавили слова «честным, упорядоченным и справедливым путем» (in a just, orderly and equitable manner), что дает на будущее карты в руки как критикам, так и адвокатам нефти, газа и угля.

Более того, в тексте есть ссылки на допустимость «переходного» топлива (в основном это газ) для продвижения вперед, а также на использование всех вариантов сокращения выбросов. Последнее означает и атомную энергетику (понятно удовлетворение России, Франции и т.п.), и улавливание и захоронение углекислого газа – за это всегда высказываются Китай и нефтегазовые монархии Залива.

«Уход от ископаемого топлива» стал формулировкой, глубоко разочаровавшей радикальных политиков и экспертов, а также малые островные государства, которые живут под дамокловым мечом глобального потепления и повышения уровня Мирового океана. Одновременно гибкий язык дипломатии оказался успехом хозяев из ОАЭ, саудовцев, вообще государств ОПЕК (ну и России). Другое дело, что почивать на лаврах тут не придется. СОР28 подтвердил, что пик спроса на нефть и газ просматривается на рубеже двух-трех десятков лет, и для российской индустрии и экспорта это, скажем так, не самая лучшая новость. Кроме того, в документе Дубая есть обязательства утроить ввод мощностей возобновляемой энергетики к концу десятилетия, а также вдвое повысить энергоэффективность экономики.

Половинчатый итог Дубая, помимо прочего, означает «зеленый свет» новым инвестициям в инфраструктуру ископаемого топлива. Это хорошая новость не только для нефтегазового лобби, в том числе российского. Позиции целого ряда западных государств похожи на «борьбу нанайских мальчиков» (был такой популярный в советское время эстрадно-цирковой номер). Так, строительство СПГ-инфраструктуры в США в последнее время стало, по свидетельству журнала The New-Yorker, самым крупным проектом в мире в сфере ископаемого топлива.

Cогласно оценкам International Renewable Energy Agency, в 2015 году установленная мощность солнечных электростанций в мире была 230 гигаватт; в 2022 году она превысила 1000 гигаватт.  Фото Reuters

Теперь о еще одном ключевом аспекте перехода, том самом его «справедливом» характере. Когда в послекиотский период задача преодолеть климатический кризис стала формулироваться как всеобщая, глобальный Север взял курс на подталкивание «Юга» ко все более решительным действиям. Строго говоря, линия логичная: феномен изменения (или изменений) климата – всемирный, его не касаются государственные границы или геополитические линии. Если даже развитые государства в один прекрасный день отчитаются о нейтральности в выбросах парниковых газов, климат на Земле не выправится, если развивающиеся страны и растущие экономики не достигнут этой же стадии.

Многое упирается в историческую ответственность индустриальных наций за климатический кризис, на которой делает акцент третий мир. Если отбросить дипломатичность, то смысл упреков таков: вы разбогатели в индустриальную эру, сотни лет выбрасывая в атмосферу парниковые газы, а сегодня морализируете, предлагая решения, соответствующие вашим интересам и одновременно подрывающие перспективы нашего развития.

Есть научное исследование, оперирующее понятиями глобального «углеродного бюджета» и «справедливых долей» (выбросов) для различных групп государств с прицелом на достижение целей Парижского соглашения. Так вот, по подсчетам этих ученых, глобальный Север выбрал свою «долю» еще в 1969 году и с тех пор использует чужие квоты. Между тем, скажем, африканские страны ответственны лишь за 4% глобальных выбросов парниковых газов и достаточно справедливо считают, что индустриальные загрязнители в долгу перед ними. Однако Африка пока получает извне лишь 12% финансовых средств, необходимых для противодействия негативным последствиям климатических изменений.

Климатическое финансирование

Тут мы подходим к центральной проблеме «зеленого перехода» – к деньгам.

Климатическое финансирование стало одним из самых острых аспектов дипломатических переговоров и вообще мировой политики. Чем дальше, тем более очевидно, что огромные (а не просто большие) средства нужны на смягчение последствий кризиса и адаптацию, а теперь – после создания благодаря СОР Фонда потерь и ущерба – еще и на эти цели.

Но здесь масштабы потребностей «третьего мира» и выделяемые постиндустриальными странами – по международным договоренностям – суммы просто несопоставимы. Еще в 2009 году было согласовано, что внешнее климатическое финансирование глобальному Югу должно достичь ежегодной планки в 100 млрд долл. к 2020 году. Эта высота по-прежнему не взята.

Еще один грустный пример: ооновское агентство ЮНЕП сообщило в ноябре минувшего года, что ввиду потребностей развивающихся стран потоки внешнего финансирования им на цели адаптации должны быть как минимум в 10 раз больше, чем сейчас.

Или упомянутый Фонд потерь и ущерба: на СОР28 было под аплодисменты объявлено, что он вот-вот начнет функционировать и собраны первые 700 млн долл. (Богатейшее государство мира – США – внесло пока архискромные 17,5 млн, что, по словам известного экономиста Дж. Сакса, равно тратам Пентагона за 9 минут.) При этом, по имеющимся оценкам, фонд должен бы ежегодно выделять пострадавшим от климатических неурядиц и бед (наводнения, засухи, исчезновение лесов и т.п.) странам 400 млрд долл. Как говорится, почувствуйте разницу.

В любом случае – пусть мозговые центры и международные организации жонглируют разными цифрами с большими нулями – климатическое финансирование является настоящим узким местом любого варианта «зеленого перехода». Эксперты и политики ломают голову, как его расшить, и выдвигают немало идей. Скажем, активнее привлекать частный капитал с глобального Севера, перестроить, наконец, деятельность многосторонних институтов типа Всемирного банка и МВФ, провести реальную реформу международной налоговой системы и т.д. Инициативы все стоящие, но продвигать их – дело весьма хлопотное; при этом нет никакой гарантии, что, даже реализовавшись, они принесут нужный объем средств развивающимся странам.

Одним словом, между постиндустриальными нациями и «третьим миром» реально лежит глубокий водораздел в отношении энергетического перехода. Сегодня возможности перебросить через него мостики просматриваются едва-едва. Но если кто-то в России потирает руки, глядя на уязвленный «зеленый колониализм», то это недальновидная позиция. Растущим экономикам, в том числе российской, вряд ли удастся отсидеться в стороне, ожидая, пока «Север» заткнет финансовые дыры. Резко наращивать собственную энергоэффективность, внедрять иные технологии, увеличивать свой вклад в продвижение глобального Юга к нулевому уровню выбросов – таковы параметры разумных действий. Пример уже сегодня подает Китай.